Ф. Е. Мельников

 

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВНОЙ (СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ) ЦЕРКВИ

 

 

Вступление

 

Триста лет назад Россия исповедовала одну христианскую, православную веру и составляла одну истинную православную Церковь. Не было тогда в Русской Церкви ни ересей, ни расколов, ни раздоров. Более шести веков, начиная с крещения Руси (в 988 г.). Русская Церковь наслаждалась внутренним миром и покоем. Правда, появились было в ней в XIV-XV вв. еретики стригольники, жидовствующие, но быстро исчезли. Неоднократно делали покушение на Русскую Церковь римские папы, стараясь подчинить ее своей власти, поработить ее римским, папским престолом. Но сделать им это не удалось. Русские, вследствие этих покушений, стали еще строже охранять свою православную веру.

 

Не нарушило и не поколебало православной веры русского народа и страшное татарское иго, под которым русская страна находилась более двухсот лет (с 1240 г. до 1480 г.). Татары не вмешивались в церковную жизнь русских людей. Русским митрополитам и епископам татарские ханы предоставляли полную свободу управлять Церковью и всеми ее делами по своему пастырскому долгу. Ханы выдавали святителям русским на это управление особые грамоты (ярлыки). Поэтому и при татарском иге Русская Церковь пребывала в тишине и покое: никакие смуты не тревожили ее. Она все больше и больше разрасталась и укреплялась. В редких случаях бывали некоторые недоразумения лишь с Константинопольским патриархом.

 

Русская церковь с самого начала находилась в подчинении у Константинопольского патриарха. Из Константинополя присылались в Россию митрополиты для управления Русской Церковью. Но когда некоторые патриархи изменили православию и вошли в единение с римским папой. Русская Церковь с того времени стала избирать и рукополагать себе митрополитов самостоятельно. Она вышла из зависимости от Константинопольского патриархата. Это совершилось в середине XV столетия. С того же времени Русская Церковь стала подозрительно смотреть на греков и на всю восточную церковь, как на утерявших чистоту веры и благочестия.

 

До нашествия татар кафедра русского митрополита находилась в стольном граде Киеве, а потом перенесена была в Москву. Постепенно начала Москва возвышаться и стала, наконец, столицей великого Русского государства. Такое положение митрополии всего русского народа было неприятно королям и князьям Польши и Литвы, потому что православное население этих стран подчинялось по своей вере русскому, Московскому, митрополиту. Поэтому они добились, чтобы для этого населения Константинопольский патриарх ставил особого митрополита. Так образовались две русских митрополии: одна управляла северо-восточной частью России, другая — юго-западным краем. Юго-западная церковь вскоре подпала под влияние латинства. Часто случалось, что епископы ее были послушными рабами римского папы. Повредилась и вера, и богослужебные книги, чины и обряды в юго-западной церкви. Великороссийская же Церковь, как называли митрополию Московскую, до того возвысилась и упрочилась, что получила патриаршество. Вместо московских митрополитов стали в ней всероссийские патриархи (с 1589 г.). Патриаршество способствовало еще большему расцвету Русской Церкви. Москва получила право именоваться Третьим Римом. Константинопольский патриарх Иеремия, рукоположивший в Москве первого патриарха Иова, подписал «Уложенную» грамоту об учреждении патриаршества в России, в которой обращается к Московскому Царю с таким заявлением: «Так как ветхий Рим (столица Италии) пал от аполинариевой ереси, а второй Рим, Константинополь, находится в обладании безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое Российское царство, Третий Рим, превзошло благочестием все прежние царства; и все благочестивые царства соединились в твое царство, и ты един теперь именуешься христианским царем во всей вселенной». Это «Уложение» было внесено в каноническую книгу Русской Церкви — Кормчую (листы 15 и 26) и стало исповеданием всего русского народа. Последний благочестивый московский патриарх Иосиф такими словами засвидетельствовал царю Алексею Михайловичу это всеобщее верование: «Русская Церковь сияет аки столп до небеси, никогда непоколебима и нерушима, право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав»(1).

 

В тяжелое смутное время (время самозванщины 1605— 1613 гг.) московские патриархи Иов и Ермоген спасли Россию от гибели, а Русскую Церковь — от ересей и расколов. Русская Церковь сияла многочисленным сонмом православных святителей, чудотворцев, угодников Божиих, прославленных знамениями и чудесами, славилась великолепием храмов Божиих и множеством святых монастырей. Своей верой, набожностью и благочестием русский народ удивлял приезжавших в Россию иностранцев. Его молитвенные подвиги приводили их в восторг и изумление. Один из тогдашних иностранцев замечает, что у русских, должно быть, железные ноги, так долго стоят они на молитве; другой восклицает: «Это — святые люди!» Россия была действительно святой Русью и по праву носила этот священный титул: святость была идеалом русского благочестивого народа.

 

Но именно в это время, когда Русская церковь достигла наибольшего величия, в ней совершился раскол, разделивший всех русских людей на две половины — на две церкви. Это печальное событие произошло в царствование Алексея Михайловича и в патриаршество Никона (во второй половине XVII столетия). Царь и патриарх, Алексей и Никон, и их преемники и последователи стали вводить в Русскую Церковь новые обряды, новые богослужебные книги и чины, устанавливать новые отношения к Церкви, а также к самой России, к русскому народу; укоренять иные понятия о благочестии, о таинствах церковных, об иерархии; навязывать русскому народу совершенно иное мировоззрение, иное мироощущение и прочее.

 

Все это и послужило причиной церковного раскола. Кто последовал за Никоном, принял новые обряды и чины, усвоил новую веру, — тех народ стал называть никонианами и нововерами. Сами же последователи Никона, пользуясь государственной властью и силой, провозгласили себя церковью православной, или господствующей, а противников Никона и его новшеств стали звать оскорбительной кличкой — «раскольники», на них свалили и всю вину церковного раскола. На самом же деле противники никоновских нововведений не совершили раскола: они остались при прежней, старой, вере, при древних церковных преданиях и обрядах(2), ни в чем не изменили своей родной Русской Церкви, как и древневосточной — апостольской и вселенской. Поэтому они справедливо называют себя староверами, или древлеправославными христианами и Церковью Христовой. После им было присвоено и общепринято мирское (не церковное) наименование — старообрядцы, которое говорит лишь о некоторой внешности староверия и ничуть не определяет его внутренней сущности.

 

Патриарх Никон

 

Главным виновником церковного раскола в России был московский патриарх Никон. Он вступил на патриарший престол в 1652 году. Еще до возведения в патриархи он сблизился с царем Алексеем Михайловичем. Вместе они сговорились переделать Русскую Церковь на новый лад: ввести в ней новые чины, обряды, книги, чтобы она во всем походила на греческую современную им церковь, которая давно уже перестала быть вполне благочестивой. Алексей Михайлович возмечтал сделаться византийским императором, а Никон — вселенским патриархом. В этих видах они и задумали во всем сблизить Русскую Церковь с греческой(3).

 

Пришлые греки, часто приезжавшие в Москву за милостыней, сами утерявшие чистоту православия, внушали, однако, Никону и царю Алексею, что будто бы Русская Церковь не вполне православна, что некоторые ее обряды еретичны и прокляты, что богослужебные книги Русской Церкви погрешительны, даже Символ веры в них изменен и подлежит поэтому осуждению. Греческая же церковь, напротив, во всем православна и благочестива, и русские книжники будто бы ошибались, думая, что она изменила православию и древним церковным преданиям и обычаям(4).

 

Никон, задумавший исправить Русскую Церковь от погрешностей и ересей, не получил никакого школьного образования, не отличался даже начитанностью или какими-либо талантами; он выучился лишь читать и писать, и то не совсем грамотно. Зато он, став патриархом, постарался окружить себя учеными греками. Наибольшее значение имел при нем Арсений Грек. Никон вполне и во всем ему доверялся. Но грек этот был весьма сомнительной веры и бесчестного поведения. Воспитание и образование он получил в Риме у латинских иезуитов. По возвращении после сего на восток, он здесь принял магометанство. Вернувшись потом в христианство, он вскоре уклонился в латинство. Арсений был нетверд в православии и готов был во всякое время держаться какой угодно веры, лишь бы это было ему выгодно. В магометанстве он подвергся даже обрезанию.

 

Когда он прибыл в Россию в патриаршество Иосифа, предшественника Никона, духовные власти отправили его в Соловецкий монастырь «под начал», как опасного вероотступника для исправления его веры. Отсюда и взял его Никон к себе и сразу сделал главным своим помощником и руководителем в церковных делах. Это вызвало большой соблазн и ропот среди верующего русского народа: стали говорить, что «басурманин» правит святыми делами Церкви. Но перечить Никону было нельзя. Царь предоставил ему неограниченное право и чрезмерную власть во всем. Ободряемый и поддерживаемый царем, Никон делал, что хотел, ни у кого не спрашиваясь, ни с кем не советуясь. Опираясь на дружбу и силу царскую, он приступил к церковной реформе (переустройству Церкви) весьма решительно и дерзко.

 

Характера Никон был жестокого и упрямого. Один из иностранцев, приехавших в Россию при Никоне, свидетельствует, что как только он получил патриаршую власть, все испугались его. Он держал себя гордо и недоступно. К архиереям относился надменно, не хотел называть их своими братьями. Страшно унижал и преследовал остальное духовенство, все тюрьмы наполнены были священными лицами, чем-либо провинившимися перед гневным и суровым патриархом. Все страшились и трепетали перед Никоном. Он истязал даже духовного своего отца: держал его в подвале закованным в цепи, мучил его голодом и побоями. В народе называли Никона волком и лютым зверем. Сам же Никон величал себя, подобно римским папам, «крайним святителем» и «отцом отцов». Титуловался даже «великим Государем»: стремился захватить в свои руки и государственную власть. Никон любил богатство и роскошь. После царя он был первым богачом в России: ежегодно он собирал более 700000 рублей дохода (на современные деньги — это огромные миллионы рублей).

 

Разумеется, от такого жестокого, безрассудного и любостяжательного патриарха трудно было ожидать спокойной и умиротворяющей деятельности на благо Церкви. Было большим несчастьем для всей страны, что во главе Церкви стал такой надменный и к тому же малограмотный властелин-временщик(5) .

 

Исправление богослужебных книг

 

В старину не было типографий, книги переписывались. В России богослужебные книги писали в монастырях и при епископиях особые мастера. Это мастерство, как и иконописание, почиталось священным. Его поэтому выполняли старательно и с благоговением. Русский народ любил книгу и умел ее беречь как святыню. Малейшая опись в книге, недосмотр, ошибка считались большой погрешностью. Вот почему сохранившиеся до нас многочисленные рукописи старого времени отличаются чистотою, красотой и исправностью письма, правильностью и точностью текста(6). В древней рукописи трудно встретить помарки и зачеркивания. При таком необычайном бережении текста книг в них могли попасть только случайные ошибки и недосмотры. За сто лет до Никона (в 1551 г.) в Москве состоялся собор русских святителей, названный Стоглавым (на нем изложено сто глав постановлений)(7). Он обратил внимание на состояние богослужебных книг и указал, что в некоторых из них встречаются неправильности только в знаках препинания и в некоторых недописях и описках, и принял меры, чтобы даже таких недосмотров не было в книгах. Можно смело утверждать, что в старых рукописях гораздо меньше описок, чем в современных печатных книгах — опечаток.

 

Замеченные в прежних книгах неисправности были устранены в патриарший период, когда в Москве уже действовала типография. Исправление книг в это время велось с большой осторожностью. Когда в патриаршество Филарета (1619-1633 гг.) было установлено, что в Потребнике (в книге богослужебных чинов и таинств церковных) находится лишнее слово (в Чине освящения воды: «и огнем»), то оно было исключено не прежде, как состоялось соборное о нем суждение и были наведены справки в многочисленных древних русских и греческих рукописях. Так до чрезвычайности бережно относились русские духовные власти и их паства к делу книжного исправления.

 

Совсем иначе повелось книжное «исправление» при патриархе Никоне. Во-первых, оно было поручено грекам и даже такому греку, как Арсений, который уклонялся в магометанство, отрекся от Христа и христианской веры. Он именно и был главным справщиком. Во-вторых, Никон повел дело книжного исправления путем обмана и подлогов. Он созвал в Москве в 1654 г. собор, на котором хотя и было решено исправить наши богослужебные книги, но лишь по древним русским и древним греческим рукописям. На самом же деле никоновские справщики принялись исправлять русские богослужебные книги по новым греческим книгам, напечатанным в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Книги эти были заподозрены даже самими греками, как искаженные и погрешительные.

 

К тому времени с востока были привезены Арсением Сухановым (строителем Троицкого Богоявленского монастыря в Москве) около 500 книг. Но по ним не велось книжное исправление. Большинство этих книг было светского содержания: сочинения языческих писателей, греческих философов, разные басни, сказки и т. п. Все эти книги сохранились до нашего времени(8).

 

Объявив, что в наших московских книгах заключается много погрешностей, растлевающих даже веру, Никон, однако, не мог найти в них ни одной погрешности, ни одной даже опечатки или описки. Где было напечатано в старых книгах «церковь», в новых исправлено «храм», а где было «храм», новые справщики напечатали «церковь»; вместо «отроцы» напечатали «дети», а вместо «дети» — «отроцы»; вместо «креста» исправлено «древо» и т. п. Защитники старых книг, недоумевая, спрашивали: «Чем же сие лучше оного?»

 

Не ошибки, не описи или другие какие-либо неисправности старых книг «исправляли» никоновские книжные справщики, а выбрасывали из них вековые чины, обычаи и предания древней вселенской Церкви, некоторые из них догматического содержания. В старых книгах положено говорить аллилуию дважды, а в третий раз — «слава Тебе, Боже». Никоновские справщики прибавили одну лишнюю аллилуию. Но сугубую (двойную) аллилуию Русская Церковь приняла с древних времен, в глубокой древности дважды «аллилуия» говорила сама греческая церковь. Это была не опечатка в книгах, тем более не погрешность, а установление древней святой Церкви. Трегубая же (тройная) аллилуия с прибавлением «слава Тебе, Боже» (в сущности, уже четверная) была осуждена древней Русской Церковью и самими греками, например, преподобным Максимом Греком и сонмом русских святителей на Стоглавом Соборе, как латинский обычай, имеющий в основе своей догматическую погрешность латинской церкви об исхождении Духа Святого и от Сына.

 

По старым книгам установлено божественную литургию совершать на семи просфорах; никоновские справщики две просфоры выбросили. Между тем, семипросфорие существовало в самой греческой церкви еще до крещения Руси и оттуда перешло к нам(9). Никон отменил, таким образом, древнее церковное установление.

 

В старых книгах всегда писалось и выговаривалось имя Христа Спасителя Исус. Никоновские справщики всюду переделали это имя по-новогречески — Иисус. Но русские не, греки, а славяне, они должны говорить и писать Исус(10). Сербы, черногорцы до сих пор печатают в богослужебных книгах Исус(11).

 

По старопечатным книгам установлено: во время крещения, венчания, освящения храма — делать обхождение по солнцу, в знак того, что мы идем за Солнцем — Христом, как стали разуметь этот символ даже архипастыри господствующей церкви. Никоновские справщики всюду ввели хождение против солнца — против Христа.

 

Восьмой член Символа веры по старому тексту читается: «И в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго». В никоновских книгах слово «Истиннаго» выброшено как лишнее и посему погрешительное. Между тем, греческое слово в этом месте [греческого текста](12) — то кирион — означает: Господственный и Истинный (то есть. Господа Истиннаго). И по самому смыслу Символа веры требуется в нем исповедовать Духа Святого Истинным, как исповедуем в том же Символе Бога Отца и Бога Сына Истинными (во 2-ом члене: «Света от Света, Бога Истинна от Бога Истинна»)(13).

 

Все эти и многочисленные другие примеры исправлений показывают, что Никон и его справщики исправляли в старых книгах совсем не опечатки и не погрешности, а вековые обычаи и установления древней Церкви, даже догматические. Ничего безграмотного или невежественного не могли они отыскать в наших старопечатных книгах. Но сами натворили в новых книгах немало погрешностей и ересей.

 

Погрешности новых книг

 

Погрешностей этих чрезвычайно много — насчитываются они сотнями. Мы укажем лишь некоторые.

 

В Чине крещения по старым книгам священник читает: «Запрещает ти, диаволе, Господь наш Исус Христос, Пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Здесь ясно и вполне грамматично выражено, что диявола запрещает Господь, который пришел в мир и вселился в людях; как Сам Он говорит: «Се Аз с вами есмь до скончания века» (Матф., 28: 20). Как же «исправили» это место никоновские справщики? Они переделали так: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Исказили сам смысл текста: оказывается, не Христос пришел в мир и вселился в человецех, а диавол.

 

По старым книгам, в том же чине крещения священник просит Господа: «Молимся Тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый». По никоновским книгам это место читается так: «Ниже да снидет с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый». Никоновские справщики переделали так, что священник молится как будто бы диаволу(14).

 

В старых книгах при совершении таинства крещения священник просит Бога: «Вообрази Христа Твоего в хотящем породитися святым крещением от моего недостоинства». Крещаемый рождается в новую жизнь именно крещением, поэтому оно и именуется «банею паки бытия», хотя бы оно совершалось и недостойным священником. В никоновских книгах это место «исправлено» так: «... породитися моим окаянством». Выходит иной смысл: крещаемый рождается не святым крещением, а окаянством священника.

 

В чине освящения воды на Богоявление никоновские справщики вставили (в ектении) странное прошение: «... о, еже быти воде сей, скачущей в жизнь вечную». Вместо того, чтобы просить Господа, чтобы вода своим благодатным освящением нас приводила в жизнь вечную, по новым книгам просят Бога, чтобы сама вода скакала в жизнь вечную. Зачем она там? Да и самое слово «скачущей» не совсем прилично в Богослужебной книге, а применение его к воде — курьезно.

 

Таких бессмысленных «исправлений» никоновские справщики наделали очень много. «Все книги испроказили,» — жаловались на них тогдашние благочестивые люди.

 

В молитве, читаемой Великим постом: «Господи и Владыко животу моему», — по старым книгам мы молимся: «... дух уныния, небрежения, сребролюбия, празднословия отжени от мене». «Отжени», то есть отгони, удали, отбрось его от меня. Мы смиренно каемся Богу, что имеем все эти грехи: и уныние, и празднословие, и сребролюбие, и беспечность — и просим Господа избавить нас от них, отогнать от нас самого духа этих пороков(15). Но в новых книгах эта молитва имеет совсем иной смысл. Здесь она изложена так: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь мне». Тут уж молящийся не кается в своих грехах, он не просит очистить его от них — прошения этого совсем нет: он просит Бога только не давать ему духа всех этих пороков, точно Бог навязывает им этого лукавого искусителя(16) . Это совсем не покаянная молитва.

 

Никоновские справщики не оставили без переделки даже Херувимскую песнь в божественной литургии: вместо «трисвятую песнь приносяще» поставили «припевающе». Вся литургия есть именно приношение: священник в своих молитвах много раз повторяет, что трисвятая песнь приносится, а не припевается или кому-то подпевается. «Приносим Ти словесную сию службу», — читает священник в литургийных молитвах. Диакон возглашает: «Во смирении приносити». Народ отвечает, что он именно приносит и пение. Заменив литургийное слово приносяще, отвечающее глубокому и таинственному смыслу литургии, новым словом припевающе никоновские справщики совершили просто кощунство, превратив самую сердцевину литургии — Херувимскую песнь — в какое-то припевание или подпевание, в какой-то привесок к чему-то.

 

Изменили еще одно место в Херувимской песне никоновские справщики, напечатали: «... ангельски невидимо дориносима чинми», а в толковании разъясняют: «копиеносные чинми и копие провождаема». Тогда же такое исправление вызвало большое недоразумение: «Исус Христос, Сын Божий, — говорили противники никоновских исправлений, — от ангельских чинов приемлет дароприношение, а не копие и с копиями провождение». Такое сомнение новая соборная книга «Жезл» разъясняет: «Не мысли копии вещественных орудийных, но умныя, сиречь силу беззаконий разделительную» (л. 117, изд. 2). Но такое разъяснение было темнее самого невразумительного текста, который оно пытается растолковать. Тогда как старый текст Херувимской был ясен и понятен для всех верующих: дароносима — сами чины ангельские несут Дары Божественные — Самого Христа. Эту ясность никоновские справщики заменили какими-то копьями, какой-то «разделительной силой беззаконий»(17). И непонятно, и бестолково.

 

И самый конец Херувимской песни изменили никоновские справщики по-новому; по-старому поется: «отвержем печаль». Они напечатали: «отложим попечение». Твердое, решительное, категорическое «отвержем» заменили мягоньким и слабеньким — «отложим»: для Христа можно кое-что отложить на время, на этот только момент. Зачем так решительно для Христа делать — отвергать все заботы: достаточно лишь на время их отложить. Это только Сам Христос требует: кто хочет за Мной идти, да отвержется себя и возьмет крест свой. А мы не можем этого сделать, поэтому новые книжники и в саму Херувимскую песнь внесли свою слабость. В ней выражена та религиозная теплохладность, которая тогда уже прочно закладывалась в московских верхах и которая потом превратилась в откровенное кощунство и в прямое неверие и безбожие.

 

Никоновские справщики наделали так много погрешностей в новых книгах и таких бестолковых и нелепых, что это дало основание утверждать, что Никон приказал главному справщику Арсению Греку: «Правь, Арсений, как попало, лишь бы не по-старому».

 

В течение последующих столетий, вплоть до нашего времени, никоновские книги неоднократно исправлялись и переделывались. Но от этого они не стали исправнее. Старые погрешности в них закреплены и новые прибавлены. Вот еще несколько примеров погрешностей в новых книгах.

 

В кондаке на Успение Пресвятыя Богородицы по-старому читалось: «... гроб и смерть не удержаста» Богородицу, а по-новому переправлено: «... гроб и умерщвление». Это уже другой смысл: умерщвление — не просто смерть, а насильственная смерть: удавление, убийство, расстрел. Кто-то по новому тексту «умертвил» Матерь Божию.

 

В догматике 4-го гласа «Подаждь утешение» по старым книгам поется: «... волкохищное овча обрете» (Исус Христос). Это отвечает действительности: именно волки похищают овец. В новых книгах поется: «... горохищное обрете овча». Вина похищения овец сваливается на горы, что, конечно, нелепо. А если принять во внимание, что в этом догматике под «волком» разумеется сам диавол, который так и в Священном Писании именуется, то станет весьма подозрительным, почему это новым справщикам понадобилось этого «волка» выгородить, а вину его свалить на бездушные горы(18).

 

В четвертом ирмосе 4-го гласа «Седяи во славе» по-старому поется: «Прииде Исус Пребожественныи от Пречистыя Девы». В новых книгах вместо «Девы» поставлено: «Нетленною дланию». Трудно понять, зачем понадобилось такое «исправление»: ничего ни поэтического, ни осмысленного нет в такой замене «Девы» — «дланию».

 

Приветствие Матери Божией: «Богородице Дево, радуйся, Обрадованная Марие», — по старым книгам заканчивается так: «... яко родила еси Христа Спаса, Избавителя душам нашим». Правильно и понятно. А по новоисправленному читается: «яко Спаса родила еси душ наших» — «родила [...] душ наших». И бестолково, и туманно(19).

 

Никоновские справщики не оставили ни одной богослужебной книги неиспорченной. Все Чины церковные они то посократили, то поисказили, то повыбросили из них важнейшие призывания и молитвы. Чин, например, исповеди сократили — из 40 листов на 4 листа. В Чине миропомазания по старому Потребнику при помазании миром священник после провозглашения слов: «Печать дара Святаго Духа, аминь», — возглашает еще, например, при помазании лица: «Да откровенным лицем славу Господню зрит». При помазании очей: «Да узрит очима свет Святые Троицы — первыя доброты образ» и т. д. Такие возглашения изложены и в тайноводственных словах св. Кирилла Иерусалимского, жившего в четвертом столетии. Никоновские справщики все эти возглашения выбросили из Потребника. Из Чина маслопомазания (при соборовании) выброшены даже припевы: «Услыши ны. Господи, услыши ны, Владыко, услыши ны, Святыи», — составляющие общую молитву к Богу всех молящихся о больном и имеющие особую духовную красоту Чина маслопомазания. Весьма справедливо роптали на никоновских справщиков тогдашние благочестивые пастыри: «Что кошки по кринкам, блудят нынешние переправщики по книгам и, яко мыши, огрызуют Божественная Писания»(20).

 

Укажем хотя один пример «исправления» никонианами даже самого Евангелия. Еще преподобный Максим Грек и преподобный Дионисий, архимандрит Троице-Сергиевской Лавры, указывали в свое время, что в некоторых рукописях неправильно читается следующий текст пятой главы Евангелия Иоанна: «И власть даст Ему (Отец Небесный Сыну) и суд творити, яко Сын Человечь есть». В такой расстановке знаков препинания читал этот текст Павел Самосатский, еретик третьего века, о чем свидетельствуют св. Иоанн Златоустый и блаженный Феофилакт Болгарский. Никоновские справщики так именно и напечатали это место, как читал его названный еретик. По указанию же преподобного Максима Грека в греческом подлиннике Евангелия после слов «суд творити» стоит точка. Следующие слова: «Яко Сын Человечь есть, не дивитеся сему», — начинаются как самостоятельное предложение. Так этот текст и читается в патриарших, дониконовских, книгах.

 

В краткой Истории нет возможности перечислять все погрешности никоновских книг. Мы можем заключить наш обзор никоновских исправлений словами наших предков, изобличавших эти книги: «Ни бо нам удобно (аще и восхотели быхом) всяко возновствование, пременение, отложение и преложение стихов, тропарей и речей возъявствовати исчислением, яже имеют новопечатныя перед старопечатными книгами: сие бо толико умножено, яко отчего был, во оно исправления время, о той печатников исправе в народе таковая поговорка: како ни буди, токмо бо не по старому»(21).

 

Все вышеприведенные примеры «исправлений», как и многие другие подобного же качества, доказывают, что это было, собственно, не исправление, а какое-то бесстыдное и наглое озорство, издевательство и кощунство над святыми книгами и над вековыми верованиями и благочестием русского народа. Вполне естественно и вполне законно, что весь русский народ, то есть вся святая Церковь и все ее благочестивое духовенство запротестовали против такого книжного «исправления» и объявили его еретическим.

 

 

Проклятия на древние церковные предания

 

Никон начал свои реформы прежде всего не с книжного исправления, а с отмены двоеперстного сложения для крестного знамения. Вся Русская Церковь творила тогда крестное знамение двоеперстием: три пальца (большой и два последних) складывали христиане во имя Святой Троицы, а два (указательный и великосредний) имели простертыми во имя двух естеств Христовых — божеского и человеческого. Так складывать персты и такое исповедание выражать ими учила и древняя греческая Церковь. Двоеперстие идет с апостольских времен. Святые отцы церковные свидетельствуют, что и Сам Христос благословлял именно таким перстосложением(22). Никон же сделал распоряжение еще в 1653 г. Распоряжение Никона было беззаконным и преступным. В то же время он приказал знаменаться триперстием: складывать первые три перста во имя Святой Троицы, а два последние иметь «праздными», то есть ими ничего не изображать. Триперстие было новшеством. Оно незадолго до Никона появилось у греков, они же привезли его и в Россию. Ни один святой отец и ни один древний собор не свидетельствуют о триперстии. Русские люди поэтому и не хотели его принимать. Кроме того, в нем, по толкованию Никона, не изображаются два Христовых естества — божеское и человеческое. Да и сомнительно было изображать на себе крест тремя перстами во имя Св. Троицы, не исповедуя в них человеческого естества Христа, которое, собственно, и было распято на кресте. Выходило, как будто Святая Троица была распята на кресте, а не человечество Христово. Но Никон ни с чем и ни с кем не считался. Он шел напролом.

 

Воспользовавшись прибытием в Москву антиохийского патриарха Макария и других иерархов с Востока, Никон предложил им высказаться о перстосложении, предварительно, конечно, сговорившись с ними. Они написали следующее: «Предание прияхом сначала веры, от святых апостол и святых отец, и святых седми соборов творити знамение честнаго креста треми первыми персты десныя руки. И кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя церкви, еже держа сначала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов. И сего ради имамы его отлучена от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклята». Подобное осуждение было сначала торжественно провозглашено в московском Успенском соборе в присутствии множества народа; затем изложено было письменно и напечатано Никоном в изданной им книге «Скрижаль», соборне утвержденной(23).

 

Как громом поразили русский народ эти безрассудные и душеубийственные проклятия и отлучения. Для всех было ясно, что Никон и восточные иерархи прокляли всю Русскую Церковь, всех ее святителей и чудотворцев, знаменовавшихся двумя перстами. По суду Никона и приезжих греков, вся Российская страна — еретическая, армянская, проклятая, ибо она вся, начиная с архиереев и знатных лиц и кончая простым нищим, крестилась двоеперстием. Русский благочестивый народ или, точнее сказать, вся Русская Церковь не могла согласиться с таким крайне беззаконным осуждением, провозглашенным Никоном и его единомышленниками — греческими владыками, тем более, что они говорили явную неправду, будто бы и апостолы, и св. отцы установили триперстие(24).

 

Но Никон не остановился на этом одном проклятии, он в изданной им «Скрижали» добавил новые осуждения на двоеперстное крестное знамение. Здесь он осуждает двоеперстие, как содержащее в себе будто бы ереси и нечестия древних еретиков, осужденных Вселенскими Соборами: ариан, македониан и несториан.

 

В «Скрижали» преданы проклятию и анафеме православные христиане и за то, что они читают и, значит, исповедуют в Символе Веры Духа Святого истинным. В сущности, Никон и его помощники проклинали и анафемствовали всю Русскую Церковь не за ереси или погрешности, а за совершенно православное исповедание веры и за древние церковные предания. Прокляли они и самые эти предания и исповедание(25). Эти деяния Никона и его единомышленников сделали их в глазах всего русского благочестивого народа еретиками и отступниками от святой соборной и апостольской Церкви. Таковыми они и на самом деле стали.

 

Противники и обличители Никона

 

Первое же распоряжение Никона об отмене двоеперстия и введении триперстия встретило сильное сопротивление и обличение со стороны московского духовенства. В Москве в это время выдавались своей пастырской деятельностью протопопы Иоанн Неронов, служивший в Казанском соборе, что на Красной площади, Аввакум из Юрьевца Поволжского, Даниил из Костромы, Логин из Мурома и другие. Во главе них стоял епископ Павел Коломенский. Все эти пастыри отличались необычайной ревностью о благе Церкви. Своими горячими проповедями, святыми подвигами и добрыми примерами старались они всюду, в церковной и народной жизни, нести свет, правду и благочестие. Еще при патриархе Иосифе, предшественнике Никона, они проявили много забот о том, чтобы службы Божий в церквах справлялись чинно, истово и благолепно, чтобы духовенство неуклонно выполняло свой пастырский долг, чтобы народ жил трезво, честно и богоугодно. Пастыри эти пользовались огромным уважением в народе, который признавал их святыми мужами, благоговел перед ними. Питал к ним уважение и царь Алексей Михайлович. Протопопы Иоанн Неронов и Аввакум обладали большим даром слова: они умели говорить ясно, горячо и вдохновенно. Проповеди Неронова в Казанском соборе приезжал нарочито слушать сам царь со своей семьей. Знаменитые пастыри-проповедники отличались еще тем, что не стеснялись говорить правду в глаза сильным и знатным людям, обличая их пороки и преступления. Они были пастырями бескорыстными, прямодушными, честными. Нисколько не заботились о своих личных выгодах, служили Церкви и Богу со всей преданностью и с искренней, пламенной любовью, всегда были готовы пойти на страдания и мучения за дело Христово, за правду Божию. Некоторые из них уже испытали на себе тяжкие страдания от злых и властных людей, которых они обличали в злодеяниях и преступлениях. Таким пастырям не страшен был и Никон с его огромной властью и свирепым характером. Они смело выступили с обличениями против него и его действий.

 

Получив вышеупоминаемое первое распоряжение Никона о триперстии, они немедленно собрались обсудить его и прежде всего обратились с молитвой к Богу. Иоанн Неронов удалился на целую неделю в Чудов монастырь, в московском Кремле, и здесь со слезами молил Господа открыть ему, что ожидает Церковь Божию. Во время молитвы он действительно услышал голос от святого образа: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати». Об этом о. Иоанн возвестил всей братии своей(26). Они после сего еще больше воодушевились. Поименованные пастыри составили обстоятельное обличение на распоряжение Никона. Многочисленными ссылками на древних святых отцов, на постановления освященных соборов, на старые книги они доказали, что вся древняя святая Церковь знаменовалась двумя перстами и что двоеперстным сложением изображается вполне православное исповедание веры о Святой Троице и о двух Христовых естествах — божеском и человеческом. Бессмысленно и преступно отменять это святое предание.

 

Наиболее авторитетным и непреложным для всей Церкви было постановление знаменитого Стоглавого Собора(27), состоявшегося за сто лет до Никона, именно в 1551 г. в Москве под председательством Московского и всея Руси митрополита Макария, святителя умного, просвещенного и досторевностнейшего, по отзыву академика-историка Е. Е. Голубинского, знаменитейшего из знаменитых архипастырей. В соборе участвовали и великие святители Гурий и Варсонофий — казанские чудотворцы, а также достославный святитель Филипп — московский чудотворец и другие славные архипастыри и пастыри всей Русской Церкви. Собор постановил: «Аще кто не знаменуется и не благословляет двумя персты, яко Исус Христос, да будет проклят» (31 глава Собора). Для Собора, как и для всей Церкви, не было никакого сомнения, что это — благословение Христово. Собор вынес, собственно, готовое постановление, которое находилось в греческих Кормчих древней Восточной Церкви(28) и в Чине принятия еретиков яковитов, который был переведен и на церковнославянский язык и вошел потом в Потребник Филарета, Московского патриарха, утвержденный Московским собором 1620 г. Стоглавый Собор сослался еще на древних святителей восточных — блаженного Феодорита епископа Кирского (VI в.), святителя Мелетия, патриарха Антиохийского (III-IV в.). Таким образом, Никон своей самовольной и дерзкой отменой двоеперстного крестного знамения и благословения подпал под проклятия не только всей Русской древней Церкви, но и всей Восточной древней церкви и Самого Христа.

 

Написанное пастырями-ревнителями сочинение было представлено ими самому царю, а царь предал его Никону. Но гордый патриарх не внял справедливому обличению со стороны ревностных и благочестивых подвижников веры(29). Он и после продолжал еще долго верить льстивым, лицемерным и преступным грекам.

 

Страдальцы и мученики за святую Веру

 

Услышанный от святого образа протопопом Иоанном Нероновым голос оказался действительно пророческим. Он предсказал пастырям наступление времени их страданий и мучений. Время это очень скоро наступило. По приказанию Никона первым был схвачен протопоп Логин Муромский. Он был отдан на мучения «жестокому приставу». Другой протопоп, сам Иоанн Неронов, заключен был по распоряжению Никона сначала в Спасский монастырь в Москве, затем переведен в Симонов, отсюда перевезли его на Цареборисовский двор. Во время переезда нарочно гнали лошадей вскачь, чтобы тряской в телеге замучить престарелого протопопа. На Борисовском дворе били его немилостиво, приковали на цепь за шею, как собаку, и, наконец, сослали его скованным на далекий север, на Кубенское озеро (Вологодский уезд). По дороге в ссылку о. Иоанн призывал всех православных христиан стать смело на защиту святой Церкви, которую Никон так позорит и проклинает. Из ссылки страждущий протопоп писал в обличение Никона и окружающих его лиц замечательные письма. Неронов умолял царя созвать собор из епископов и священников, а также и из мирян и на нем рассмотреть беспристрастно и полно деяния Никона. В ответ на письма и мольбы о. Иоанна, Никон сделал распоряжение сослать этого непоколебимого старца еще дальше на север — в Кандалакшский монастырь и держать его там скованным цепями, и не давать ему ни чернил, ни бумаги, чтобы он не имел возможности ничего писать из своего тяжкого заточения.

 

Тяжелая участь постигла и протопопа Даниила Костромского. Никон схватил его в Москве за Тверскими воротами, остриг ему голову, содрал с него однорядку и отдал его на истязание в хлебню Чудова монастыря. Отсюда он был сослан в Астрахань и был здесь замучен до смерти в земляной тюрьме. Тогда же схвачен был и другой Даниил, протопоп Темниковский, и «посажен в монастырь у Спаса на Новом». В Москве же был заключен в темницу и священник Михаил и «погублен безвестно».

 

Но больше всех пострадал протопоп Аввакум. В Москве он проживал в доме Неронова. По приказу Никона сюда ворвались стрельцы и арестовали его. Закованным в цепь отправили Аввакума в Андроньев монастырь. Здесь посадили его в мрачную темницу, мучили голодом и издевались над ним: волочили за цепь, драли за волосы, били под бока, плевали в глаза. «Бог их простит, — отзывался Аввакум о своих истязателях добродушно, — не их то дело, а сатаны лукавого». Из Москвы протопоп Аввакум был сослан в Сибирь: сначала в Тобольск, потом в Енисейск и в Даурию. Десять лет пространствовал великий страдалец на этом далеком пути, преисполненном всяких лишений, тяжких невзгод и невероятных страданий. Этот долгий путь был воистину мученическим подвигом. Все претерпел непоколебимый пастырь: голод и холод, кнут и встряски, мучения и всякие другие пытки. «Ох, времени тому», — с горьким вздохом вспоминал Аввакум эту мучительную ссылку(30).

 

Перечисленные пастыри были высланы из Москвы, а некоторые из них и замучены в первый же год деятельности Никона — в 1653 г. В следующем году такая же участь постигла епископа Павла Коломенского. В этом году происходил в Москве собор под председательством Никона по вопросу о книжном исправлении. Епископ Павел, человек прямого и открытого характера, заявил Никону на соборе: «Мы новой веры не примем». Никон, будучи богатырского телосложения и огромного роста, собственноручно избил епископа Павла тут же, на соборе, сорвал с него мантию и немедленно отправил его в ссылку, тоже на далекий север — в Палеостровский монастырь (Олонецкой губернии). Здесь страдалец епископ подвергнут был по приказанию Никона жестоким мучениям и предан сожжению в срубе, «яко хлеб Богови испечеся,» — по выражению из его жития(31).

 

Страшная весть о таком небывалом еще в России огненном событии облетела все российские пределы. Всюду заговорил народ с ужасом, что на патриаршем престоле в Москве сидит патриарх-мучитель, святитель-убийца. Никон начал свои реформы не с благословения Божия, а с проклятий и анафем, не с молитвы церковной, а с кровопролитий и убийств. Все трепетали перед Никоном, и никто из епископов не посмел уже выступить перед ним с мужественным словом обличения. Никон всех их запугал. Робко и молчаливо соглашались они с его требованиями и распоряжениями.

 

Бегство Никона из Москвы и суд над ним

 

Патриарх Никон недолго пробыл на патриаршем престоле — всего лишь шесть лет. Своим властолюбием и непомерной гордостью он всем опротивел. Произошел у него разрыв и с царем. Никон вторгался и в дела государства, возмечтал встать выше царя и подчинить его своей воле. О царской власти он отзывался с пренебрежением и с укоризнами. Однажды Никон выразился: «Мне и царская помощь не надобна, я на нее плюю и сморкаю». Царю было доложено об этом отзыве Никона. Алексей Михайлович стал тяготиться Никоном, охладел к нему и лишил его прежнего внимания и дружбы. Тогда Никон задумал воздействовать на царя угрозами. Это ему удавалось прежде. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая, что царь будет тронут этим отречением, начнет его упрашивать не покидать престола, и Никон в это время потребует, чтобы царь слушался его во всем и только при таком условии он, патриарх, останется на престоле. Но Никон горько ошибся в своих расчетах.

 

За торжественной литургией в Успенском соборе 10 июля 1658 г. он заявил с амвона, обращаясь к духовенству и народу: «От лени я окоростовел, и вы окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же, на амвоне, Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора. Прошел он Красную площадь, вышел на Ильинку и здесь остановился на подворье Воскресенского монастыря, который принадлежал лично Никону. Царь, узнав об уходе патриарха с престола, не стал удерживать его. Никон отправился в Воскресенский монастырь, прозванный им Новым Иерусалимом (в 60 верстах от Москвы), и здесь устроился на житье. Но примириться со своим новым положением в качестве только монастырского обитателя он не мог. Неспокойный и властолюбивый, Никон пытался снова вернуться на патриарший престол. Однажды ночью он внезапно прибыл в Москву, прямо в Успенский собор во время богослужения и послал к царю уведомить о своем приезде. Но царь к нему не вышел, и никто из царедворцев и бояр, присутствовавших здесь, ни из духовенства, ни из народа не стал упрашивать Никона вернуться на патриарший престол, чего ему так хотелось. Раздосадованный, он вернулся в свой монастырь.

 

Бегство Никона с престола внесло новое расстройство в церковную жизнь. Царь по этому случаю созвал собор в Москве в 1660 г. Собор решил избрать нового патриарха на место Никона. Но Никон разразился неприличной бранью на этот собор, обозвал его «жидовским и бесовским сонмищем». В Воскресенском монастыре он продолжал держать себя властно и возмутительно: совершал рукоположения, осуждал и проклинал архиереев, предал проклятию и царя со всем его семейством(32). Царь и архиереи не знали, что делать с Никоном. В это время прибыл в Москву с востока греческий митрополит Паисий Лигарид. Ему и суждено было стать во главе всех иерархических и церковных дел в России.

 

Лигарид был тайным иезуитом; воспитание получил в Риме. Восточные патриархи предали его проклятию за измену православию и низвергли его из сана. В Москву он прибыл с подложными грамотами и сумел обмануть царя и снискать его доверие к себе. Этому ловкому и изворотливому проходимцу и было поручено царем все дело Никона. Ознакомившись с ним, Паисий заявил, что Никон «должен быть проклят как еретик» и что для этого нужно созвать в Москве большой собор с участием восточных патриархов. Никон прекрасно знал, кто такой был Паисий Лигарид, и беспощадно разоблачал его в своих писаниях, обзывая его вором, собакой, нехристем, самоставленником, мужиком-самозванцем. С востока получены были достоверные сведения и справки, что обманщик этот действительно есть еретик-латинщик, что он состоит на тайной службе у римского папы и что восточные патриархи давно его низвергли из сана и предали проклятию. Но так как царю не на кого было опереться в его борьбе с Никоном, то этот разоблаченный самозванец и после сего остался во главе всех церковных дел и правителем всей церковной иерархии(33).

 

Для суда над Никоном и для рассмотрения и других церковных дел царь Алексей созвал в Москве новый собор в 1666 г., он продолжался и в следующем, 1667 г. На собор прибыли и восточные патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, уже знакомый нам по его проклятиям на двуперстие и двуперстников. Приглашение этих патриархов было неудачным: они сами были низложены со своих престолов собором восточных же патриархов и посему не имели никакого права решать церковные дела не только в России, чужой для них церковной области, но и в собственных патриархиях. Но они ехали в Россию для наживы, чтобы получить с царя московского богатую милостыню, а церковные дела России их мало тревожили. Паисий Лигарид сумел задарить их, они поэтому обелили его перед Алексеем Михайловичем, и Паисий, в свою очередь, представил их законными и полноправными святителями Востока. По справедливости, нужно было бы выпроводить из России всех этих восточных проходимцев-обманщиков, готовых на всякое бесчестное дело. Но царь без них был совершенно беспомощен. Он поэтому вынужден был опираться на них, хотя и знал, что все они незаконные иерархи и нагло его обманывают.

 

Начался суд над Никоном. Собор признал Никона виновным в самовольном бегстве со своей патриаршей кафедры и во многих других преступлениях. Патриархи обзывали его на соборе лжецом, обманщиком, мучителем, убийцей; сравнивали его с сатаной, утверждали даже, что он хуже сатаны. Признали его еретиком и за то, что он приказал не исповедовать воров и разбойников даже перед смертью(34). Никон не оставался в долгу перед патриархами и, со своей стороны, громил их сильно и резко. Он знал, что они лишены своих кафедр и поэтому не имеют никакого права судить его: он, не стесняясь, обзывал их на соборе самозванцами, бродягами, турецкими невольниками, продажными людьми и просто издевался над ними.

 

Однако они всем собором лишили его всякого священного звания и сделали его простым монахом(35).

 

Никон сослан был в Ферапонтов монастырь (Новгородской губернии). Но ссылка эта была для него богатой и роскошной жизнью, ибо Новгородские, Белоозерские монастыри обязаны были доставлять ему ежегодно столько всякой провизии и разных напитков, что их в довольстве хватило бы на большое количество свободно и пресыщено живущих помещиков38. Никон не признал, конечно, законным состоявшийся над ним собор: «Я ставлю его ни во что», — заявлял он и продолжал титуловаться патриархом.

 

Он не признавал законным никого и из русских епископов, утверждал даже, что в России вся Церковь превратилась в вертеп разбойников, а иерархическое правление — в бесовское сонмище. Стал проповедовать, что самое христианство уже прекратилось в мире и настало царство антихриста, скоро наступит и конец миру(37).

 

Изменил Никон и своим нововведениям. Еще будучи на патриаршем престоле, он заявлял, что старые Служебники добры и по ним можно совершать службу Божию. Уйдя же с престола, он позабыл и думать о своих реформах, которые внесли такую страшную смуту в Церковь. Мало того. Он начал печатать в монастыре богослужебные книги согласно со старопечатным текстом: Символ веры со словом «Истиннаго», имя Христа «Исус», «Богородице Дево, радуйся Обрадованная», а не «благодатная», как было исправлено по-новому, аллилуйю сугубую и т. п. Этим возвращением к старому тексту Никон произнес суд над собственной реформой: он признал ее «ненужной и бесполезной».

 

Никон скончался в 1681 г., не примиренным ни с царем, ни с архиереями, ни с Церковью.

 

Суд над русской Церковью 1666-1667

 

Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха — Иоасафа, бывшего до этого архимандритом Троице-Сергиевской лавры. Затем собор приступил к решению дел, вызванных книжным исправлением и проклятиями Никона и греческих иерархов, в том числе и заседавшего на соборе Антиохийского патриарха Макария, на древние церковные предания и обычаи.

 

Всеми делами на соборе заправлял Паисий Лигарид. От него нельзя было ожидать, что он станет на защиту старой веры. Нельзя было ожидать этого и от восточных патриархов, так как никоновская реформа была совершена греками и в духе новых греческих книг, чинов и обрядов. Кроме того, к этому времени сильно возросло в Москве влияние киевлян. Малороссия была присоединена к Московскому государству, и из нее понаехало в Москву много юго-западных монахов, учителей, политиков и других дельцов. Все они были в сильной степени заражены латинством. Они приобрели большое значение при царском дворе. В правительственных кругах и при царе упрочивалось влияние и западных веяний. С запада пошли всякие новинки, моды, роскошь, театральные представления. Религиозность, церковность отодвигалась на задний план(38). А Паисий Лигарид вел в это время серьезные переговоры с Римом о соединении Русской Церкви с латинской. Он склонял к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской церковной реформы. Конечно, он осудил всех противников ее, одобрил новые книги богослужебные со всеми их погрешностями и безграмотностями, утвердив введенные Никоном новые чины и обряды, и закрепил их чудовищными проклятиями и анафемами.

 

Собор проклял православных христиан за то, что они знаменуются двумя перстами. Самое двоеперстие объявил еретическим — не только за выражаемое им исповедание веры, но за естественное различие между собою перстов, за их природное неравенство.

 

Проклял православных христиан за то, что они в Символе Веры называют Духа Святого «Истинным», признав, что одно это слово есть искажение Символа Веры и подлежит посему анафеме Вселенских Соборов.

 

Проклял за то, что они говорят за богослужением дважды «аллилуия», а в третий — «слава Тебе, Боже». Самую аллилуию сугубую признал в утвержденной им книге «Жезл» еретической и богомерзкой.

 

Проклял всех тех, кто не будет знаменаться триперстием. Самое триперстие утвердил как великий и неизменный догмат на вечные времена.

 

Для священнослужителей, именно для их благословений, собор, кроме триперстия, ввел еще другое, новое перстосложение, прозванное херосложным, или именословным, так как им будто бы изображается имя Icyc Христос: указательным перстом буква «I», великосредним — «с» большим и безымянным, положенными один на другой, — «X» и мизинцем — «с». Это узко-национальное перстосложение, ибо на других языках произносимое имя Спасителя (например, на еврейском — Ишуа, причем еврейскими же буквами, или на китайском и японском их же литерами) этими — да и никакими — пальцами не изобразишь. Собор, тем не менее, провозгласил, что так благословлять славянскими литерами заповедал сам Христос и что таким национальным перстосложением Он благословил своих апостолов-евреев (см. книгу «Жезл»), тогда как всякому грамотному человеку известно, что тогда, при Христе, не существовало ни славянского языка, ни самих славян.

 

Проклял собор всех православных христиан за богослужение по старым, дониконовским, книгам.

 

В заключение собор изрек:

 

«Сие наше соборное повеление, и завещание, ко всем вышереченным чином, православным, предаем, и повелеваем, всем неизменно хранити и покарятися святой восточной церкве. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити, и противлятися нам:

 

И мы такового противника, данною нам властию от всесвятаго, и животворящаго Духа, аще ли будет от освященного чина, извергаем, и обнажаем его всякаго священнодействия, и проклятию предаем. Аще же от мирскаго чина, отлучаем, и чужда сотворяем, от Отца, и Сына, и святаго Духа: и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика, и непокорника: и от православнаго всесочленения, и стада: и от Церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, И пребудет в упрямстве своем до скончания своего: да будет и по смерти отлучен, и часть его, и душа, со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовия: и со Арием, и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса, да разрушатся, и да растлятся: а той, да будет не разрешен, и не растлен, И яко тимпан, во веки веков, аминь»(39).

 

Сие «соборное узаконение» было положено в Успенском соборе в Москве «в вечное утверждение и присное в воспоминание».

 

Эти необычайные проклятия и анафемы возмутили даже Никона, привыкшего часто проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ и признал их «безразсудными»(40). На самом же деле они были не только безрассудными и безумными, но и беззаконными и нечестивыми и прямо — еретическими. Собор 1666-1667 гг. объеретичил и проклял всю Русскую Церковь со всеми ее святителями, чудотворцами и огромным сонмом угодников Божиих, так как, начиная с крещения князя Владимира, она учит всему тому, что предал проклятию и объеретичил собор. С самого своего начала Русская Церковь учит знаменаться двоеперстным сложением, с того времени она и Духа Святого именует в Символе Веры «Истинным», провозглашает аллилуию дважды, а в третий раз — «слава Тебе, Боже», совершает богослужение по древним книгам и т. п. Проклял собор и древнюю восточную церковь, ибо она передала России все те чины, обряды и обычаи, которые собор подверг такому неистовому осуждению(41).

 

Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру и новые книги, собор благословил мучить ослушников соборных определений тягчайшими казнями: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьими жилами, отрезать уши, носы, вырезывать языки, отсекать руки и т. п.(42)

 

Все эти деяния и определения собора внесли большую смуту в Русскую Церковь и породили церковный раскол.

 

Антиканонический и еретический собор

 

Состав собора 1666-1667 гг. был очень пестрым и сбродным. Половина его состояла из чужестранцев, случайно попавших на собор, приехавших в Россию лишь поживиться ее богатыми милостынями. Каких только проходимцев и авантюристов не было здесь! Были тут греки, грузины, болгары, афониты, синаиты, амасиисты, хионис-ты, икониисты, хиисты, трапезонцы, хохлы. Почти все они не знали не только русского православия, не понимали и не знали русского духа, национальных русских чувств, не знали самой России, ее истории, ее страданий, но не знали даже русского языка. Что им Россия! На что им благочестие русского народа? Им нужны были богатства этой, по их понятиям, дикой, но хлебосольной страны. Они готовы были все проклясть, все признать еретичеством — не только русские книги и пальцы, не только просфоры и печати на них с восьмиконечным крестом Христовым, но и русские бороды, и русскую одежду. Да по своему невежеству, по своему незнанию русского языка они, собственно, и не понимали, что, кого, за что они клянут и анафемствуют, что и против чего они подписывают. Им нужны были лишь жирная кормежка и щедрое подаяние. А на все остальное им наплевать.

 

Всеми делами собора ведал Паисий Лигарид, митрополит Газский, хитрый иезуит, явный отступник от восточного православия, проклятый и низвергнутый от всякого священнодействия самими восточными патриархами за это отступничество, бесчестнейший проходимец, обманщик, вор, плут, проныра, каких мало, и в довершение всего — гнуснейший педераст-содомит. Трудно подыскать в истории более преступного и более мерзкого авантюриста(43). И этот отъявленный преступник, изобличенный еретик и самозваный архиерей — вдохновитель собора, его верховный руководитель, его глава и глаза, его сердце и душа.

 

Заседавшие на соборе патриархи — Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский — были немногим лучше своего восточного собрата и компаньона Лигарида. И они прибыли в Москву с подложными грамотами, и они были лишены своих кафедр, были канонически осужденными иерархами, лишенными права даже в своих областях творить что-либо иерархическое, были обманщиками и авантюристами. Совершенно справедливо и вполне основательно Никон обзывал их на самом соборе публично, в присутствии самого государя, самозванцами, бродягами, обманщиками. Уже по этим только одним руководителям и управителям собора, он был явно беззаконным, бродяжным, самозваным.

 

Все соборные деяния, все протоколы и другие соборные акты составлял иеромонах Симеон Полоцкий, тоже чужак, хохол, «латинский коханец». Участвовавший на соборе Чудовский архимандрит Иоаким, впоследствии Московский патриарх, признавал Полоцкого беспримесным еретиком и осуждал его даже печатно как опасного и упорного латиниста. Симеон, кроме того, был и безнравственным человеком: в своих сочинениях разводил и рекомендовал такую похотливую любовь, о которой стыдно не только говорить, но лишь упоминать в приличной среде.

 

И вот эти бесчестные, безверные, безнравственные проходимцы-воротилы громили древлеправославную Русскую Церковь, проклинали ее вековое благочестие, еретичили ее церковные обычаи, порядки, чины, богослужебные книги и исконные предания, полученные древней Россией с апостольских времен. Русские архиереи безмолвствовали на этом многоязычном соборе. Ошеломленные новым «татарским» нашествием на святую Русь, запуганные бессудными никоновскими казнями и убийствами, они рабски и молчаливо склонили свои покорные и притом малограмотные и тупые головы перед этими страшными погромщиками и их душеубийственньми злодеяниями(44).

 

Ни Христа, ни Духа Святого, ни благодати Божией, ни благословения свыше не было и не могло быть на этом бесподобном сборище разнообразных дельцов и проходимцев, чужестранных бродяг — этих чудовищных проклинателей, потенциальных убийц, ловких мошенников, бессовестных обманщиков и явных еретиков. И, тем не менее, этот отвратительный сброд провозгласил себя «освященным собором» и кощунственно изрекал свои безумные проклятия на православных христиан «во имя великого Бога», богохульно выдавал свои дикие, безрассудные, беззаконные постановления и определения за «благоволение» Самой Святой Троицы. Богохульнее всего, что весь этот безумный бред, страшный кошмар, убийственное дыхание самого дьявола было закреплено самой русской государственной властью во главе с царем Алексеем как голос и веление святой соборной и апостольской Церкви. Эта ужасающая компания всяких неверов в течение последующих веков выдавалась за самую Церковь Христову, и малейшее ослушание этой, в сущности, христоубийственной церкви каралось смертной казнью, пытками, мучением. От этого вавилоно-московского столпотворения, от этого смертоносного смешения разных языков пошел вековой разгром святой Руси, более ужасный, чем был татарский погром. Тот порабощал телесно, а этот духовно; тот страну разгромил, а этот — веру, благочестие и самую душу русского народа: дохнул смертным дыханием на все последующие века. Отсюда, из этого нового Вавилона, каковым стала Москва, начали воздвигаться по всей России «вавилонские пещи», в которых сжигались благочестивые русские люди десятками, сотнями и даже тысячами душ зараз. Вся страна осветилась огнем срубов и костров, а освятилась кровью и страданиями новых великих мучеников, страстотерпцев, исповедников, воистину угодников Божиих и страдальцев Христовых.

 

Двоеперстие или троеперстие

 

Какое перстосложение древнее, вернее и приемлемее — двоеперстное или троеперстное? Этот вопрос и для нашего времени не потерял еще своего значения. Почти триста лет ведутся об этом споры между старообрядчеством и новообрядчеством, и хотя теперь бесспорно и научно доказано, что двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие — новейший обряд, ни на чем не основанный и, кроме того, догматически погрешительный46, тем не менее, никониане не хотят его оставить и продолжают держаться за него, как за величайшую святыню, как за непреложный догмат веры(46). До сих пор новообрядческая церковь продолжает утверждать в издаваемых ею Псалтырях, Часословах, Часовниках (в предисловиях к ним), а также и в учебниках по Закону Божию, что двоеперстие — армянский и еретический обряд, а триперстие — апостольское предание. Даже в такой богослужебной книге, как «Акафист святому Димитрию, митрополиту Ростовскому», церковь «православная» все еще провозглашает перед Самим Богом, что древлеправославные обряды, в том числе и главным образом двоеперстие, еретического содержания и происхождения и именно от никогда не существовавшего еретика Мартина Армянина(47). Если в наш «просвещенный» век, почти безверный, и для людей именно этого века — «культурных», «просвещенных», пропитанных всяким либерализмом, вопрос о перстосложении имеет, как видим, такое огромное вероисповедное значение, то можно представить себе, как он волновал и смущал благочестивых людей XVII в., для которых всякий церковный обычай имел непреложное значение. Вопрос о двоеперстии и троеперстии был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь триперстие — будешь полноправным гражданином, «православным» христианином, а останешься с двоеперстием — обречен на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжен в срубе или скончаешь жизнь на пытке, на плахе, на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далеких окраинах Родины и даже за пределами ее.

Почему же, однако, русские благочестивые пастыри того времени и их верная паства отказались от всех благ земных, пошли на самые страшные мучения и пытки и на смерть, а от двуперстного знамения не отказались? На это они имели очень твердые и действительно непреложные основания.

 

1. Христианство есть религия крестоношения и богочеловечества. «В центре христианской мистерии стоит Крест на Голгофе, крестная мука и крестная смерть Сына Божия, Спасителя мира. В Сыне, в Божественном Человеке, в Богочеловеке заключен весь род человеческий, все множество человеческое, всякий лик человеческий. Человечество есть часть Богочеловечества; христианство существенно антропологично и антропоцентрично, оно возносит человека на небывалую, небесную высоту. Второе Лицо Святой Троицы, Сын Божий, явлен как Лик Человеческий. Этим ставится человек в центре бытия, в нем полагается смысл и цель миротворения». Это христианское миросозерцание и исповедание и выражается двоеперстным сложением. Еще св. Кирилл Иерусалимский (IV в.) в своих согласительных поучениях» призывал: «Да не стыдимся исповедовать Распятого, с дерзновением да изображаем рукою(48) знамение креста на челе и на всем»(49). Именно распятого. Во главе исповедания христианского стоит Сын Человеческий, вознесший на крест наши грехи. Так же говорит и св. Петр Дамаскин (VIII в., по другим данным — XII в.): «Два перста и едина рука являют Распятого Господа нашего Исуса Христа в двух естествах и единой Ипостаси познаваемого» («Добротолюбие»)(50). В двоеперстии указательный палец изображает человеческое естество Христа, а рядом с ним стоящий — великосредний — изображает Божеское естество Сына Божия, причем, по катехизическому требованию, этот перст верхним своим составом должен быть наклонен, что означает верование: «Господь преклонь небеса и сниде на землю». Остальные персты, большой и два последних, совокупляются между собою для изображения Святой Троицы61. Как видим, двоеперстное сложение составляется из всех пяти перстов — для исповедания Святой Троицы и двух естеств во Христе, но при самом действии крестного знамения и благословения только два перста полагаются на главу, на живот, на правое плечо и на левое(52). Богословски и догматически двоеперстие является вполне православным исповеданием. А главное — оно ясно и определено выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспятие всего человечества. «Мы проповедуем Христа Распятого», — провозглашает апостол Павел (1-е Коринфянам, 1: 23). То же говорит за себя и двоеперстие. Оно существенно и наглядно: евангельская и апостольская проповедь.

 

В триперстии же нет ни этого центрального христианского исповедания, ни этой апостольской проповеди. Собор 1667 г. догматизировал: «Знамение честнаго и животворящаго креста творити на себе треми первыми персты десныя руки: палец глаголемый большой и иже близ его глаголемый указательный и средний слагати вкупе во имя Отца и Сына и Св. Духа, два же — глаголемый мизинец имети наклонены и праздны»(53). О Сыне Божием как Богочеловеке, как Исусе Христе, пострадавшем на Кресте, не говорится ни единым словом: о нем нет никакого исповедания в триперстии. Это знамя без Богочеловека, без Христа Спасителя. Даже не было сказано, что во Святой Троице он исповедуется в двух естествах.

 

Как могли благочестивые люди того времени отречься от двоеперстия — действительного знамения Христова и принять триперстие, совсем не исповедующее Христа-Богочеловека? Притом таким знамением, обнаженным от Христа, изобразуется крест на человеке. Таким образом распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без Его Человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, в этом диком знамении, отвержением самой сущности христианства, его сердцевины, его центрального смысла и цели. Такое триперстие можно было принять или не понимая смысла и значения христианства или по насилию.

 

2. Ни восточные патриархи, ни все авантюристы, прибывшие в Москву из разных стран и вершившие здесь церковные дела, ни соборы, из них главным образом состоявшие, не могли обосновать свое столь чуждое Христовой Церкви триперстие ни одним авторитетным свидетельством. Собор мог сослаться лишь на «мужиков-поселян»(54). Что и говорить — это весьма демократическое свидетельство, можно сказать, прямо пролетарское. Но в делах Церкви оно не имело никакого значения, и, кроме того, оно было и лживым, что касалось всей тогдашней Руси благочестивой, которая целые века неизменно ограждалась двоеперстным крестным знамением: все «мужие поселяне» были двоеперстниками.

 

В противоположность этим бездоказательным триперстникам, благочестивые пастыри выставили ряд весьма веских, весьма авторитетных свидетельств в защиту и в обоснование двуперстия. Кроме указанных нами выше доказательств св. Кирилла Иерусалимского и св. Петра, они приводили еще в пример высказывания св. Мелетия Антиохийского (IV в.), блаженного Феодорита, епископа Кирского (VI в.), преподобного Максима Грека (XVI в.) и всех греков, восточных отцов Церкви(55). Затем приводились в пример святые отцы Русской Церкви, все до одного знаменовавшиеся двуперстно, и целый Стоглавый Собор 1551 г., на котором участвовали такие великие знаменоносцы, как сам председатель его Макарий, митрополит Московский, которого историк Голубинский величает «знаменитейшим из знаменитых», как «равноапостольные» святители Гурий и Варсонофий, казанские чудотворцы, Филипп, впоследствии митрополит Московский, а тогда еще лишь игумен Соловецкого монастыря и многие другие. Стоглавый Собор не только подтвердил свидетельства св. Мелетия Антиохийского и блаженного Феодорита, но изрек осуждение на не знаменающихся и не благословляющих, как Христос, двумя перстами (31 глава Собора). И даже это осуждение было позаимствовано из древнегреческого потребника. Ссылались двоеперстники и на всех благочестивых российских патриархов, в книгах которых (ими изданных) узаконяется и разъясняется двоеперстное сложение. Затем шли бесконечные доказательства от Св. икон, начиная с иконы Пресвятой Богородицы с Божественным Младенцем на руках, благословляющим двоеперстно, написанной самим евангелистом Лукой, и кончая многими чудотворными иконами, написанными в самой России. Как могла Русская Церковь после сего поверить пришлым в Москву бродягам-иностранцам, что двоеперстное знамение есть страшная армянская ересь? Это значило признать всех своих святых и чудотворцев, да и всю древнюю Церковь — и русскую, и греческую — еретиками, армянами, проклятыми. Да и апостолов записать в еретики, и Самого Христа, благословляющего на всех этих древних и святых иконах двумя перстами, признать армянином и — того хуже. Нет, русская благочестивая Церковь на это не пошла и отвергла всех этих хулителей, проклинателей и действительных еретиков. Великий русский народ остался верен себе и своей Церкви.

 

3. Даже внешний вид триперстия отталкивал от себя благочестивый русский народ. Три перста сбиты в кучечку, требовалось, чтобы два верхних перста были пригнуты к большому пальцу. В тогдашних никонианских книгах таким и изображалось троеперстие. По выражению одного писателя, «все в триперстии пригнуто, все согбенно; это какое-то робкое и рабское знамя». И действительно оно принесло рабство всем никонианам: они лишились в своей новой церкви всех прав, присущих церковному народу, и превратились в безмолвных рабов. Скажут, что оно все-таки складывалось во имя Святой Троицы. Но и самые проклятия и анафемы московских соборов и всех этих авантюристов, ими руководивших, произносились, как сами они провозглашали, «благоволением и благодатию Святыя Единосущныя и Животворящия Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа». От этого эти проклятия не стали благодатными. Напротив: они стали более кощунственными и более нечестивыми. Мало ли совершалось и совершается преступлений самых страшных и самых отвратительных во имя Бога! Святой Иоанн Златоустый замечает, что даже чародеи и колдуны употребляют имя Святой Троицы для своих нечестивых и злых заклинаний, отчего они становятся преступнее. Триперстие справедливо именуют, по-народному, щепотью. Ничуть оно не похоже на торжественное знамя; это что-то обыденное, кухонное: щепотка соли, щепотка перцу, щепотка табаку — тут оно действительно уместно и достойно своего назначения. Но возносить его как великое знамя христианства, как глубокий смысл и цель христианского исповедания, как победу Христа над смертью, над диаволом — оно для сего совсем не подходит и никоим образом не может этого выразить и не выражает. Двоеперстное сложение, напротив, самим видом своим выражает знамя креста, в народе оно так и называется — крестом. Два вытянутые вверх перста влекут нас ввысь, к Богу. Это воистину знамя победы и торжества. Богочеловечество здесь действительно свидетельствует о привлечении и примирении Человечества с Богом. Ясно и красиво изображается в двоеперстном сложении и Святая Троица: три перста показывают мировой горизонт, именно как Сам Богочеловек сказал своим апостолам: «Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матфея, 28: 19), и добавил: «И се Аз с вами во все дни, до скончания века» (28: 20). Вот именно в двоеперстном сложении все есть: и Святая Троица, и сам Христос в двух естествах.

 

4. Триперстие навязывалось русскому народу насильно: оно стало знамением жесточайших гонений на православных христиан. Из-за него и ради него благочестивых людей мучили, убивали, сжигали. Вся страна обагрилась кровью святых мучеников. Миллионы лучших сынов и дщерей святой Руси целые века преследовались во имя этого триперстного знамения. Оно стало поэтому ненавистно русскому народу. Многие стали считать его печатью антихриста, так как только приняв его, могли русские люди жить более или менее спокойно в своей родной стране. Двоеперстие же стало еще милее русскому благочестивому народу, ценнее и святее, ибо и оно преследовалось: два пальца отсекали у стойких хранителей двоеперстия. Преследовали никониане его и проклятиями, и всякими хулениями. Ненавидят они его даже до днесь.

 

5. Не отказалась православная Церковь принять и так называемое именословное, или херосложное перстосложение. Изданная собором 1666 г. книга «Жезл»(56) утверждает, что сам Христос установил такое перстосложение для благословения: возносясь на небо. Он благословил всех учеников именословным перстосложением, то есть указательный перст вытянул, чтобы он означал литеру «I», а великосредний так согнул, чтобы он был похож на букву «С»; таким образом, из двух пальцев получилось «IС», что значит ИСУС; Большой же палец скрестил с безымянным, чтобы получилась из них литера «X», а мизинец так согнул, чтобы он стал похож на букву «С», из этих пальцев получилось «ХС», что значит Христос. Так это выходит по славянской азбуке и по греческому алфавиту. На всех же других языках, у которых совсем иной буквенный алфавит, например, у евреев, арабов, сирийцев, китайцев, японцев и многих других, никакими пальцами не изобразить имя Христово. Почему Господу Исусу, пославшему своих учеников с проповедью «ко всем языкам» и прежде всего — к евреям, понадобилось благословлять их, евреев, греческими буквами или славянскими, которые в то время еще и не были изобретены, — этого книга «Жезл» не объясняет. Но для грамотных людей того времени было ясно, что «Жезл» говорит просто небылицу о Христе, которой они не могли поверить, несмотря ни на проклятия соборные, ни на гонения. Благочестивая русская Церковь осталась с действительно Христовым благословением — двоеперстным сложением, которое для всех народов приемлемо и для всех языков ясно, а херосложное, «изобретенное» неизвестно кем(57), отвергла.

 

Гонение на Крест Христов

 

Церковь святая имеет три вида креста: четвероконечный, шестиконечный, восьмиконечный(58). Все они «святолепно» чтутся и прославляются. Но каждому виду установлено свое место. Крест восьмиконечный есть крест совершеннейший в том смысле, что он полностью представляет собою Крест Голгофский, на котором был распят Христос. О нем именно пророчествовал великий пророк Исаия: «Слава Ливанова к тебе приидет — кипарисом, певгом и кедром вкупе, прославит место святое Мое, и Я прославлю место ног Моих» (Исаии, 60: 13). Как разъясняют церковные учители, прямое древо Креста Христова было из кипариса; поперечное, на котором были пригвождены пречистые руце Спасителя, из певга, и подножие, к которому были прибиты ноги Христовы, — из кедра(59). Собственно, и шестиконечный Крест есть совершенный Крест, именно на шестиконечном был распят Христос, как воспевает Церковь за богослужением: «На кипарисе и певге и кедре вознесся еси Агнче Божий»(60). Два остальных конца восьмиконечного креста составляет титлу, о которой говорится в самом Евангелии: «Пилат же написал и надпись и поставил на Кресте. Написано было: Исус Назарянин, Царь Иудейский» (Иоанна, 19: 19). С этой титлой полнее изображается Голгофское событие(61). Четвероконечный крест считается «сокращенным»: он применяется в миропомазании, маслопомазании, в священническом или архиерейском осенений рукою или свечами, в ограждении себя рукою, а также на священных облачениях, на покровцах и на других церковных вещах. Восьмиконечный Крест, как полный, ставится или изображается на всех важных и видных местах: на церковных главах, на престолах, антиминсах, на просвирах, на всенощных хлебах, на артусе(62), на панагиарном(63) хлебе и на других многих местах и вещах. На четвероконечном Кресте не изображается распятие Господа, оно имеется лишь на шестиконечном и восьмиконечном Кресте. Шестиконечный Крест, то есть трисоставный, по учению Церкви представляет собой и образ Святой Троицы, как поется за богослужением: «Крест трисоставный честное древо Троицы бо носит трисоставный Образ». Три части Креста (древо прямое, поперечное и подножие) изображают три лица Святой Троицы(64) . Подножие Креста Христова во многих местах богослужебных книг воспевается и прославляется: «Возносите Господа Бога нашего и поклоняйтеся подножию ногу Его, яко свято есть», — возглашает прокимен за службой Кресту Христову(65). К четвероконечному кресту это призывание не применимо, так как он не имеет подножия.

 

Так древлеправославная Церковь всех времен прославляла Крест Христов и каждый из его видов имела на своем месте. После разделения церквей на восточную и западную (1054 г.) восьмиконечный крест стал символом православия, а четвероконечный — символом латинства. Он и получил у нас в России название «латинского» креста, или даже «крыжа» (польское название). В западной церкви нигде теперь не заметишь ни восьмиконечного, ни шестиконечного креста, а лишь один четвероконечный. В России же крест восьмиконечный получил некоторое преимущество. Он свидетельствовал о совершенстве и чистоте русского православия и благочестия. Крест восьмиконечный стал выражать собою не только победу Христа над смертью и над диаволом, не только красоту церковную и царям державу, но и торжество истинного православия, победу над еретиками и прежде всего — над латинщиками. По выражению одного современного писателя, философски мыслящего, «православно-русский осьмиконечный крест есть центр вселенной, возводящий на райские высоты»(66). Другой современный писатель, говоря о светильце Кресту, где сказано что «Крест — красота церковная», разъясняет: «Здесь имеется в виду не только внутренний смысл красоты креста, но и внешнее изящество этой красивейшей геометрической фигуры, украшающей храмы Божий изнутри и извне»(67). Восьмиконечный Крест действительно имеет такую внешнюю красоту, чего нельзя сказать о четвероконечном кресте(68). Русские твердо верили, что святые храмы и затонувшего града Китежа «увенчаны были восьмиконечными крестами»(69) . Всюду во всей России, на всяком подобающем месте возвышались и сияли своим благолепием восьмиконечные кресты Христовы: на святых храмах Божиих, на колокольнях, над входными воротами в ограду церковную, даже над воротами или калитками каждого дома христианского, а внутри церквей — на престолах Господних, на антиминсах, на просвирах, на всенощном хлебе, на артусе, на панагиарном хлебе; возвышался он над хоругвями, сам будучи хоругвию христианства, над дверями церковными и во всех других местах храма Божия, где полагался Крест; на груди всякого русского человека висел восьмиконечный крестик, хотя и на четвероконечном, как на основе изображенный; на всех могилах умерших православных людей ставился обязательно восьмиконечный крест; на перекрестках проселочных дорог необъятной страны тоже возвышались восьмиконечные кресты и свидетельствовали о благочестии и усердии русского народа. Словом, вся святая Русь украшена была восьмиконечными крестами.

 

Так было до никоновского патриаршества. А с этого времени начинается изгнание этого Креста Христова со всех его мест, сначала излегка, постепенно, потом со все более и более усиливающейся настойчивостью и, наконец, с откровенной наглостью, даже с остервенением, с ненавистью и ругательствами. Сбросили его с Храмов Божиих, изгнали с просвир, с артуса, с хлеба всенощного, даже с панагий и антиминсов. Всюду его преследовали и вытравляли. С грустью и скорбью сетовал тогда великий и несокрушимый ратоборец за древлеправославную Церковь и за святую Русь богатырь-протопоп Аввакум: «Слышите, братие, — обращался он к верным чадам святой Церкви, — что апостол Павел приказывает: стойте крепко за Христа. Свободные мы с вами люди: свободил нас Христос от греховного ига, снял с нас кошель сей с червями, пригвоздив е на кресте трисоставном крепко четырьми гвоздьми железными, а не трема, якоже костел римский с никонианы мудрствуют, — ноги прибиты гвоздем одным, на крыже, без подножия. Чему быть? Что велит диавол, то и делают. По апостолу: под игом работы держатся. Впряжены в колесницу четвероконну, везут быстро, все розно тащат еретики из церкви той. Апостолы и седмь Соборов святых отец, и пастыри, и учители о Святем Дусе исполнили святую Церковь догматою, украсив ю, яко невесту, кровию своею, со Христом запечатав, нам продали; а антихристова чад и разграбили, зело разорили и крест с маковицы Христов стащили трисоставный и поставили крыж латинский четвероугольный(70), и из церкви той выбросали и жертву переменили, молитвы и пение, все на антихристово лице устроили. Чему быть? Дети ево; отцу своему угладили путь. Аще и не пришел он еще последний чорт, но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его и печатью людей бедных, слепых перепечатали, трема персты и развращенною малаксою(71). Вы же, братия, назидающеся святою верою вашею, стойте крепко за святую Церковь и отеческое предание умирайте; не давайте грабить ворам матери своея, в ней же родихомся духовным порождением»(72). В таком духе призывали и другие пастыри того времени, пораженные этим беспримерным глумлением над крестом шестиконечным, вернее, восьмиконечным, так как Пилатова титла ставилась именно на шестиконечном кресте. На четвероконечном она никогда не ставилась, как нет ее ни в Римской церкви, ни в никонианской, лишь бумажная надпись встречается.

 

Особенно возмутительно и нечестиво было изгнание Креста Христова восьмиконечного вида с просвир, с дискоса и с самого Агньца, пресуществляемого в Тело Христово. По старым Служебникам он изображался здесь в кругловидной печати, с тростию, копием, с голгофским возвышением и с Адамовой главой, т. е. изображалось во всей полноте голгофское событие. По определению соборов 1666-1667 гг. все это было уничтожено, даже кругловидная печать, символизировавшая, по толкованию св. отец, бесконечность Божества(73) , была устранена, а на месте всей этой догматической печати поставлен четыреугольник без всякого символического обозначения и в нем — четвероконечный крест с надписью по его сторонам: IС ХС с титлами сверху и НИКА. Такой вид креста и с такой надписью был явлен на небе великому Константину, императору Римскому, о чем повествуется в его житии и в Историях церковных. Таким образом Голгофская картина заменена на самом даже Агньце видением Константину императору, причем это новое установление, совершенно неведомое Древней Руси, было закреплено страшными проклятиями и анафемами(74). Было отчего смутиться русскому благочестивому народу и почувствовать дыхание антихриста от этой еретической «четвероконной колесницы», как поименовал Аввакум все это сонмище, восставшее на Крест Христов.

 

Восьмиконечный крест Христов был в такой неистовой степени преследуем и ненавидим, что один из «святителей» новой церкви именовал его «раскольническим» и «брынским»(75). По требованию собора 1666 г. печати с восьмиконечным Крестом отбирались у просвирниц(76), сами просвирницы держались скованными на цепи за одну только эту вину, что печатали просвиры печатью с восьмиконечным крестом: «Чтобы впредь у просвирниц таких печатей отнюдь не было»(77). Архиереи рассылали по епархиям строгие приказы: досматривать, не причащают ли попы «просвирами старыя печати крестов», таковых «отказать от божественныя службы», а просвирниц «держать в монастыре, скованных на цепях»(78). Новопоставленный епископ на только что открывшуюся новую Холмогорскую епархию ежегодно требовал от своих сборщиков по епархии наблюдать, чтобы «священники в приходах служили литургию над пятью просфорами, печатанными крестом четвероконечным»(79). По свидетельству современников, «тогда ревнующие о новопреданиях в архиерейских приказах новопоставленные архимандриты, игумены и поповские старосты, и приказные по селам старцы, и иные по их научению, тыя древлеправославные Христианы имаху, вязаху, мучаху различными томлениями, и егда уведяху кия по древлеправославному на просвирах воображаху трисоставный крест Христов, тыя мнози укоряху сице: раскольники и противники, по раскольнически просфоры печатают, и мучаще их за то, разоряху»(80). Когда староверцы того времени запросили одного из виднейших и авторитетнейших архиереев новой церкви, именно Питирима, митрополита Нижегородского: «Аще который иерей ныне во святей церкви отслужит литургию, по старопечатным служебникам, на седьми просфорах с воображением Честнаго Креста с подножием и с прочею обычною подписию («Се Агнец Божии, вземляи грехи мира»), будет ли пречистое Тело и кровь Христова или ни?», — тот ответил: «Аще котории попы, невежд и суще, вами прельщеннии и весьма развращеннии, ныне дерзнут тако служити, противящеся восточней и великороссийстей церкви и выше помяновенней соборной клятве, таковии суть прокляти и отлучени и извержени, и весьма священнослужения обнажени. И от таковых собором проклятых и изверженных и священства обнаженных не может быть сущее святое Тело и Кровь Христова весьма»(81). Противящиеся в данном случае лишь в служении на семи просвирах с печатью восьмиконечного Креста(82) — и за это одно они прокляты и священства обнажены. Не только восьмиконечный Крест был причиною проклятия и недейственности пресуществления просвирного хлеба в Тело Христово, но и изображение копия и трости на просвирной печати(83). Вся Голгофская картина была изгнана с жертвенника алтарного, и не только изгнана, на и осуждена, опозорена, поругана. Другой авторитетный архиерей того времени, архиепископ Феофилакт Лопатинский, в своей книге «Обличение» восклицает: «Зрите, православнии, коликий смертоносный яд, коликое нечестие сии злокозненнии мужики под осмиконечным крестом своим и под своима двема перстема содержат»(84). Нужно заметить, что такие книги архипастырские, как только что упомянутое «Обличение» и вышецитированная «Пращица», были голосом всей тогдашней правящей иерархии: они издавались с разрешения и благословения Святейшего Синода, по предварительном их рассмотрении и одобрении. Поход против Креста Христова был делом всей никонианской церкви. Вся она за него ответственна и повинна.

 

Церковь Христова с апостольских времен ввела в чин крещения обязательное требование крещаемому — носить Крест Христов на себе всю жизнь свою постоянно и неизменно. В дониконовских требниках в чине св. крещения говорится: «Та же иерей прием крест с гайтаном, и, ограждая им крещаемого, глаголет: «Силою и заступлением Честного Креста Твоего сохрани его, Господи». И приложа ко устам младенца, надевает на выю его. Посем возлагая на него срачицу(85) и пояс, глаголет: «Одевается раб Божий, имярек, одеянием веселия и возрадования, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь». Никоновские книжные справщики выбросили и крест и пояс, оставили лишь срачицу. В новом никоновском чине крещения до сих пор говорится лишь: «И облачая его (крещаемого) в одеяния, глаголет: «Облачается раб Божий, имярек в ризу правды во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь»(86). Никакого креста на крещаемого не возлагается по новому чину — ни восьмиконечного, ни шестиконечного, ни даже четвероконечного. Из всех вышеперечисленных мест изгнанный восьмиконечный крест заменен четвероконечным, а тут, в таинстве крещения, ничем и никак не заменили его никоновские справщики. Очевидно, по этой причине огромное большинство никониан не творят на себе никакого крестного знамения ни при каких случаях. А остальные если и творят его, то в таком виде и с такой небрежностью, что, по определению св. Иоанна Златоуста, такому «маханию лишь бесы радуются». Следует отметить, что такое «махание» творят на себе не только миряне, но и духовные лица: священники, а тако же и другие высшие иерархи никоно-петровской церкви.

 

О Древней Руси до никоновской реформы, т. е. о старообрядческой, Ф. М. Достоевский говорит: «Она понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше — православие, что она хранительница настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других народах»(87). Никон и все сподвижники его реформы, напротив, объявили эту святую Русь еретической, армянской, проклятой, и поэтому они так бесстыдно и нагло преследовали ее великую драгоценность — настоящий Христов образ, заменив его то «латинским крыжем», то «бесовским маханием» или пустотой.

 

Неистовое презрение к Кресту Христову и жесточайшее гонение на него привело в наше уже время некоторых архипастырей «православной» церкви к отрицанию его смысла и существенной спасительной его силы. Знаменитейший богослов новообрядческой церкви и самый выдающийся митрополит ее Антоний Храповицкий, председатель Синода Зарубежной церкви, учит, что Крест Христов не имеет искупительной силы, что искупление совершилось до Креста, в Гефсиманском подвиге Христа. Крест, таким образом, совсем теряет свою спасающую силу. У митрополита Антония есть и последователи такого его догматического учения об искуплении: архиепископ Илларион, бывший инспектор Московской духовной академии, профессор-протоиерей Светлов (Киевской духовной академии), писатель иеромонах Тарасий и другие. Нам нет надобности разбирать это новое догматствование архипастырства новообрядческой церкви(88). Мы лишь отмечаем, что такое отрицательное отношение к Кресту Христову есть результат векового гонения никониан против Креста восьмиконечного. Благочестивые люди никоновской эпохи верно почуяли, что изгнание Креста Христова с подобающих ему мест есть действительно путь к антихристу, поэтому они так ревностно, до мучения и смерти, и стояли за Его честь и святость.

 

Новая церковь — никонопетровская

(Новые догматы новой церкви)

 

Кошмарный собор 1666-1667 гг. не только утвердил и закрепил введенные в России Никоном и греками новые обряды, обычаи и книги, но и догматизировал их на вечные времена: провозгласил, что они никогда не могут быть ни отменены, ни изменены «ни в едином чесом» — ни в чем, ни в какой степени, ни в единой черте. Иначе дерзнувшие на сие будут прокляты, преданы анафеме, будут еретиками; даже и по смерти будут не разрушены и не растленны, как заколдованные, как связанные волшебными анафемами на бесконечные веки.

 

 

1. Каждый новый обряд был на соборе богословски истолкован, и малейшее нарушение его есть уже догматическая ересь. Триперстное исповедание, например, не может быть выражено или изображено никакими другими перстами, как только первыми тремя, ибо, по глубокобогословскому рассуждению собора, только они одни равны между собою (что, конечно, неверно) и потому только ими может быть символизировано абсолютное равенство трех лиц Святой Троицы. Все другие пальцы не годятся для сего и ввергают в ереси: арианскую, македонианскую, духоборческую и многие другие. Двоеперстие потому и признается страшным еретичеством, что в нем изображается Святая Троица неравными перстами. Триперстие есть, таким образом, не просто вековечный обряд, нет, это догмат — и великий догмат. Всякое нарушение его низвергает в бездну ересей.

 

В таком смысле богословски истолкованы и догматизированы и именословное перстосложение, и трегубая аллилуия, и противосолонное хождение, и Символ веры без «Истиннаго», и все остальные «мелочи» никоновских книг.

 

2. Даже имя Господа Христа, которое на разных языках пишется и произносится различно, догматизировано как единственное для всех народов, именно только как Иисус. Никак иначе, потому что в нем и только в нем, в этом имени — «Иисус» — по числу его букв заключается великая тайна. Изданная собором книга «Жезл» разъясняет: «Сицевое есть пресладкое имя Иисусъ, еже прияхомъ отъ еллинскаго Иисусъ — тресложнаго, знаменающаго же Спаситель, по оному ангельскому извещению, еже ко Иосифу: и наречеши ему имя Иисусъ, Той бо спасетъ люди Своя отъ грехъ ихъ. Аще же не будетъ тресложно, не будетъ иметь того знаменования: убо подобаетъ сие имя тресложно писати. Паки симъ именемъ две изображаетеся тайне, по свидетельству некоего мужа премудра: чрезъ два слога первая, еже есть чрезъ I и И, душа и тело знаменается Божия Сына воплощенна; чрезъ третий паки слогъ треписьменный СУС является Святая Троица. Аще убо единъ слогъ оставится, сие таинства знаменование разорится: убо весьма тресложно писати подобаетъ»(89). Значит, на всех других языках (сирийском, абиссинском, китайском, японском, еврейском, на котором, собственно, и благовестил ангел Иосифу, и других многих) произносимое имя Господа этих важных и великих тайн не имеет и не может иметь.

 

В старых, дониконовских, книгах, печатных и рукописных, всегда писалось и печаталось имя Господа Спасителя — Iсусъ, под титлой — Iс. Встречалось иногда и такое начертание: «Iисусъ». Оба почитались именем Господа Христа, Сына Божия. Но с никоновского времени это имя «Icyc», или под титлою «Iс» выброшено из всех книг, причем выброшено не просто, а с отвращением, с жестокой ненавистью и даже хулением. Очень показательно, что греки, хотя пишут и читают имя Господа «Iисус», но в церковных книгах до сих пор печатают его под титлой с одной йотой — «Iс», тогда как русские никониане ни в одной своей книге не допускают такого начертания, всегда печатают, хотя и под титлой, но с двумя йотами: «Iис». И это в силу вышеприведенного догматического истолкования этого имени, в котором «И» имеет богословское значение.

 

Имя «Исус», хотя оно до нашего времени является общеславянским, выброшено никонианами именно как погрешительное — не грамматически погрешительное, а догматически как еретическое, ибо оно не выражает в себе, в своих слогах тайну души и тела Богочеловека: исповедует Христа, по толкованию «Жезла», или бездушным или бестелесным, что является и в том и в другом случае ересью. Новое богословие так и разъясняет, что это имя «Исус» «ничего не значит». А если и значит, то лишь как слово «равноухий». Поэтому имя «Исус» есть имя не Господа, не Спасителя, а какого-то другого бога — равноухого, ничего не значащего, тем не менее «чудовищного»(90). Это, собственно, есть циничное и дерзкое богохульство новых богословов. В основе своей это лжедогматствование есть отмена евангельской проповеди на всех языках, есть неверие в данное в день Пятидесятницы дарование Духа Святого святым апостолам — возвещать и прославлять имя Господа на всех языках.

 

3. В старых, дониконовских, книгах была общепринятой, общецерковной молитва: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Нередко в них встречается и другая молитва: «Господи Исусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Но первая считается молитвой вселенской (универсальной) и вечной как основанная на евангельских текстах, как первое апостольское исповедание, на котором Господь и Церковь Свою создал(91). Но собор 1667 г. выбросил ее из всех богослужебных книг и под угрозой анафем воспретил ее произносить «в церковном пении и в общих собраниях» и сделал это на догматических основаниях, ибо признал вселенскую молитву недостаточной, сомнительной, с зародышами арианства. Ее потом стали называть «раскольнической». До настоящего времени она не допускается в богослужебные книги новой церкви и не употребляется в общем богослужении(92). И не может быть допущена, пока собор1667 г. признается этой церковью законным и благодатным, изрекавшим все свои постановления по изволению Духа Святого. Догматические постановления не вправе отменить и Вселенский собор. А постановления 1667 г. именно догматические.

 

4. Догматизировал собор и новые богослужебные книги со всеми их погрешностями, соблазнительным изложением и со всеми другими недостатками. О Служебнике же вынес еще особое определение: «Книга Служебник, якоже прежде исправися и печатася, и ныне при нас приложно свидетельствовася от всего освященного собора, и печатается в лето 7176(93) такоже и впредь печатают, и ни кто же да дерзнет от ныне во священнодействие прибавити что или отъяти, или изменити. Аще и ангел (по нас) будет глаголати что ино, да не имате веры ему» (правило 24 Деяний собора). Вот как строго и непреложно догматизировал собор текст нового Служебника: даже ангел с небес не может сделать в нем какую-либо поправку(94). Значит, не только каждая строка в нем, но даже всякое слово есть своего рода догмат — непогрешимый, неизменный, вечный. И все это закреплено проклятиями и анафемами.

 

5. Самые проклятия были тоже догматизированы. Никоновские реформы начались и продолжались проклятиями и анафемами. Кто только ни проклинал в то время весь русский православный народ! Проклинал Никон, проклинал Макарий Антиохийский, Гавриил Сербский, Гедеон Молдавский; проклинали греки, грузины, болгары, хохлы, афониты, синаиты — весь этот сброд пришельцев, которые тогда, как вороны на труп, набросились на щедрую и богатую Москву. Проклинали на соборах, в храмах Божиих и в домах. Самый воздух был пропитан проклятиями и анафемами. В завершение собор 1667 г. провозгласил чудовищнейшие анафемы, бесподобные в истории церковной, провозгласил и закрепил на вечные времена. И после собора гремели анафемы и проклятия целыми столетиями в новых актах и разного рода определениях и изданиях: в присягах, в чинах присоединений, в подложном Деянии на небывалого еретика Мартина Армянина, в богослужебных книгах (псалтырях, часословах, часовниках), в полемических книгах, в чине недели православия и в других многих документах. Все эти анафемы и проклятия до сих пор не отменены и не уничтожены законной соборной властью. Их только разъясняли и, значит, подтверждали, признавая их законными и нужными.

 

Выносили проклятия и анафемы и Вселенские Соборы. Но на кого и за что? На явных, изобличенных и упорных еретиков. Проклинали за их ереси и нечестие, за их святохуления и богохуления. А никониане проклинали православных христиан: Макарий нарочито подчеркивал в своих проклятиях: «Кто от православных христиан не творит крест тако, — (т. е. триперстием), — тот проклят, еретик и отлучен от Святой Троицы. И собор 1667 г. тоже к «православным» христианам, на них именно направил свои душеубийственные проклятия и анафемы.

 

И за что проклинали они русский православный народ, т. е. всю т.е. всю тогдашнюю святорусскую Церковь? За двоеперстное сложение — вполне православное, даже апостольское предание. Христово благословение. За сугубую аллилуию, т. е. за прославление Святой Троицы по старой церковнобогослужебной форме. За приложение к Святому Духу в Символе веры слова «Истиннаго». Или прочел в церкви молитву вселенскую «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас» — и уже проклят, так как собор воспретил ее употреблять в церкви, а ты ослушался собора. Совершили христиане крестный ход вокруг храма по солнцу, и уже на них страшная анафема, ибо они прослушали определение собора 1667 г. Отслужил священник Божественную литургию на просфорах, на которых изображен восьмиконечный крест с надписью: «Се Агнец Божии, вземляи грехи мира», — он за это одно низвергнут из сана, проклят, и душа его пойдет к Иуде-предателю прямо в ад, а совершенные им тайны — не тайны, а «пес закланный», по выражению Киевского митрополита Антония, впоследствии председателя Священного Синода в эмиграции(95).

 

Черные тучи анафем и проклятий покрыли мраком весь русский церковный небосклон. Но благочестивые русские люди утешали себя словами русского же святого Иосифа Волоколамского: «Глаголю от святых Писаний, яко не последует Божий суд ни патриаршескому, ни епископскому не токмо отлучению, но даже проклятию, аще не по Божией воле проклянет кого: всяк убо всуе не благословляя и проклиная себе не благословляет и проклинает». Указав на проклятия Ефесского разбойничьего собора во главе с Диоскором, патриархом Александрийским, на блаженнейшего Флавиана, патриараха Цареградского, св. Иосиф говорит:

 

«И не последова им Божественный суд, но сами прокляти быша от Бога и от человек, понеже не по воле Божией прокляша, а блаженный Флавиан со всеми святыми причтен бысть»(96).

 

6. Никоновская реформа была основана на лжи и обманах. Ложь, обманы, подлоги вошли в плоть и кровь новой церкви. Триперстие — новое предание, однако его выдавали и до сих пор выдают за апостольское. Именословное перстосложение — тоже новейшее изобретение: ни у одного св. отца во всей истории оно даже не упоминается хотя бы случайно, а его приписали новые выдумщики Самому Христу. Книжное исправление велось по современным греческим книгам, по самым новым, печатаным даже не у греков, а в латинских типографиях Венеции, а уверяли русский народ Христом Богом и всей Святой Троицей, что правились они по самым древним греческим и славянским рукописям. И так во всем — в каждом постановлении, во всяком деле. Создан длинный ряд подлогов — самых дерзких, возмутительных, хульных, вроде небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина или Феогностова Требника, совершены подделки, подчистки, делались ложные ссылки, фабриковались фальшивые документы и т. п. фальсификации. И все это даже после разоблачений оправдывалось, защищалось, еще больше закреплялось, а разоблачители преследовались, наказывались, предавались даже смертной казни.

 

Ложь и обманы и их защита стали вековой апологетической системой, догматической истиной. Даже в новейшее время знаменитый Филарет, митрополит Московский, изрек в защиту этой системы весьма меткую фразу, ставшую исторической: «Авторы подлогов неправдой послужили правде». Иезуитское правило «Святая цель оправдывает все средства» стало практическим вековым догматом новой, никоновской церкви. Христос говорит «лжец и отец лжи» есть диавол (Иоанна, 8: 44). А новый догмат учит, что этот «отец» и его орудие, ложь, «служат правде», конечно, никонианской правде. В этом Филарет не ошибся. Но Христовой правде диавол не может служить. Апостол Павел восклицает, словно удивляясь филаретовской фразе: «Что общего у света со тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Коринф., 6: 14—15). Однако миссионеры никоновской церкви в своих многочисленных сочинениях всячески оправдывают ложь, обманы, подлоги, подделки и всякую фальсификацию, созданные в течение веков новой церковью. Таким образом, ложь есть действительно догмат новой церкви.

 

7. А над всем этим мраком возвышается, словно огромная голова дракона, еще один догмат, самый ужасный — кровавый и огненный догмат убийств в подлинном смысле этого слова, догмат казнения, по определению самой этой церкви.

 

Никон в самом начале своей реформы запечатлел ее убийством епископа Павла Коломенского и других верных святой Церкви священнослужителей. Мучения и казни были наиболее прочной основой новой церкви. Собор 1666 г. постановил: аще кто не послушает нас, «хотя в едином чесом» и «мы таковым приложим телесная озлобления» (лист 48 Деяний). Озлобления эти выражались в страшных пытках и в убийстве. Собор 1667 г. «соорудил» особую книгу — «Жезл», которую титуловал не только жезлом «правления и утверждения», но «наказания и казнения». Книга эта, соборне догматизированная, основывает право на казни и мучения Ветхим заветом, как известно, наполненном разного рода казнями и убийствами. «Но зане же, — объясняют жезлотворцы, — в Ветхом завете бывшая сень, образ и прописания бяху в новой благодати содеваемых, убо и жезл сей видится нечто прообразовавше быти» (Л. 5, об.). Именно ветхозаветные казни и убийства предобразовали его. Составители «Жезла» с каким-то сладострастием проповедуют, устанавливают и защищают убийства. По их разъяснению, ветхозаветные казни были безблагодатными. А нынешние благодатны. В таком именно смысле — кощунственном, антихристианском и богохульном — истолкован и утвержден новой церковью догмат казнения. «Если в ветхозаветной церкви, — разъясняет уже правительствующий Синод в изданной им книге «Пращица», — непокорных «повелено убивати» — и убивали, «кольми паче в новой благодати непокоряющихся святей восточней и великороссийстей церкви подобает наказанию предавати, достойно бо и праведно есть: понеже тамо сень, зде же благодать; тамо образы, зде же истина, тамо агнец, зде же Христос»(97). Сам Кроткий Господь, пострадавший на кресте, представляется палачом и катом. «Убо како вас не мучити? — удивляется автор «Пращицы», обращаясь к гонимым и убиваемым русским благочестивым людям, — како в заточение не посылати? Како глав не отсекати?»(98). Это же самое богоугодное и спасительное дело.

 

Казни, пытки, огнесожжения и всякого рода убийства действительно были провозглашены догматом веры. В другой книге, изданной Синодом, «на утверждение в догматех православные церкви», составленной Стефаном, митрополитом Рязанским, — «Камень веры», целый отдел ее так и озаглавлен: «Догмат о наказании еретиков». Здесь с убийственной решительностью и ошеломляющим бесстыдством утверждается, что «искус научает, что иного на еретиков врачевания несть, паче смерти». И не просто убиваются они, «обаче лютыми смертьми убиваются, того ради, яко да прочия уразумеют тяготу греха и не дерзают творити неподобная. Сия же вся прилична суть еретиком: убо тех убивати достойно есть и праведно»(99). Вот какое врачевание возведено в догмат веры: палачи стали врачами, а пастыри — палачами.

 

Пылающие срубы и костры с десятками тысяч невинных жертв, плахи с топорами, с отрезанными головами, с потоками крови; виселицы, колесования, четвертования, выматывание жил — все это догматизировано, богословски обосновано, закреплено и благословлено новой церковью. Ужасные тайные канцелярии петровского и аннинского времени, пыточные застенки, забрызганные кровью страдальцев и исповедников старой веры — это благословенные «алтари»; палачи, истязатели, мучители, убийцы — это своего рода «священнослужители». Все это безумие предрек Сам Спаситель: «Наступит время, — говорил Он своим ученикам, — когда всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит Богу» (Иоанна, 16: 2). На самом же деле он служит диаволу, «человекоубийце от начала» (Там же, 8: 44).

 

8. Такое догматическое верование о Христе как о палаче и о благодати Божией как о новозаветном средстве беспощадно мучить и убивать людей привело вполне естественно к превращению и таинств церковных в орудия полицейского сыска, пыток, казни и душеосквернения.

 

В апреле 1722 г. последовало уже Высочайшее повеление, которым требовалось, чтобы священники доносили гражданскому начальству об открытых им на исповеди «преднамеренных злодействах», к каковым относилось все то, что могло вредить верной службе и пользе государственной и церковной(100). Правительствующий Синод включил сюда не только «умышление на тело церкви», но и другие «воровства»(101). Таким образом священники стали сыщиками и доносчиками, а исповедь средством сыска. По требованию синодского Регламента, священник, выпытавший у кающегося его грехи, за которые он должен быть арестован, и сам должен с ним ехать «неотложно и неотбывательно» в указанные в Высочайшим Указе «места» — «Тайную Канцелярию» (тогдашнюю Чрезвычайку) или в «Преображенский Приказ» (Петровское Гэпэу)(102). В оправдание такой сыскной и предательской деятельности священника. Синод приводит слова Самого Господа. «Ибо сим объявлением, — разъясняет верховное учреждение новой церкви, — духовник не объявляет совершенной исповеди, и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единым; аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще же не послушает, повеждь Церкви»(103). Под «церковью» Синод здесь разумеет Тайную канцелярию и Преображенский Приказ — Чрезвычайку и Гэпэу. Более кощунственного обращения с учением Господа трудно и придумать. Таинство исповеди превратилось в полицейский институт или в жандармское отделение, а священник — в самого опасного гэпэушника или сыщика с необычайными правами и властью.

 

Еще более безбожно новая церковь поступила с таинством причащения. Синод превратил его не только в орудие сыска, но и в средство осквернения душ верующих людей. В своем «Регламенте» синодская власть с непостижимым бесстыдством заявляет: «Несть лучшего знамения, почему познать раскольника», как насильно его причащать. Само «Тело Христово» и «Кровь Христова» стали сыскным «знамением» — полицейским средством узнавания преступников. Чтобы избавиться от такого ужасного причастия, люди благочестивые выдумывали на себя самые большие грехи, за которые церковь отлучает от причащения на десятки лет. Но это не помогало, ибо приказано было и таковых причащать, так как Синод признавал свое причастие совсем не святыней, которая не может преподаваться недостойным лицам, а ловким и верным средством раскрыть тайну души человека и сейчас же ее осквернить этим средством. Автор синодской «Пращицы» с беззастенчивым злорадством говорит старообрядцам: «Вем, поистине вем, яко ни который иереи ни которых раскольников и еретиков всепокаявшихся, проклятых, насильно не причащают, кроме вас таковых сущих»(104). И раскольники они, и еретики, и проклятые, а один из синодских архиереев уверял даже, что они «хуже жидов»(106), и тем не менее их насильно причащали новым причастием, чтобы поиздеваться над ними, чтобы причинить им душевный вред, духовно погубить их. Старообрядцев сотнями ловили, загоняли в крепости или в тюрьмы, и тут, связав их или повалив на землю, лили им причастие насильно в рот. Было изобретено особое орудие — открывать рот таким причастникам, это какой-то «кляп». Историк Иван Филиппов сообщает, что таковые «кляпы в уста покладающие, вливаху причастие», однако «инии же в устех удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст, плеваху на землю»106. Особенным усердием по такому причащению отличался и прославился рижский обер-иеромонах Маркелл Родыщенский. Однажды он «взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и святого причастия, как овец, загнав их в цитадель, велел говеть и всех сподобить святых тайн»(107). Св. Феодор Студит говорит, что так насильно причащали только древние еретики христоборцы-иконоборцы(108). Насильно вливали в уста христианским мученикам и язычники идоложертвенное(109). Конечно, с целью осквернения христиан. С этой же целью и русская новая церковь насильно причащала старообрядцев и других, уже своих чад. И Христа новая церковь превратила в жестокого насильника, приказывающего признавшихся грешников отправлять даже в Гэпэу и Чрезвычайку петровского времени и там убивать их, и таинства Его превратила в гнусное и предательское средство сыска и даже осквернения душ верующих людей.

 

9. Чтобы все вышеизложенные догматы, а также и другие нововведения свои практически отстоять, провести их в жизнь, новая церковь вынуждена была обосноваться и укрепиться еще на одном догмате, без которого все остальные догматы разлетелись бы как пыль, как временное наваждение на святую Русь; может быть, и совсем они не имели бы места в истории России. Это догмат цезарепапизма — преклонение новой церкви перед царской властью, даже признание ее заменяющей Самого Христа.

 

Заменивший Никона по кафедре патриарх Иоасаф со всем собором 1667 г. обратился к царю Алексею Михайловичу с той самой молитвой, с которой пророк Давыд в свое время обращался к Богу, и буквально с теми же словами: «Ты, православный царю, не удали помощи твоея от мене, на заступление мое вонми, изми от оружия душу мою, и из руки песия единородную мою. Спаси нас от уст львов и от рог единорож смирение мое. Того бо деля мы под кровь крилу твоею с жезлом сим прибегаем (с книгою своею «Жезл»), да крепостию защищения пресильныя десницы твоея притяжет себе крепость на покорение всех учению и сказанию своему» («Жезл», в самом начале обращение к царю). Собор отлично понимал, что без царской власти и силы все его определения и изречения не имеют никакой силы и никто бы их не принял, ибо на них не было благословения Божия. Он откровенно признается, что без царской «пресильной десницы» его собственный, соборный, жезл не имеет никакой крепости. Поэтому он все возложил на царя, по выражению пророка Давыда, на его «колесницы» и на его «коней». Они опора новой церкви, а не Христос.

 

Уже в служебниках, изданных еще в 1656 г., в самой литургии, отведено царю особое, почетное место с возглашением его громкого титула. По древним, дониконовским. Служебникам на великом входе священник возглашает лишь: «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем», царь упоминался лишь тогда, когда сам присутствует за богослужением(110), причем он титуловался очень скромно: «Да помянет Господь Бог благородие твое во царствии своем». По новым же Служебникам требуется всюду, по всем церквам, всегда на великом входе поминать царя с предлиннейшим титулом: великий, тишайший, кротчайший и т. п.(111) В последующих царствованиях титулы поминаемых на великом входе царей, цариц, великих князей и княгинь и их чад до того растянулись, что заняли больше времени, чем совершение всей литургии. Самая литургия превратилась в какую-то царскую демонстрацию(112).

 

Петр Великий ввел в Регламент Синода присягу членам-архиереям, в которой они клянутся Всемогущим Богом признавать «Крайним Судьей» над Синодом и, значит, над всей церковью самого государя-императора Петра Алексеевича. Все ему должно быть покорно: и церковь, и иерархия, и соборы — он выше и больше всех, он «Крайний Судья», выше его никого уже нет. В основных Законах Российской Империи царь признавался и титуловался главой церкви. В сущности, от его имени, по его уполномочию всей церковью и самим Синодом управляли обер-прокуроры Синода. Они были фактической и непогрешимой главой церкви. Догмат цезарепапизма превратился в обер-папизм, что было зловреднее и еретичнее.

 

Все вышеизложенные догматы, как и другие новой церкви порождены новым духом, чуждым древней Руси, противным истинной Христовой Церкви и Самому Христу, духом тлетворным, гибельным, который дхнул на Русь со времен Алексея и Никона и, постепенно все больше и больше отравляя великую страну, привел ее к гибели в наше время.

 

Надежды на восстановление древлеправославной веры

 

Раскол Русской Церкви совершился не сразу. Определения собора 1666—1667 гг. были настолько ошеломляющими, в них было так много бессмыслия и безумия, что русский народ счел их за «дьявольское наваждение». Многие думали, что это временный туман, который должен скоро рассеяться. Сторонники и защитники старых книг и древней Церкви думали, что царь Алексей обманут приезжими греками и хохлами (малороссами-украинцами) и верили, что он должен же понять этот обман и возвратиться к старине, а обманщиков отогнать от себя. Что же касается русских архиереев, участвовавших на соборе, то о них составилось убеждение, что они не тверды в новой вере и, только боясь царя, готовы веровать так, как он прикажет. Один из наиболее видных сторонников новой веры и новых книг, чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх Московский), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем». «Хороши законоучители, — удивлялся на тогдашних архиереев протопоп Аввакум. — Да што на них дивить. Таковыя нароком наставлены, яко земския ярыжки, — что им велят, то и творят. Только у них и вытвержено: «А-се, государь, бо-се государь, добро, государь». Аввакум припомнил один очень характерный случай, ярко рисующий безволие и покорность тогдашних архиереев. «Медведя Никон, смеяся, прислал Ионе (митрополиту) Ростовскому на двор, и он челом медведю. Митрополитище, законоположник, — удивляется ему Аввакум. — А тут же в сонмище с палестинскими сидит, будто знает». То есть заседал на соборе с восточными патриархами. «А о Павле Крутицком, — вспоминает Аввакум другого митрополита, — мерзко и говорить: тот явной любодей, церковной кровоядец и навадник, убийца и душегубец, Анны Михайловны Ртищевой любимой владыка, подпазушный пес борзой, готов зайцов Христовых ловить и во огнь сажать». Он никогда «не живал духовно, блинами все торговал да оладьями. Да как учинился попенком, так по барским дворам научился блюды лизать. И не видал и не знает духовного жития». Не лучше был и третий иерарх, Илларион, архиепископ Рязанский. «В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площади, чтобы черницы-ворухинянски любили. Ох, ох бедной! — воскликает Аввакум. — Некому по тебе плакать». Всех тогдашних архиереев наблюдательный протопоп отлично знал. Всем он им говорит: «Нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить... А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, митрополиты, архиепископы — воры, прелагатаи, другия немцы русския»(113). Конечно, таким совсем не дорого было ни русское благочестие, ни святая Русь, ни вся Церковь Христова. Поэтому они так легко и без всякого разсуждения и без знания принимали все новшества и заодно с пришлыми чужестранцами проклинали весь православный русский народ и еретичили исконные его предания, обычаи и книги.

 

После собора 1667 г. еще в течение пятнадцати лет идут пререкания между сторонниками старой и новой веры, между представителями древней, народной Церкви и представителями новой, правительственной церкви. Защитники старины надеялись, что еще можно уладить возникший спор и устранить церковный раскол, что государственная власть одумается и вернется к старине, а все «никоновския затейки» оставит. Великоревностный протопоп Аввакум слал царю одно послание за другим и призывал его к покаянию: «Помилуй единородную душу свою и вниде паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси». «Богатырь» протопоп, как величает его знаменитый историк С. М. Соловьев, горячо и вдохновенно убеждал царя, что в старом православии, которое так кощунственно проклято собором, нет ни малейшей погрешности. «Если в нашем православии, — писал Аввакум, — или в наших отеческих книгах и в содержимых ими догматах есть хоть одна ересь или хула на Христа или Церковь Его, то рады мы прощаться за них перед всеми православными, особенно за то, что сами внесли что-либо соблазнительное в Церковь». «Но несть, несть ни раскольства, ни ереси за нами, — убежденно восклицал стойкий и непреклонный пастырь. — Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову».

 

Другой пламенный исповедник древнего православия и мученик, священник Лазарь, обратился с челобитной к новому Московскому патриарху Иоасафу, умоляя его «загладить следы ног Никона», то есть отбросить все его нововведения и возвратиться к прежнему благочестию. И тогда, надеялся священномученик, «престанет лютость еретическая». Царя же просил священник Лазарь назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть все видят и слышат, какая вера истинная — старая или новая.

 

Алексей Михайлович не внял этим просьбам и мольбам и в тяжких муках скончался нераскаянным (29 января 1676 г.). Царский престол занял его сын, Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники старой веры и Церкви обратились и к этому царю с горячей мольбой — оставить никоновскую прелесть и вернуться к истинной вере благочестивых предков и святых угодников Божиих, но и эта мольба не имела успеха. Новая церковь, как и новая Россия, зародившаяся тогда в верхах царских и правительственных, прочно и безвозвратно встали на путь увлечений западничеством, новой европейской культурой, которая в сущности и тогда уже была антихристианской и безбожной(114). «Ox, ox, бедная Русь, чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев», — горько восклицал прозорливый Аввакум(116).

 

На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, московское правительство отвечало ссылками и казнями.

 

Гонения на древлеправославных христиан

 

Новые ссылки и казни последовали тотчас же после собора 1667 года. Знаменитые защитники древнерусского благочестия протопоп Аввакум, священник Лазарь, диакон Благовещенского собора в Москве Феодор, инок Епифаний были сосланы на далекий север и заточены в земляную тюрьму в Пустозерске (Архангельской губернии). Эти исповедники были подвергнуты, за исключением Аввакума, еще особой казни: им вырезали языки и отсекли правые руки, чтобы они не могли ни говорить, ни писать в обличение своих гонителей и их неправой веры. Когда же их языки чудесным образом исцелели и заговорили, их вырезали вторично.

 

Более четырнадцати лет эти исповедники пробыли безвыходно в мучительном заточении — в сырой яме, но никто из них не поколебался в правоте своей веры. Отсюда они рассылали грамоты, послания, увещания к своей единоверной братии, а таковой была вся тогдашняя сермяжная Русь, — хранить целой и неизменной древнеотеческую православную веру, стоять в ней до смерти. Благочестивый народ чтил этих заточенников, как непреоборимых воинов Христовых, как дивных страстотерпцев и мучеников за святую веру. Пустозерск стал местом священным.

 

По настоянию нового Московского патриарха Иоакима, пустозерские страдальцы были преданы сожжению в срубе. Казнь последовала в пятницу — в день страстей Христовых, 14 апреля 1682 г. Всех их вывели на площадь, где был приготовлен сруб. Играло ясное весеннее солнце, точно приветствуя этих выходцев из могилы (из ямы, в которой они так долго томились). Более четырнадцати лет не видели они света Божия, ни неба, ни других красот природы. Бодро и радостно вошли они в сруб. Толпа людей, сняв шапки, молчаливо окружила место казни. Подожгли дрова, и сруб запылал. Протопоп Аввакум успел еще обратиться к народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двоеперстие руку, он завещал: «Вот будете этим крестом молиться, вовеки не погибнете». Когда мученики сгорели, народ бросился собирать на память святые кости их, чтобы разнести их потом по всей русской стране.

 

Горевшие огнем веры сожжены огнем вещественным, чтобы быть светочами, светящими в даль веков.

 

Мучения и казни древлеправославных христиан происходили и в других городах и весях Российского государства. В самой Москве пылали срубы и костры, воздвигались и другие эшафоты, свирепствовали в застенках дьявольские пытки и неимоверные жестокости. За шесть лет до сожжения пустозерских узников были преданы лютой смерти целые сотни преподобных отцов и исповедников славной Соловецкой обители. Эта обитель вместе с другими монастырями и скитами Русской Церкви отказалась принять новые никоновские книги, как соблазнительные и погрешительные. Соловецкие иноки решили продолжать службу Божию по старым книгам, по которым служили и угодили Богу соловецкие чудотворцы. Они написали государю в течение нескольких лет пять челобитных (прошений), в которых умоляли державного государя только об одном: разрешить им пребывать при прежней вере. «Плачемся вси со слезами, — писали иноки царю Алексею Михайловичу, — помилуй нас нищих и сирот, повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой отец твой, государев, и все благоверные цари и великие князи и отцы скончались, и преподобные отцы Соловецкой обители: Зосима, Савватий, Герман и Филипп митрополит и вси святии угодили Богу». Соловецкие иноки были твердо убеждены, что измена старой вере означала измену самой Церкви Христовой и Самому Богу. Поэтому они соглашались скорее принять мучения, нежели отступить от святой веры своих Богу угодивших предков. Они смело заявляли царю: «Лучше нам временною смертию умереть, нежели вечно погибнуть. И если нас предадут огню и мукам или на части разсекут, мы и тогда не изменим апостольскому преданию вовеки». В ожидании мучений многие старцы приняли схиму (великий постриг). В ответ на все просьбы и мольбы смиренных иноков, царь послал в Соловецкий монастырь военную команду, чтобы силою заставить убогих старцев принять новую веру и новые книги. Обитель не пустила к себе эту команду и затворилась за своими каменными стенами, как в крепости. Царские войска осаждали Соловецкий монастырь в течение семи лет (с 1668 по 1675 гг.). Наконец, ночью под 22 января 1676 г. стрельцы, предводительствуемые воеводой Мещериновым, ворвались в обитель и началась страшная казнь-бойня обитателей монастыря. Было замучено до 400 иноков и бельцов: одних повесили, других порубили на плахах, третьих утопили в прорубях. Вся обитель была залита кровью святых страдальцев. Они умирали спокойно и твердо: не просили ни милости, ни пощады. Каким-то чудом уцелели от этого кровавого пира только 14 старцев. Тела убитых и разрубленных мучеников лежали неубранными и неразложившимися целых полгода, пока не пришел царский приказ — придать их земле. Разгромленная и разграбленная обитель была заселена присланными из Москвы монахами, принявшими новую веру — правительственную и новые книги — никонианские.

 

Незадолго до казни соловецких страдальцев замучены были в Боровске (Калужской губернии), в земляной тюрьме две родные сестры из славного боярского рода Соковниных — боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова. Они были очень богаты, особенно богата была боярыня Морозова, молодая вдова. С детства обе были окружены почетом, славой, близко стояли к царскому двору и часто там бывали. Но ради истинной веры и во имя Христа они презрели и богатство, и почет, и славу мира сего. Твердо убежденные в правоте старой, дониконовской веры, они безбоязненно и дерзновенно выступили исповедницами этой святой веры. Пошли увещания — оставить благочестивую веру; стали угрожать в случае неповиновения лишением всего имущества, арестом, заключением в темницу, казнями. Родовитые сестры не устрашились этих угроз и не соглашались принять новшества. Они были арестованы и подвергнуты страшным пыткам: их вздергивали на дыбы (с вывернутыми назад руками подвешивали к перекладине), кости трещали от этой жестокой пытки. Затем клали им на грудь мерзлую плаху и подносили их потом связанных к огню, устрашая сожжением. Все выдержали дивные исповедницы и от правой веры не отреклись. По указу царя их отправили в г. Боровск и бросили здесь в мрачное и сырое подземелье, в котором обитали всякие насекомые. Сестер-исповедниц томили голодом и холодом. Силы их слабели, жизнь медленно угасала: 11 сентября 1675 г. скончалась княгиня Евдокия Урусова, а через 51 день (под 2 ноября) преставилась и боярыня Феодосия Морозова, успевшая еще до ссылки принять иночество с именем Феодоры. Вместе с ними замучена и третья знатная страдалица, Мария Данилова, жена стрелецкого головы Акинфа Данилова. Для их устрашения была предварительно замучена и четвертая исповедница— инокиня Иустинья: она была сожжена у боровского подземелья на глазах именитых страдалиц, святых великомучениц Феодоры, Евдокии и Марии. Их мужественному терпению и многообразным страданиям удивлялся сам огнепальный Аввакум священномученик. «Херувимы многоочитыя, — восхвалял он их, — серафимы шестокрыльни, воеводы огнепальныя, воинство небесных сил, тричисленная единица Трисоставного Божества, рабы вернии: Феодора в Евдокеи, Евдокея в Феодоре и Мария в Феодоре и Евдокеи. О, светила великия!».

 

«Трудно найти в истории русской более великую и сильную духом, чем Морозова», — пишет один русский писатель, Чудинов. Мы прибавим, дополняет епископ Михаил Канадский: не было в русской истории женщины такого напряженного религиозного чувства, такой любви к Сладчайшему Исусу, как она и ее блаженная сестра. «Увенчанные мученическим терпением, окруженные почетом при жизни и святительским поклонением по смерти, они живут и будут жить в памяти русского народа вовеки, как несравненный образец непоколебимости, как правило веры, как яркий светоч, указующий путь к честному исполнению гражданского долга. Сами мучителя Феодосии (Феодоры), пораженные величием духа в слабом женском теле, должны были признать, в боярыне Морозовой священномученицу». Царь Алексей называл ее «второй Екатериной - великомученицей». Этого имени заслуживает и Евдокия, более слабая телом, но потому еще более удивительная своим подражанием сестре. А рядом с этими двумя — Мелания «матерь великая» (еще одна преподобномученица), Иустина и другие.

 

Старообрядческая Церковь как самого Аввакума с его сострадальцами, в Пустозерске сожженными, так и боровских мучениц причислила к лику святых угодников Божиих116.

 

Немало и других подвижниц и исповедниц было замучено в то время: одних из них засекли плетьми и кнутом, других уморили голодом в подземельях, третьих предали огнесожжению. Все они заслуженно вошли в великий сонм святых Божиих, сияющих пред престолом Господа Славы.

 

Прения о вере

 

Несмотря на столь жестокие гонения и мучения, защитники православной веры и теперь все еще не теряли надежды на то, что старая вера восторжествует, так как новая вера держалась исключительно правительственной властью, народ же и духовенство не сочувствовали ей и не хотели ее принимать.

 

Новый царь, Феодор Алексеевич, процарствовал недолго: 27 апреля 1682 г. он скончался. На место его были провозглашены царями малолетние царевичи Иоанн и Петр Алексеевичи, а сестра их, София Алексеевна, — соправительницей. Патриарший престол в это время занимал патриарх Иоаким, человек крутой и жесткий, очень ненавидевший старую веру и ее последователей. Судя по его книге «Увет», написанной в обличение древлеправославия, он был твердо убежден, что древние церковные чины и обычаи, а также и книги старые были действительно еретическими: двоеперстное крестное знамение, сугубая алилуия, семипросфорие, символ с провозглашением Духа Святого «Истинным» — все это нечестивые ереси, все это проклято и отвержено. Но для обоснования своих утверждений Иоаким не стеснялся прибегать к явным подлогам, подделкам и обманам. Такой свой «Увет», полный ругательств и всяческой лжи, он, однако, утвердил соборне, сделал его канонической книгой новой церкви. Преследовал он не только живых исповедников древней святой веры, но и уже давно почивших, даже прославленных Церковью святых. Так, Иоаким вычеркнул из лика святых княгиню Анну Кашинскую, скончавшуюся за триста лет до церковного раскола, запретил службу ей и самые мощи ее скрыл под спудом только потому, что они имели руки святой с двоеперстным сложением. Выбросил он службу преподобному Евфросину Псковскому лишь потому, что в ней, как и в житии сего древнего святого, удостоверяется древность и правильность сугубой аллилуии(117). Трудно было ожидать, чтобы такой безрассудный гонитель святой Церкви возвратился к ней.

 

Но новое царствование держалось на силе стрельцов, среди которых многие, однако, стояли за старую веру. Предводительствовал ими убежденный сторонник древлеправославия князь Хованский. Таким благоприятным обстоятельством и воспользовались ревнители и защитники старой веры, во главе которых в Москве стоял священник Никита Добрынин, весьма начитанный и даровитый пастырь и незаурядный писатель. От имени всех стрелецких полков и чернослободцев была составлена челобитная на имя царей Иоанна и Петра Алексеевичей о «возобновлении древнего благочестия». Были избраны особые уполномоченные, которые должны были представить царям челобитную и вступить в прение с самим патриархом по вопросам веры.

 

Челобитчики представились сначала патриарху Иоакиму. Они попросили его дать им разъяснение: за что старые книги отринуты и какие ереси в них обретаются? Патриарх ответил:

 

— Не ваше дело о сем рассуждать. Архиереи все решают и судят, вы же должны им только повиноваться и не прекословить, ибо они носят на себе образ Христа.

 

— Христос говорит, — возражали патриарху уполномоченные, — научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; вы же срубами, огнем и мечем грозите и убиваете.

 

— Мы за то вас мучим и жжем, — бесстыдно отвечал патриарх, — что еретиками нас называете и церкви не повинуетесь(118) .

 

Челобитчики стали доказывать, что в новых книгах действительно есть погрешности и справщиками книг были несомненные еретики, вроде Арсения Грека, отрекшегося даже от христианства. Затем они указали, что гонят на Руси истинных христиан за то только, что службу Божию совершают по святым книгам, крестятся по апостольскому преданию — двоеперстным крестом, молитву Исусову говорят, как древняя св. Церковь установила: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас». В заключение челобитчики со слезами умоляли патриарха:

 

— Утолите мятеж церковный, разрешите сомнение душ христианских, исправьте Церковь Божию, извергните из нея нововнесенные соблазны, соедините стадо Христово расторгнувшееся, да престанет напрасно проливаться кровь христианская.

 

Челобитчики просили назначить собор, на котором можно было бы рассмотреть подробно все погрешности новых книг. Иоаким все откладывал созыв такого собора. Но он все-таки состоялся 5 июля 1682 г. В этот день вся Кремлевская площадь была заполнена народом. Ожидали, что на площадь выйдет патриарх и архиереи и здесь произойдет прение о вере. Однако выборных от челобитчиков для ведения беседы потребовали в Грановитую палату, где собрался весь царский синклит во главе с царевной Софьей, патриарх, архиерей и другие духовные лица. Из народа очень немногие проникли в палату. Духовенство никонианское держало себя шумно и вызывающе. Не успел священник Никита Добрынин войти в палату, как один из никонианских попов схватил его за волосы. Такое начало прений не предвещало ничего хорошего.

 

Как только вошли в палату выборные и поклонились до земли царице Наталье Кирилловне и царевнам, патриарх Иоаким спросил их:

 

— Что вы требуете от нас? — Священник Никита отвечал:

 

— Пришли просить об исправлении православной христианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздоре и мятеже.

 

Выборные подали челобитную, в которой изложены погрешности новых книг. Началось чтение челобитной. Но царевна Софья, уже зараженная западной прелестью, единомышленная Иоакиму, часто перебивала чтение, вступала в спор с выборными лицами. Патриарх же и архиереи молчали, а бояре лишь посмеивались над их безответностью и духовным бессилием.

 

Кончилось «прение» тем, что царевна Софья распустила собор, объявив, что он соберется в пятницу (7 июля)(119).

 

С торжеством и пением разошелся ликующий народ по домам. Он наивно верил, что наступило время полного восстановления истинного благочестия. Но горько в этом обманулся. Вторичного собрания для рассмотрения сомнений о вере не последовало. Софья, гордая, властная, самолюбивая, решительно встала на защиту новой веры: дать торжество старой вере — это казалось ей унижением и оскорблением царского величества(120). Иоаким внушил ей, что власти должны приказывать и повелевать, а народ должен только слушать и повиноваться. Возвращение к старой вере было бы торжеством народной воли, победой народной веры и народных желаний. Хитрая и предупредительная царевна сумела перетянуть на свою сторону значительную часть стрельцов, подпоив водкой и задарив деньгами. По ее приказу был схвачен священник Добрынин и казнен на Красной площади в Москве отсечением главы, что произошло 11 июля 1682 г. Так закончилась исповедническая жизнь одного из лучших борцов за древнее благочестие, самого начитанного пастыря того времени и замечательного писателя. После него остались его «обличения» никонианства, которые до сих пор не опровергнуты никонианами. Печальная участь постигла и других выборных и челобитчиков: их разослали по разным монастырям в заточение. Вскоре был предан смертной казни и князь Хованский.

 

Так восторжествовала сначала в Москве, а потом и по всему государству новая вера, страшная своей жестокостью, кровавыми мучениями древлеправославных христиан, изменническая по своему духу и направлению, ставшая вполне казенной религией, требующей лишь беспрекословного и во всем послушного подчинения себе.

 

Бегство Церкви в пустыни и леса

 

Положение в России христианской Церкви в XVII столетии во многом было похоже на положение христиан в Римской империи в первые века христианства. Как тогда, христиане, страдая от сильных гонений со стороны языческих властей, вынуждены были скрываться в катакомбах (в особо устроенных подземельях), в пещерах и в загородных пристанищах, так русским людям — православным христианам XVII века — пришлось бежать в пустыни и леса, в горы и вертепы, скрываясь от преследования со стороны государственных и духовных властей.

 

По настоянию Московского патриарха Иоакима(121) царевна Софья издала в 1685 г. против людей древнего благочестия 12 грозных статей, справедливо получивших в истории название «драконовских». В них последователи древнерусской Церкви, то есть старообрядцы, обзываются «раскольщиками», «ворами», противниками церкви и караются самыми страшными казнями. Кто распространяет старую веру, тех приказано пытать и сжечь в срубе, а пепел развеять; кто тайно будет содержать древнюю веру, тех нещадно бить кнутом и ссылать в отдаленные места. Приказано бить кнутом и батогами даже тех из верующих людей, которые окажут хотя бы какую-нибудь милость гонимым христианам: дадут им или поесть, или хоть только воды испить. Установлено: бить кнутом и ссылать и тех людей, у которых преследуемые христиане лишь приютились. Всякое имущество староверов: дворы, поместья, вотчины, лавки и всякие промыслы и заводы — приказано отбирать и отписывать на «великих государей». От этих жутких гонений, разорении и смерти могло спасти древлеправославных христиан лишь полное отречение от старой веры и рабская покорность всем безрассудным приказаниям властей. От всех русских людей требовалось под угрозой сожжения в срубе веровать не так, как древняя Церковь установила, а как приказывает новое начальство. В узаконениях Софьи была одна такая статья, от которой не спасало даже отречение от своей веры и рабская покорность всем приказаниям властей. Эта статья гласила: кто их, староверов (сказано: «раскольщиков»), перекрещивал, крещеных в новой церкви (правительственной, господствующей), того (если он и раскается в этом, принесет покорность новой церкви, будет иметь духовного отца и искренне пожелает причаститься), поисповедав и причастив, все-таки «казнить смертью без всякого милосердия»(122).

 

Эти действительно драконовски-немилосердные статьи и их садистское исполнение навели ужас на всю русскую страну. Правительство беспощадно преследовало людей старой веры: повсюду пылали срубы и костры, сжигались сотнями и тысячами невинные жертвы — измученные христиане, вырезали людям старой веры языки за проповедь и просто за исповедание этой веры, рубили им головы, ломали ребра клещами, закапывали живыми в землю по шею, колесовали, четвертовали, выматывали жилы... Тюрьмы, ссыльные монастыри, подземелья и другие каторжные места были переполнены несчастными страдальцами за святую веру древлеправославную. Духовенство и гражданское правительство с дьявольской жестокостью истребляло своих же родных братьев — русских людей — за их верность заветам и преданиям святой Руси и Христовой Церкви. Никому не было пощады: убивали не только мужчин, но и женщин, и даже детей.

 

Великие и многотерпеливые страдальцы — русские православные христиане — явили миру необычайную силу духа в это ужасное время гонений. Многие из них отступили от истинной веры, разумеется, неискренне, не выдержав жестоких пыток и бесчеловечных мучений. Зато многие пошли на смерть смело, безбоязненно и даже радостно. Бывали случаи, что даже дети шли в пламя огненное бестрепетно и спокойно. Привели однажды к осмоленному срубу на казнь 14 человек мужчин и женщин. Среди них была и девятилетняя девочка, сидевшая в тюрьме вместе со старшими. Всем стало жаль ее, и архиерейские приставы, распоряжавшиеся казнью, велели задержать ребенка. Сруб уже пылал. Девочка рвалась к своим, не обращая внимания ни на ласки, ни на уговоры окружающих. «Мы возьмем тебя вместо дочери», — утешали ее зрители. Но она все же рвалась к своим, горевшим в срубе. Тогда, желая напугать, державшие и уговаривавшие пустили ее, сказав: «А, ты не слушаешься, ну так ступай в огонь, только смотри, глаза не закрывай». Девочка, перекрестившись три раза, бросилась в огонь и сгорела(123).

 

Огромное большинство гонимых христиан побежало в пустыни, леса, в горы, вертепы, за непроходимые болота, на «край света». Исполнилось апокалипсическое предсказание: «Церковь побежит в пустыню»(124). Здесь христиане устраивали себе кое-какие убежища и приюты. Но и там власти их разыскивали, жилища разоряли и сжигали, а самих приводили в города к духовным властям для увещаний и, если они не изменяли своей вере, предавали мучениям и смерти. Через четыре года после узаконения статей Софьи патриарх Иоаким издал новый указ: «Смотреть накрепко, чтобы раскольщики (так он называл старообрядцев) не жили в волостях и лесах, а где объявятся — самих ссылать, пристанища их разорять, имущество продавать, а деньги присылать в Москву».

 

Всюду преследовали истинных христиан, не давали им жить ни в пустынях, ни в лесах, ни за непроходимыми болотами — нигде в родной стране. Что же было делать? Куда деваться? Древлеблагочестивые христиане не боялись смерти, многие из них шли на смерть весьма охотно и радостно. Но они скорбели, что немало христиан, не выдержав чудовищных пыток, отрекалось от святой веры и таким образом погибало душой. Доводили их до отречения от веры такими пытками: их или медленно жгли на огне, или выматывали жилы из них, или сначала отсекали одну руку, потом другую, затем одну ногу и, наконец, другую ногу (это значит — четвертовали), подвешивали за ребра к потолку или особой перекладине и оставляли так висеть долгое время — до отречения или до смерти, подвешивали и на вывернутые назад руки, колесовали, зарывали в землю по шею живыми; пытали и мучили и всякими другими убийственными средствами. Кто мог выдержать эти драконовские пытки? Чтобы спастись от них и чтобы сохранить свою веру, русские люди вынуждены были сами себя сжигать. «Нет нигде места, — говорили они, — только уходу, что в огонь да в воду». Во многих местах, куда ожидались гонители, сыщики и мучители, заранее приготовлялись срубы для самосожжения или приспособлены были к этому отдельные избы, часовни, церкви, просмоленные и обложенные соломой. Как только получалось известие, что едут сыщики и мучители, народ запирался в приготовленное к сожжению здание и при появлении гонителей заявлял им: «Оставьте нас или мы сгорим». Бывали случаи, что гонители уезжали, и тогда народ избавлялся от самосожжения. Но в большинстве случаев преследуемые самосжигались. Сгорали люди сотнями и тысячами зараз. Такое необычайно страшное время переживали тогда русские благочестивые люди. Многие из них ожидали конца мира, некоторые, надев саваны, ложились заранее в гроб, ожидая архангельской трубы с небес о втором пришествии Христовом.

 

До такого напряженного состояния довели благочестивых христиан беспощадные преследования, жестокие пытки и мучения.

 

Непрерывные гонения

 

Более двух с половиной столетий пребывало старообрядчество в гонении. Гонения временами то ослабевали, то снова усиливались, но никогда не прекращались. Царь Петр I провозгласил веротерпимость в государстве, ею широко пользовались в России разные вероисповедания: римокатолическое, протестантское, магометанское, иудейское и языческое. И только одни старообрядцы не имели свободы в родном отечестве, ими же созданном. В царствование Петра их не сжигали массами, но отдельные случаи сожжений и других смертных казней были нередки. Царь Петр дозволил старообрядцам открыто жить в городах и селениях, но обложил их двойным окладом: если, например, последователь новой веры (господствующей церкви) платил в казну за себя 5 руб., то со старообрядца взыскивали 10 руб. Кроме того, взимали с каждого мужчины 50 рублей в год за ношение бороды. Со старообрядцев взыскивали пошлину и в пользу духовенства новообрядческой церкви. Брали с них штрафы и за то, что у них священники совершали духовные требы. Словом, старообрядцы были источником доходов и для правительства, и для духовенства. Они выносили на себе страшные тяготы всего государства. Однако за это они не пользовались в этом государстве никакими правами: им воспрещалось занимать какую бы то ни было государственную или общественную должность; не дозволялось быть даже свидетелями на суде против православных, т. е. последователей новой церкви, хотя бы последние были привлечены к суду за воровство, убийство или за другие тяжкие преступления. Старообрядцам приказано было носить особую одежду: мужчинам — однорядку с лежачим ожерельем и сермяжный зипун со стоячим клееным козырем красного сукна, а женщинам — шапки с рогами и тоже сермяжный зипун с красным козырем. Это было издевательство и посмешище над русскими благочестивыми людьми.

 

Старообрядцы, записавшиеся в двойной оклад, числились записными. Но громадное большинство старообрядцев было незаписным: они жили тайно, скрываясь от властей. Такое состояние было, однако, еще разорительное, ибо оно было крайне опасным. Их постоянно разыскивали и ссылали на каторгу. Причем разыскивать их были обязаны и сами записные старообрядцы. Правительство заставляло их быть предателями своих родных отцов и матерей, братьев и сестер. Чтобы иметь больше поводов преследовать старообрядцев, Петр приказал даже выдумывать ложные дела на них, а духовенство все ожесточеннее, все настойчивее требовало истреблять старообрядцев как врагов церкви и государства, хотя они были самыми верными чадами святой, истинно православной Церкви и самыми преданными сынами своего родного отечества(125).

 

Для более успешной борьбы со старообрядчеством высшее духовенство господствующей церкви составило подложное деяние небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина. В этом деянии рассказывается, что за пятьсот лет до Никона-патриарха в Киеве будто бы появился еретик Мартин, который учил всех тем чинам, обрядам и обычаям, которых держатся старообрядцы: двоеперстию, сугубой аллилуие, посоленному хождению и др. Киевский собор будто бы проклял этого небывалого еретика за его учение, особенно же за двоеперстие. Проклял его и Константинопольский собор: десятками самых страшных анафем поражали бедного Мартина составители подложного на него деяния. Наконец, они его даже сожгли. Император Петр, сам участвовавший в замысле этого подлога, а также и созданный им святейший правительствующий Синод, много раз благословлявший к изданию сего подлога, строго приказывали всему русскому народу верить этой выдумке, как непреложной истине, даже после того, как старообрядческими писателями она была научно разоблачена и опровергнута. Велено было читать это подложное деяние даже в церквах за богослужением вместо Пролога. Разумный русский народ, конечно, не мог поверить этой диковинной и жуткой басне, возведенной в догмат веры. Но страшно было и не верить, так как был издан царский указ предавать тех сожжению, кто не верит этому подлогу(126).

 

В царствование Петра I власти, главным образом духовные, разоряли старообрядческие скиты, монастыри и другие духовные убежища, отбирали у них имущество и всячески преследовали людей старой веры. Весьма тяжело жилось русским древлеправославным христианам при этом царе.

 

В таком же положении они находились и при преемниках Петра. Только в царствование императрицы Екатерины II (1762-1796 г.) старообрядцы вздохнули несколько свободнее. Отдельные случаи преследований были, однако, и в это царствование. При Александре I (1801-1825 гг.), в первую половину его царствования, правительство относилось к старообрядцам терпимо, но к концу царствования стало издавать указы, стесняющие духовную жизнь старообрядцев.

 

При императоре Николае I старообрядчество жестоко преследовалось (1825-1855 гг.). И лишь при императоре Николае II (с конца 1905 г.) старообрядцы получили возможность открыто устраивать в родном отечестве свою церковную жизнь: строить храмы, монастыри, совершать крестные ходы, иметь колокольный звон, устраивать общины, открывать училища и т. п. Но и при этом царе старообрядцы не получили полной религиозной свободы: не было признано их священство, не были отменены статьи уголовного закона, карающие за присоединение новообрядцев к старообрядчеству, не было разрешено проповедовать свою веру, не дано права старообрядческим учителям быть преподавателями в общих государственных школах и т. п. Были и другие стеснения. Уже во время мировой войны (с Германией) не разрешалось старообрядцам держать экзамен даже на прапорщиков запаса и приходилось по этому поводу возбуждать особые ходатайства, тогда как для лиц других религий и совсем не русских наций (французской, немецкой, польской, армянской, грузинской, литовской и др.) был свободный доступ ко всем военным и гражданским чинам, включительно до генеральских и министерских постов.

 

Церковное управление

 

Древлеправославная (старообрядческая) Церковь со времени раскола вследствие жесточайших на нее гонений лишена была возможности созидать вполне нормально свою внутреннюю духовную жизнь и священное иерархическое правление. Даже обыкновенное богослужение часто приходилось совершать не в храмах и не в домах, а просто в лесах и трущобах. К тому же Церковь была лишена важнейших своих руководителей — епископов. При епископах, если бы они остались верными ей, Церкви было бы легче переносить всякие бедствия и лишения. Около епископов паства могла бы крепче и увереннее сплотиться, получая от них утешение и наставления. Но Богу угодно было ниспослать Своей св. Церкви самые тяжелые испытания, чтобы явить ее силу и крепость(127). Церковь, лишившись своих старших вождей — епископов, все же смогла, при помощи Божией, сохранить себя от падения и уклонения(128).

 

Русская Церковь никогда не имела большого количества епископов, самое большее — в ней бывало 15 святителей, при Никоне же количество их было меньше. Из них только один епископ, Павел Коломенский, дерзновенно и смело выступил с обличениями против Никона, за что и был предан мученической смерти. Остальные же иерархи, боясь участи Павла, вынуждены были молчать. Да и не способны они были защищать Церковь. «Не знает писания, дурак, ни малехонько», — отзывается протопоп Аввакум об одном их них, наиболее видном, Павле, митрополите Крутицком. Да и о других прибавляет: «Чему быть — на них, яко на ослах, еретики те едут на владыках тех»(129). Известно лишь о трех архиереях, что они не согласны были с никоновскими нововведениями и служили по старым книгам: это Макарий, митрополит Новгородский; Маркелл, архиепископ Вологодский и Александр, епископ Вятский. Но первые два скончались еще до собора 1667 г., на котором была проклята вся древнерусская благочестивая Церковь, а последний подчинился «страха ради» этому собору. После, оставив кафедру, он удалился в пустыню и пошел по старине, но не дожил до окончательного отступления иерархии и светской власти от древнерусской Церкви. Он скончался в 1679 году. Таким образом, св. Церковь осталась без единомысленных себе епископов, с одними лишь священниками и диаконами. Этих же духовных чинов было довольно много: священники считались по всей России тысячами. Они продолжали служить по старым служебникам и были заодно со своей паствой. Страшные гонения заставили очень многих из них принять новые книги, ибо священнослужителей ссылали на каторгу, били нещадно батогами за то лишь, что они совершали службу Божию по старым книгам или даже за то одно, что совершали Божественную литургию на семи просфирах(130), которые имели на себе печать с восьмиконечным крестом и с надписью: «Се Агнец Божий, вземляи грехи всего мира». Ссылали священников на каторгу и за то только, что они укрывали старообрядцев. В одной Нижегородской епархии таких священников было загублено целые сотни. То же было и в других епархиях(131).

 

В то время, как верхи новой церкви все более и все далее отходили от древнерусского православия, заражаясь латинством и отравляясь всевозможнейшими западными влияниями, — низы ее наполнялись людьми старого благочестия и русского национального духа. Они, собственно, оставались на своих местах, в приходах, никуда не уходили и ни от чего не отступали, продолжали быть старообрядцами, они лишь числились в новой церкви и состояли в ведении никонианских архиереев. Целые епархии таких «никониан» оставались даже двуперстниками, главным образом в центральных губерниях: Московской, Калужской, Владимирской, Смоленской. Но многие такие приходы вынуждены были принять под угрозой гонений и триперстие, и новые книги, оставаясь в то же время с духом старообрядческим. Среда их заполнялась и теми старообрядцами, которые, не выдержав пыток, разного рода мучений и всяких лишений, переходили в никонианство. Конечно, они не могли по духу или совести стать никонианами, они в душе оставались подлинно староверами, формально лишь числящимися «православными». Понятно, что и священники в низовых приходах были преимущественно старообрядческого типа, особенно в то время, когда на священные степени кандидаты избирались самими приходами.

 

По канонам церковным, священники должны быть в подчинении у своих епископов. Но те же каноны требуют от священников уйти от епископов, если они уклонились в какое-либо заблуждение, проповедуют ереси или совершили церковный раскол. Священники, не подчинившиеся Никону и другим архиереям, изменившим св. Церкви, поступили совершенно законно и вполне канонично. Они вправе были без них и даже вопреки их воле совершать и службы Божии, и таинства церковные, и все духовные потребы. Тем более действия их были законны, что на их стороне и вместе с ними пострадал за древнее благочестие и один святитель — епископ Павел Коломенский. Уже одна мученическая смерть его, без всяких других актов, свидетельствовала, что он благословил и освятил их священнодействия на все последующие века. Но он не смог поставить себе преемника, а священники не имеют права совершать какое бы то ни было рукоположение. Это право епископа. Священники старого, дониконовского рукоположения, не могли жить без конца, они постепенно вымирали. Что же было делать? Где было взять новых священников? Этот вопрос был выдвинут самой жизнью вскоре после совершившегося раскола и тогда же разрешен был на основании церковных канонов (правил).

 

Еще в прежние века христианской Церкви возникали подобные вопросы. Бывали случаи, что поместные церкви лишались всех своих епископов вследствие уклонения последних в ересь (заблуждение). И там, в еретическом обществе, они продолжали священнодействовать, рукополагать епископов, священников и других клириков. Вселенские и поместные соборы православной Церкви постановили: принимать этих новопоставленных в ереси духовных лиц, если они откажутся от своих заблуждений, в их духовном сане, т. е. если они рукоположены в епископский сан, то остаются епископами, если в священнический, то священниками и т. д.(132) Святыми соборами было установлено посылать особых уполномоченных убеждать и просить еретических клириков — оставить еретическое общество и присоединиться к истинной Церкви Христовой(133). Руководствуясь этими древними соборными правилами. Церковь старообрядческая решила принимать к себе духовных лиц, рукоположенных в новообрядческой церкви, в сущем их достоинстве. В старообрядчество шли охотно и вполне искренне, главным образом священники старого духа — из низов. Чрезвычайно много их пострадало, ибо они жестоко преследовались. Правительство объявило их «беглыми»: они действительно были в постоянных побегах, укрываясь от преследований и гонений.

 

Старообрядческая Церковь всегда имела достаточное количество священников, исключая царствование Николая Павловича, когда этот император решил во чтобы то ни стало уничтожить старообрядческое священство. Этого ему не удалось сделать, но священников в то время стало гораздо меньше, чем их было во все предыдущее время.

 

Священники старообрядческой Церкви совершали все присущие их власти таинства и требы: крестили, миропомазывали, исповедовали, причащали, венчали, елеопомазывали, погребали умерших и т. п. Они не имели власти освящать миро — эта власть принадлежит епископу. Но и это затруднение было разрешено согласно древним установлениям Церкви. Мира у священников было много, еще освященного прежними патриархами; сохранилось миро даже патриарха Филарета. Но с течением времени оно уменьшалось, поэтому его стали разбавлять освященным елеем, что по необходимости разрешается церковными правилами(134). В первые века христианства вместо миропомазания совершалось руковозложение над крещаемым или присоединяемым к Церкви лицом.

 

Священники не имеют права освящать церкви (храмы), если нет антиминса(135). Но в старообрядческой Церкви сохранились древние антиминсы, освященные благочестивыми епископами. На них старообрядческие священники и освящали Церкви и совершали Божественную литургию.

 

Затруднительные и сложные вопросы, возникавшие в старообрядчестве, разрешались соборне, общим голосом всей Церкви. На соборы съезжались игумены монастырей, священноиноки, иереи приходских церквей, почетные старцы (иноки) и уполномоченные от приходов мирские люди, главным образом начитанные мужи, знающие Священное Писание и церковные каноны. В соборных заседаниях принимали иногда участие и благоговейные инокини. Соборы объединяли в себе все церковное управление, устанавливали порядок и благочиние в церквах, определяли старшинство между духовными лицами, проверяли их деятельность, разрешали всякие сомнения и недоразумения и т. п. Такова жизнь Церкви, подлинно соборной, общенародной, всеобщей.

 

Разделение в старообрядчестве

 

Даже общесоборное начало в старообрядчестве не смогло сохранить старообрядческую Церковь от внутреннего разделения. Оно наметилось уже при самом начале раскола. Причиною его было, главным образом, страшное гонение, а также и внешние события. Реформа Никона и главная ее основа — убийства, жестокость, гонения — породили в умах тогдашнего мистически настроенного народа разного рода тревоги и брожения. Многие христиане стали думать, что наступили последние времена и что скоро последует конец миру. Эту мысль усилили еще и другие обстоятельства. В 1654 г. в России свирепствовало моровое поветрие: многие города опустели, оставшиеся в живых люди поразбрелись в разные места, умерших от чумы некому было хоронить, трупы гнили, заражая воздух зловонием и еще более распространяя заразу. Некоторые деревни вымерли поголовно. Последствием этого бедствия было еще новое несчастье: поля остались незасеянными. От этого пошел голод в стране, поднялись необычайно цены на все. Затем пошли сильные морозы, страшные бури, поля выбивало градом, а на небесах являлись знамения: ходили кроваво-красные столбы, являлась огромная звезда с хвостом метлы (комета), солнце померкло. Все это в такой потрясающей степени действовало на душу верующих людей, что многие из них признавали в этих грозных явлениях начало страшного Суда Божия. Народ целые ночи проводил в молитве, женщины и дети беспрерывно плакали, некоторые христиане ложились в гробы, ожидая второго Христова пришествия. Но так как, по пророческим предсказаниям, перед концом мира должен явиться антихрист, то многие христиане того времени увидели в образе Никона-патриарха самого антихриста, потому что находили в Никоне немало антихристовых признаков. Антихрист, по Писанию, будет беспощадным гонителем истинных христиан — Никон и имел титул «великого Государя»; антихрист, по предсказанию святых отцов, должен воцариться в Иерусалиме — и Никон присвоил построенному им Воскресенскому монастырю под Москвой название «Новый Иерусалим». Находили в Никоне и в его деятельности и другие признаки последнего антихриста, долженствующего явиться перед концом мира.

 

Но знаменитейшие пастыри того времени, сами больше других пострадавшие от тогдашних гонений, в первую очередь от самого Никона, отрицали, однако, такое мнение о нем, они признавали его лишь предотечей антихриста, а не самим антихристом. Весьма сведущий в Писании диакон Благовещенского собора в Москве Феодор писал из заточения: «Самого антихриста еще несть, не видим и не слышим — не ужасайтеся. А еже мните Никона быти самого антихриста, — ни, братие, ни. Подобает и о вразе правду свидетельствовать. Антихрист будет царь, а не патриарх. Не антихрист сам Никон, но предотеча его ближний». Так же отзывался о Никоне и другой страдалец — священник Лазарь. И пламенный протопоп Аввакум писал: «Никон ведь не последний антихрист, так — шиш антихристов. О последнем дне и о антихристе не блазнитеся: еще он не бывал»(136). Когда Никон сбежал с престола, затем был осужден и превращен в простого монаха его же собственными последователями, сделался безвластным и безвольным ссыльным, то для всех стало ясно, что он не был тем последним антихристом, который должен явиться перед вторым Христовым пришествием, а оказался просто «шишом», по меткому определению Аввакума.

 

Так как и после Никона гонения на христиан не прекращались, то многие из народа продолжали веровать, что действительно наступили последние времена. Так и в первые века христианства, когда оно подвергалось беспощадному гонению, многие христиане веровали, что наступает конец мира и указывали на римского императора Нерона как на антихриста. Некоторые из старообрядцев начали думать, что русский император Петр I и есть последний антихрист, так о нем думали и многие последователи новой церкви(137). Конечно, и это мнение было ошибочным. После Петра вот уже более двух столетий мир все еще существует. Но раз мнение о воцарении антихриста глубоко проникло в народное сознание и постоянно подкреплялось не прекращавшимися гонениями мрачного времени, то его нелегко было искоренить. Возникло новое верование, что антихриста нужно понимать духовно: антихриста как исключительной личности не будет. Учение об антихристе — это ложное учение, нечестивое заблуждение, как и все последователи этого заблуждения. Антихрист стал какой-то собирательной личностью, существующей искони веков, с апостольских времен, ибо тогда уже, при апостолах, появились и ложные учения, и последователи их, страшные гонения и жестокие тираны христиан. Это новое учение о таком соборном и многовековом антихристе и о воцарении его в мире вызвало в старообрядчестве разделение. Может быть, его не последовало бы, если бы староверы имели на первых порах возможность собираться между собою для обсуждения возникших церковных вопросов и объединяться в мыслях и понятиях. Но им приходилось скрываться в лесах и пустынях, жить среди всяких лишений, бедствий и несчастий, в постоянной тревоге и в побегах. Они поэтому и не могли предотвратить разделение в своей родной Церкви.

 

Вместе с новым понятием об антихристе возникло и новое учение о священстве. Некоторые старообрядцы начали утверждать, что священство окончательно прекратилось и безвозвратно погибло, ибо не стало истинных священников, все они превратились в слуг антихристовых. Можно поэтому жить и без попов. Таким образом в старообрядческой среде возникло беспоповство.

 

Беспоповство

 

Верование, что все священство погибло, уничтожилось, обличал еще священномученик Аввакум. Он с негодованием писал одному такому проповеднику: «Забрел ты, друг, во глубину зол, воспряни: понеже ни сам дьявол не может упразднить священнотаинство — ни антихрист с чады. Рече учеником Своим Владыка: «Аз есмь с вами до скончания века. Не блазнися, чадо. Аще изгнано будет священство, но не до конца погибнет»(138). Но эти убедительные слова великого страдальца не могли отрезвить всех неправомудрствующих: не до всех доходили его пламенные послания и увещевания. Кроме того, непрекращавшиеся гонения продолжали укреплять в народных массах ужас и ожидание конца мира.

 

Священники старого поставления (до раскола) дожили до начала XVIII столетия, то есть живы были и служили в древлеправославной Церкви еще после собора 1667 г. почти сорок лет. Этих священников признавали и пользовались ими все старообрядцы. Поэтому в то время фактически еще не было беспоповства. Оно появилось после смерти священников старого рукоположения, то есть уже в XVIII столетии.

 

Старообрядцы, отвергнувшие священников нового поставления, оставшись совершенно без священников, стали называться беспоповцами. Они образовали беспоповщинское общество, или течение.

 

Беспоповцы решили, что от последователей Никона (новообрядствующей церкви) нельзя принимать не только священство, но и крещение. Они установили всех приходящих к ним снова крестить, поэтому беспоповцы называются еще покрещеванцами, или перекрещеванцами.

 

Оставшись без священства, беспоповцы лишились и других таинств церковных: святого причащения, миропомазания, брака и елеоосвящения. Что же касается остальных двух таинств — крещения и покаяния, то в беспоповстве стали их совершать сначала простые миряне, а потом особо избранные лица, они же отправляли и церковные службы. С течением времени у беспоповцев образовался особый класс наставников, своего рода иерархия с правами на священнодействия.

 

По вопросу о браке у беспоповцев произошло разделение. Сначала они твердо держались того мнения, что теперь таинства брака быть не может, ибо оно должно совершаться только священниками, которых, по верованию беспоповцев, нет. Стало быть, и некому совершать это таинство. Поэтому все должны вести жизнь безбрачную. Кстати — и конец мира наступает. Зачем же брачиться? В 1694 г. состоялся в Новгороде собор беспоповцев, на котором брачное супружество было совершенно отвергнуто. Последователи этого собора начали называться безбрачниками. Зовут их еще федосеевцами, по имени наиболее яркого проповедника и установителя безбрачия Феодосия Васильева. Феодосиевцы (федосеевцы) создали в 1771 г. в Москве знаменитое Преображенское Кладбище.

 

Полное и чистое безбрачие не могло привиться в беспоповстве, оно мыслимо только в монастырях и пустынях, в среде строгих подвижников. Живущие же в миру стали жить блудно. Часть беспоповцев пришла к заключению, что таинство брака может совершать и мирянин. Эти беспоповцы получили название брачников. У них стали совершать браки избранные, но не рукоположенные наставники.

 

От беспоповцев-перекрещеванцев особняком стоит в беспоповстве так называемое нетовское согласие. У нетовцев нет храмов, они не служат ни утрени, ни часов, ни вечерни — ничего подобного у них нет, поэтому они и называются нетовцами. Сами они называют себя «спасовцами», потому что, как они говорят, надеются на одного только Спаса. От всех остальных беспоповцев они отличаются главным образом тем, что не перекрещивают крещеных в новообрядческой церкви, принимают их к себе с тем же крещением, но священство ее отвергают.

 

Учение о царствовании антихриста в мире породило особое беспоповское согласие — странническое, или бегунское. Беспоповцы этого согласия утверждают, что раз царствует антихрист в мире, то уже нельзя в нем жить истинным христианам, нужно бежать от мира, укрываться от антихриста и странствовать. Странники не имеют паспортов, отвергают военную службу, присягу, подати, некоторые из них отвергают и деньги, таких называют безденежниками.

 

Есть в беспоповстве и другие подразделения, но они незначительны и почти вымирают.

 

Зарубежные старообрядцы

 

«За рубежом» — значит вне России, за ее пределами. В наше время трудно указать хотя бы одно царство или страну, где бы совсем не было старообрядцев: рассеяны они по всему земному шару. Бегство русских благочестивых людей началось вскоре же после Собора 1667 г., который догматически установил и закрепил в применении к ним всякое насилие и гонения, самые жестокие казни и убийства. Особенно же усилилось бегство за границу в Софьино правление, во время Иоакимова патриаршества, когда в России не было возможности русским людям хранить свою православную веру не только в городах и селениях, но даже в лесах и в пустынях. «Раскол, — так называет древнее православие церковный историк Макарий, митрополит Московский, — решительно был запрещен в России, и никто ни в городах, ни в селениях не смел открыто держаться его. Потому раскольники или таили веру свою, или убегали в пустыни и леса, где заводили для себя приюты. Но и там их отыскивали, жилища их разоряли, а самих приводили к духовным властям для убеждений, а в случае нераскаянности предавали градскому суду и часто смерти»(139). Такое безвыходное положение принудило многих христиан того времени спасать свою святую веру и душу посредством самосожжений. Но другие находили иной выход, они бежали в соседние государства: в Польшу, Литву, Швецию, Пруссию, в Турцию, даже в Китай и в Японию, где пользовались полной свободой веры, за которую их никто здесь не преследовал. Каково было количество бежавших, можно судить по сообщению Сената уже при Петре I: по сенатским сведениям, в то время русских людей находилось в побегах более 900 тысяч душ. В отношении к общему числу тогдашнего населения России это составляло десять процентов, а в отношении к исключительно русскому населению это количество бежавших составляло гораздо больший процент. Ни поляки, ни немцы, ни татары, ни другие инородцы, ни даже евреи не бежали тогда из России, ибо их тут никто и ни за что не преследовал и не притеснял. Преследовались и истреблялись исключительно только русские люди — самые преданные святой Руси, соль и твердыня Русской Земли.

 

Через два столетия, при большевистском разгроме России, повторилось это бегство за границу русских граждан. Но теперь количество бежавших составляло лишь один процент в отношении ко всему населению России, причем бежали не одни лишь русские люди и бежали при других совершенно условиях: с военной силой, сражаясь с врагом, пользуясь железными дорогами, военными судами, пассажирскими пароходами и т. п., с большими передышками, нередко с победами над настигающим их врагом. Тогда же, при Софье, при Петре I, при Анне, при Николае I, было иное бегство, воистину христианское и подлинно евангельское, по примеру самого Христа и святых Его апостолов. Можно себе представить, какой это был страшный разгром России.

 

В чужих государствах старообрядцы оседали сплошными массами. Редко они пользовались готовыми городами, они преимущественно строили собственные селения, жили особняком, своим бытом и укладом, со своими порядками, обычаями и одеждой. И теперь, спустя двести лет, их легко отличить здесь от других народностей, так они типичны как русские люди прошлых веков. В наше время старообрядцы живут сплошными массами в Румынии, в Молдавии и в Добрудже, а также и в Буковине. Много их находится в Бессарабии. В свое время все это было турецким владением, именно в Турцию тогда бежали старообрядцы. Турецкая власть разрешила им строить церкви, монастыри, скиты, совершать богослужение открыто и свободно, иметь церковный звон, на храмах ставить кресты, что не разрешалось им в России до 1905 г. По реке Дунай старообрядцы заселяют города Измаил, Вилков, Новую Килию, Муравлевку, Жебрианю, такие большие селения, как Некрасовки — Старую и Новую, особенно большое село Куничи. Большие приходы имеют они в Кишиневе, Бендерах, Бельцах, Хотине, в Грубном — Старом и Новом и в других местах. Но в июне 1940 г. вся Бессарабия отошла к советской России. Отошла к ней и северная Буковина, где находится знаменитая старообрядческая митрополия Белая Криница, до 1918 г. находившаяся в пределах Австрии, потом Румынии и, наконец, попавшая под иго большевистской власти.

 

По Дунаю (в Добрудже) — сплошные старообрядческие селения: Камень, Сарикон, Журиловка; и дальше: Слава Русская, Слава Черкесская, Новенькое; есть старообрядцы в городках Тульче и Сулине. Близ Славы Русской, Тульчинского уезда, находятся два старообрядческих монастыря — мужской и женский, в трех верстах друг от друга. В Молдавии старообрядческие общины находятся в Яссах, в столице Молдавии, в Васлуе, в Романе, Пятрах-Нямц, Тыргу-Фрумос, Ботощанах, Мануйловке. Здесь тоже имеются два монастыря — мужской и женский. Существуют старообрядческие приходы и в таких городах по Дунаю, как Галац и Браила, около последнего города находится большое село, сплошь населенное старообрядцами, — Писк, с тремя приходами. Есть старообрядцы и в самом Бухаресте. Значительное количество находится и в Буковине, в Сучаве, Радауцах, Климоуцах, Соколинцах и в других местах. В самой Турции теперешней старообрядцы находятся лишь в одном селении, Майносах, в Анатолии, вблизи Черного моря. В прошлом столетии старообрядцы были даже в Африке, на берегу Нила, близ Каира: здесь существовал старообрядческий скит. Даже в далекой Манчжурии существуют старообрядческие приходы; в 1940 г. там устроена старообрядческая епархия, в состав которой входят старообрядцы, находящиеся в Китае, в Америке (Канаде) и в Австралии. Во Франции имеется старообрядческий приход лишь в Париже, хотя по другим городам Франции проживает немало старообрядцев единичными семействами. Все перечисленные пункты заселены старообрядцами — поповцами. Беспоповцы же «за рубежом» находятся главным образом в Польше, в той части, которая ныне отошла к советской России, а также в Литве, Латвии и Эстонии, тоже ныне осоветившихся, и в Пруссии (Германии). Очень незначительная часть беспоповцев находится и в Румынии(140).

 

Духовные центры старообрядчества в России

 

Но все зарубежные старообрядцы в сравнении с общим количеством их, оставшихся в самой России, составляют очень незначительный процент. Никакие запреты, никакие гонения не могли их уничтожить: таились они в городах и селениях, скрывались в лесах и пустынях, но оставались древлеправославными христианами. И как таковые они должны были как-то созидать свою духовную жизнь, быть организованными, объединенными, иметь своих пастырей, руководителей, получать таинства церковные, духовно питаться и расти, по Апостолу, «в меру полного возраста Христова». Нужны были духовные центры гонимой Церкви. И таковые созидались в первые же годы ее бегства. Духовными центрами ее были такие старообрядческие поселения, где сосредоточены были духовные силы Церкви и где была возможность совершать духовные дела. Это были преимущественно монастыри и скиты. Отличительной чертой бегствующего старообрядчества было созидание монастырей и скитов, они становились источником и руководством духовной жизни. Отсюда шло руководство Церковью, из монастырей рассылались священники на приходы, отсюда посылалось св. миро, тут составлялись всякого рода послания к христианам, здесь писались сочинения в защиту Церкви, здесь же воспитывались и самые защитники и проповедники древней отеческой веры. В некоторых местах сосредоточивалось несколько скитов и монастырей — по несколько десятков, со многими сотнями иночествующих подвижников и подвижниц. Они объединялись под руководством наиболее видного и заслуженного монастыря. Создавалось из этих сосредоточенных мест нечто вроде святительских кафедр. Таких духовных центров в истории старообрядчества было несколько. Наиболее прославились своей церковной деятельностью Керженец, Стародубье, Ветка, Иргиз и Рогожское кладбище в Москве.

 

Керженец. Это название реки, протекающей по Семеновскому уезду Нижегородской губернии, и впадающей в Волгу. По нему называется и вся местность, охватываемая течением реки. В XVII в. здесь рос густой, почти непроходимый лес. В нем была возможность укрываться гонимым христианам от беспощадных врагов своих. К концу XVII в. на Керженце существовало до сотни обителей — мужских и женских, в них спасалось и подвизалось более семисот иноков и около двух тысяч инокинь. Вся окрестность реки Керженец была исключительно староверческой, так как здесь, как почти и во всем Нижегородском крае, древлеправославные христиане не приняли никоновской реформы. В Керженских обителях происходили многочисленные старообрядческие соборы; здесь принимались священники, ушедшие из никонианской церкви, отсюда они посылались по всей России для исправления церковных треб, здесь же составлялись сочинения в защиту старой веры, воспитывались ее апологеты и проповедники, писались иконы, книги, тетради и пр.

 

При Петре I началось разорение этого духовного центра старообрядческой Церкви. Главным гонителем древлеправославных христиан в этой местности, как и во всей Нижегородской губернии, был Нижегородский архиепископ Питирим. Он именно и царя возбуждал против старообрядцев. Многих керженских старообрядцев в это время сослали на каторгу, подвергали пыткам, а иных казнили. В Нижнем Новгороде был всенародно казнен знаменитый старообрядческий диакон Александр, составивший замечательную книгу Ответов на вопросы Питирима: ему отсекли голову, а тело его сожгли и пепел бросили в Волгу. Архиепископ Питирим за свою столь усердную деятельность получил от самого Петра титул «равноапостольного». Вследствие такого гонения огромные толпы старообрядцев бежали отсюда в Пермский край, в Сибирь, в Стародубье, на Ветку и в другие места.

 

Стародубье находится в северной части Малороссии (в Стародубском, Новозыбковском и Суражском уездах Черниговской губернии). И в наше время здесь известны старообрядческие посады: Клинцы, Святск, Климове, Митьсковка, Елеонка, Воронок, Лужки, Зыбкая (сделавшаяся городом Новозыбковым) и другие посады, населенные почти одними старообрядцами. Посады эти были основаны старообрядцами в XVII и XVIII столетиях. Стародубье отличается обилием рек, болот и непроходимыми в прежнее время лесами. Граничило оно тогда с Польшей и Литвой. Это делало Стародубье удобным местом для убежища от преследований и гонений. Местные власти относились к пришлым христианам терпимо и снисходительно, а иногда даже и покровительственно. Но московское правительство не оставляло в покое старообрядцев и здесь. Уже в правление Софьи их начали теснить. Тогда еще не были основаны вышеперечисленные посады. На первых порах здесь священнодействовали о. Козьма, московский священник, бежавший сюда тотчас же после собора 1667 г., и белевский священник о. Стефан. За свою подвижническую жизнь они пользовались в народе большим уважением как праведные люди и как истинные, примерные пастыри. Когда начались в Стародубье преследования, эти священники вместе с своей паствой ушли за польскую границу и поселились на Ветке. Впоследствии, однако, старообрядцы прочно заселили и Стародубье. К концу XVIII столетия здесь было три мужских монастыря, из них главный — Покровский, и один женский — Казанский; в посадах — 17 церквей, 16 открытых часовен и множество домашних «моленных» и скитских келий.

 

Ветка находится в Гомельском уезде, Могилевской губернии. Теперь под этим именем известно местечко, расположенное против острова, омываемого небольшим проливом, имеющим вид ветки (отчего получилось название и самого поселения) и впадающим в реку Сож. В польских пределах старообрядцы пользовались свободой, никто их здесь не преследовал. Сюда бежали старообрядцы, кроме стародубских, и из других мест России. Вскоре в окрестностях этого первого поселения старообрядцев в Польше (на пространстве в 30-40 верст) устроилось около двадцати новых слобод, каждая со своим названием. Но вся эта местность, населенная старообрядцами, получила и общее название — Ветка. Она долгое время служила руководящим центром духовной жизни старообрядчества. Возвышению и укреплению Ветки весьма способствовал священноинок Феодосий, очень деятельный, начитанный и умный пастырь, жизни благочестивой и подвижнической.

 

Московское правительство обратило внимание на этот духовно-иерархический питомник старообрядчества, но ничего не могло с ним поделать, так как он находился за границей — в Польше. Однако как только Польское королевство ослабело, русское правительство поспешило разгромить Ветку.

 

В 1734 г. ветковские старообрядцы приняли к себе по второму чину, т. е. под миропомазание от никониан епископа Епифания. Но он пробыл у них меньше года, успев поставить лишь четырнадцать священников. Русское правительство, узнав об этом, поспешило послать на Ветку летом следующего года войско в количестве пяти полков, под начальством полковника Сытина, которые внезапно окружили все ветковские слободы. Старообрядцы были захвачены врасплох, никто не мог убежать. Был совершен повальный обыск монастырей, скитов, домов, келий. Все, что найдено, было арестовано и отобрано. Все дома, кельи и другие постройки были сожжены дотла. Сразу не стало ни епископа, ни самой Ветки. Епифаний был заключен в Киеве в Печерскую крепость, где вскоре и скончался. В скитах и монастырях Ветки было захвачено около 300 иноков и более 800 инокинь. Их разослали по многочисленным монастырям новообрядческой церкви под строгий надзор: тут их насильно водили в храмы за церковные службы, увещевали принять «православие», содержали скованными в цепях, посылали на непосильные работы. Всех же жителей Ветки было захвачено сорок тысяч человек — мужчин, женщин и детей. Их сослали в Забайкальский край, в Восточную Сибирь, за семь тысяч километров от Ветки. Они захватили с собою нетленные мощи первых своих четырех священников. Но когда узнало об этом начальство, оно предало эти тела сожжению. Несмотря на то, что правительство не дало этим ссыльным никакой помощи, а просто бросило их на голом поле — как хочешь, так и устраивайся, — они вскоре устроились на новом месте неплохо, благодаря своему трудолюбию, и жили довольно обеспеченно(141).

 

Этот разгром Ветки известен в истории под названием «первой выгонки». На испепеленном месте вскоре снова появились новые населения, опять возникли слободы и скиты. В течение пяти лет Ветка точно воскресла из пепла. Одних иноков в ней было уже 1200 человек, да инокинь до 1000 человек. Всех же жителей составилось более 40000 душ. В царствование императрицы Екатерины II, получившей титул гуманной, последовала «вторая выгонка» Ветки. Позже была и третья «выгонка». Но каждый раз Ветка снова заселялась. Существует она и до настоящего времени(142).

 

Иргиз — большой приток Волги, протекающий в юго-восточной половине Саратовской и Самарской губерний. В царствование Екатерины II старообрядцы заселили этот край в большом количестве и основали здесь множество скитов и монастырей. Из них особенно славились три мужских монастыря: Авраамиев, Пахомиев и Исаакиев и два женских: Маргаритин и Анфисин. Все они объединялись одним общим именем — Иргиз. Как монастыри, так и окрестности их населяли старообрядцы, вызванные императрицей из-за границы.

 

Вступив на престол, императрица Екатерина II, издала манифест, которым призывала зарубежных старообрядцев вернуться в Россию и обещала им «материнския щедрости» и жизнь спокойную и благоденственную. Старообрядцы откликнулись на этот призыв весьма радостно и огромными массами хлынули в родную страну, по которой так истосковались за рубежом. Правительство отвело им место в пределах Иргиза. Иргизские монастыри быстро приобрели чрезвычайное значение в церковной жизни старообрядцев. Строгая подвижническая жизнь иргизских иноков и инокинь привлекала к себе внимание всей старообрядческой России, ибо рассказы и слухи о святости отшельников доносились до самых последних углов великой страны. Иргиз стал руководителем старообрядческих приходов. От него зависели целые сотни священников, служивших по многочисленным старообрядческим приходам. Были периоды в истории Иргиза, когда в его ведении состояло более двухсот священников. Слава и значение Иргиза превзошли и Керженец, и Ветку, и Стародубье. Построенные на Иргизе церкви отличались великолепием и богатством внутреннего украшения. Для Иргизской Никольской церкви императрица Екатерина прислала в дар парчовую священническую ризу, на которой собственноручно вышила свое имя. В царствование же императора Николая I все Иргизские монастыри были разгромлены и отобраны у старообрядцев(143).

 

Рогожское Кладбище в Москве основано в царствование той же императрицы — Екатерины Великой. В 1771 г. в первопрестольной столице России свирепствовала страшная чумная эпидемия. Московским старообрядцам было отведено для погребения чумных покойников место за Рогожской заставой. Здесь постепенно возникло большое духовное пристанище с кельями, богадельнями и церквами. Сначала был воздвигнут храм во имя святителя Николы. Затем приступили к постройке огромного храма во имя Покрова Пресвятыя Богородицы. По обширности этого храма нет равного ему в Москве (исключая разве храм Христа Спасителя, воздвигнутого позднее Рогожского)(144). Но его не дали докончить согласно плана, составленного знаменитым архитектором М. Казаковым. О постройке храма донес императрице петроградский митрополит Гавриил. Он утверждал в доносе, что старообрядцы — народ опасный и что они постройкой своего большого храма унижают господствующую церковь. Последовало расследование — ив результате храм достроен в изуродованном виде: вместо пяти глав поставлена лишь одна маленькая, обломаны выступы для алтарей, и для них, уже в самом храме, была отгорожена передняя часть; принижен и весь корпус церкви. Храм с внешней стороны получился хотя и огромный, но похожий на простой дом. Зато внутри храм блещет чудной отделкой и редкостными по древности иконами и всем прочим благолепием. Третий Рогожский храм (зимний) воздвигнут уже в 1804 г., освящен во имя Рожества Христова.

 

Во время нашествия Наполеона на Москву французы побывали и на Рогожском кладбище. Но рогожцы заблаговременно успели покинуть кладбище и убрать всю святыню храмов. По изгнании Наполеона, столицу заняли донские казаки, состоявшие преимущественно из старообрядцев, и их полководец, знаменитый герой Отечественной войны граф Платов (из донских казаков), был тоже старообрядец. Он подарил Рогожскому кладбищу свою походную церковь.

 

Рогожские храмы нередко подвергались посягательствам со стороны светского и еще более — духовного начальства господствующей церкви. В конце царствования императора Александра I все храмы Рогожского кладбища были закрыты. Но вскоре, однако, были снова открыты. В царствование императора Николая I, когда повсеместно свирепствовало гонение на старообрядчество, у рогожских старообрядцев, по настоянию знаменитого московского митрополита Филарета, был отобран Никольский храм со всеми его святынями. Это произошло в 1854 г., а через два года, уже в царствование императора Александра II, под личным ходатайством того же Филарета, были запечатаны алтари Господни в остальных двух храмах. Из сохранившейся переписки м. Филарета видно, как он зло радовался этому событию: прекращение у старообрядцев в самом центре их духовной жизни Божественной литургии он признавал величайшим торжеством православия. Это «торжество» продолжалось почти полстолетия, в течение которых немало других бедствий переживало Рогожское кладбище. Только в царствование императора Николая II, именно 16 апреля 1905 года, накануне Пасхальной заутрени, были, наконец, распечатаны алтари Рогожского кладбища. Это было действительно пасхальное торжество — победа Самого Христа, воскресшего из мертвых.

 

Все время своего существования Рогожское кладбище было руководящим центром старообрядчества. Таковым оно остается и в настоящее время.

 

Выговская пустыня

 

В истории старообрядчества имела огромное значение так называемая Выговская Пустыня(145), основанная на реке Выг, впадающей в Выг-озеро (Олонецкой губернии). Славу этого сначала скита, а потом — общежительного монастыря создали знаменитые братья Денисовы, Андрей и Семеон, из рода князей Мышецких. Они были главными создателями и руководителями Выговской Пустыни. Начало ей положено в 1694 г. Она быстро разрасталась и впоследствии превратилась в руководящий центр беспоповства.

 

Выговская Пустыня обладала большими пашнями, занималась скотоводством, рыбной ловлей; имела мельницы, заводы: кирпичный, кожевенный, лесопильный; вела обширную торговлю со многими городами, даже имела на Белом море собственный торговый флот. Петр I относился к выговцам снисходительно и даже разрешил им свободное и открытое отправление богослужений по старопечатным книгам. Такое милостивое отношение Петра объясняется тем, что выговцы согласились работать на построенных им Повенецких заводах. Располагали к себе выговцы царскую власть и тем, что посылали ко дворцу разные подарки: лучших оленей, заводских лошадей, быков, разных птиц и пр.

 

Внутренняя жизнь Выговской обители велась по монастырскому уставу и порядку: ежедневно в ней отправлялись службы, все имущество братии считалось общим, все имели одну общую трапезу. На первых порах выговцы проповедовали жизнь для всех безбрачную, а потом превратились в брачников. В первые годы своего существования Выговская Пустыня имела священство и причастие: здесь жил и служил соловецкий священноинок Пафнутий; последний священноинок на Выге скончался в начале уже XVIII столетия(146). Да и после прекращения на Выге священства выговцы долгое время причащались запасным Агньцем(147). Руководители Выговской Пустыни, сами братья Денисовы, решительно исповедовали веру в вечность бескровной жертвы Христовой. В своих знаменитых «Ответах» синодальному миссионеру Неофиту, написанных в 1723 году, получивших название «Поморских»(148), они заявляют: «Мы веруемъ святому апостолу Павлу, веруемъ святымъ учителямъ церковнымъ, возвещающимъ жертве тайней приноситися въ воспоминание Господне даже до скончания века» (ответ 99-й). А с жертвоприношением должно быть вечно и священство, ибо первое без последнего быть не может. Посему выговцы долгое время жили верою, что где-нибудь Господь сохранил благочестивое священство. Они не раз делали попытки приобрести себе епископа и таким образом восстановить в своей среде священную иерархию. Из этих попыток наиболее известны три:

 

а) ветковские старообрядцы еще задолго до присоединения к ним епископа Епифания вели деятельное сношение с ясскими старообрядцами о приобретении себе епископа от ясского митрополита. Они обратились с предложением и к выговским старообрядцам принять с ними участие в этом деле. По этому поводу выговцы созвали собор, чтобы обсудить этот вопрос с особой тщательностью. Собор единодушно и весьма сочувственно отнесся к предложению приобрести епископа. Сам Андрей Денисович хотел ехать с ветковцами в Яссы по этому делу. Выговцы его, однако, не отпустили, так как они имели в нем на месте «нужду неминучую». Вместо него был уполномочен вести дело о приобретении епископа вместе с ветковцами один «радетельный ревнитель Леонтий Федосеев». Сам Андрей написал Леонтию указания, на каких условиях можно будет принять от Ясского митрополита новопоставленного епископа: рукополагаемый должен быть крещения и пострижения от старых священников ветковских — Досифея, Феодосия или прочих таковых; при совершении чина рукоположения благословение и крестное знамения должно быть с двоеперстным сложением; сам чин должен быть совершен по «древним славяно-российским книгам», рукополагаемый в своей исповеди не должен давать обещаний быть согласным с восточными патриархами, а лишь «согласну быть кафолической восточной церкви или древнимъ святымъ учителемъ восточнымъ». Для «лучшаго произведения» Андрей Денисов советует рукоположить «приличнее архиепископа, неже епископа»: тогда бы он самостоятельно рукополагал бы себе преемников — других епископов. Свои наставления и указания Леонтию Федосееву Андрей заключил усердной просьбой: «И ты Господа ради и мира ради церковнаго по-трудися съездити къ нимъ (т. е. к ветковцам) и о всемъ къ полезному порадей советовати и миротворствовати, во всемъ по староцерковному чину и по опаству правильному и въ нужныхъ случаяхъ с покаятельными очищении». О всех же своих старцах и братиях Денисов прибавил, что все они «Бога молятъ, да дастъ намъ полезное, спасительное и безсомненное получить». Так велика была жажда выговцев приобрести себе епископа, иметь законную священную иерархию. Послание Андрея Денисова датировано, как на нем значится, 7238 г., т. е. 1730 г.(149)

 

Никоновские нововведения начались с 1653 г., с того времени прошло до описанного факта 77 лет. Выговцы отлично понимали, что ясский митрополит, рукоположения которого они готовы были принять на вышеизложенных условиях, был, конечно, еретик, посему Андрей Денисов счел необходимым сказать и о «покаятельном очищении». В «Поморских» ответах доказано, что восточная церковь гораздо раньше отступила от истинного православия. Тем не менее выговцы были рады принять от нее епископа. Ясно, что они в то время жили духом поповским. Вследствие того, что в Яссах потребовали от старообрядческого кандидата дать исповедание «новотворные догматы хранити», рукоположение епископа для старообрядцев не состоялось.

 

б) к тому же 1730 году относится и самостоятельная попытка выговцев найти себе епископа. В своих «Поморских ответах» они заявили, что не отвергают иерархическое достоинство русской новообрядческой церкви: «Приобщения нынешния российския церкве опасаемся, — писали они, — не церковныхъ собраний гнушающеся, не священныя саны отметающе, не тайнодействъ церковныхъ ненавидяще, но новинъ отъ никоновыхъ временъ нововнесенныхъ опасаемся»(150). Но получить от нее епископа было в то время немыслимо. Поэтому выговцы и самостоятельные поиски себе епископа так же, как и ветковцы, направили на восток — к греко-восточной церкви. Туда отправился, и именно в Иерусалим, известный выговский деятель Михаил Иванович Вышатин. Ему, конечно, было известно братское решение Выга относительно приобретения епископа, выраженное в уполномочии Андрея Денисова Леонтию Федосееву. Отправился он в Палестину не сразу, а побывал сначала в Польше, где в то время Ветка усиленно заботилась о приобретении себе епископа; а потом побывал в «земле Волошской», т. е. в Молдавии, где старообрядцы вели переговоры с ясским митрополитом о рукоположении епископа для Ветки. Профессор П. С. Смирнов предполагает, что именно Вышатин мог быть инициатором начавшихся в Яссах разговоров местных старообрядцев с ясским митрополитом о рукоположении для них епископа и что по его совету и указанию состоялось и изложенное выше сношение с Выгом ветковцев(151). Путешествие же его в Палестину для отыскания все того же епископства явилось, как надо полагать, результатом ясской неудачи. Как свидетельствует выговский библиограф Павел Любопытный (Онуфриев), Андрей Денисов писал «одобряющия послания» и этому искателю епископства, — «путешествующему брату Вышатину» и его спутникам(152). Вышатин, однако, не имел успеха в Палестине: смерть, постигшая его там же, прервала его дело и таким образом лишила выговцев возможности приобрести себе епископа от Иерусалимского патриарха.

 

в) через 35 лет после этих поисков архиерейства состоялся в Москве собор старообрядцев, именно в 1765 году, все по тому же вопросу — о восстановлении в старообрядчестве епископского чина. На соборе этом участвовали и представители «поморцев». И тогда они все еще жаждали иметь у себя епископство и, значит, законно рукоположенное священство(153). Однако и Московский собор не дал положительных результатов. Старообрядчество продолжало быть без епископов.

 

С течением времени «поморцы» стали не только фактическими беспоповцами (таковыми они стали после смерти прежних священников) но и идейными, ибо начали учить, что священство везде прекратилось и неоткуда его достать. Тем не менее до сих пор они все еще живут верой в необходимость священства в церкви и требуют, чтобы таинства церковные и духовные требы отправлялись не мирянами, а духовными лицами. Своих наставников, отправляющих у них духовные требы, они признают не мирскими лицами, а священно-иерархическими, хотя они никем не рукоположены и никакого на себе сана не имеют.

 

Состоявшийся в Москве в 1909 г. Всероссийский собор поморцев, названный ими даже вселенским, постановил: «Наших отцов духовных не следует считать простецами, так как они получают, по избрании приходом и по благословении другого отца духовного, преемственно передаваемую благодать Святого Духа на управление церковью» (Соборное Уложение. Л. 2). Это — священные лица, вроде пресвитеров у сектантов. Те тоже получают таким же способом свою «благодать». Их или община рукополагает, как у евангельских христиан, или благословляют прежде избранные пресвитеры(154). Беспоповцы титулуют своих наставников действительно «духовными отцами», то есть «духовенством», «пастырями», «настоятелями» и т. п. наименованиями, выработав и установив даже «Чин» возведения в «духовные отцы». Беспоповцы в Польше, Литве, Латвии и Эстонии и не именуют себя беспоповцами, а просто старообрядцами. Какие же они беспоповцы, если имеют управителями своей церкви духовных лиц, получающих «преемственную благодать» на управление церковью и на совершение таинств церковных и духовных треб? Да и в России состоялся в 1926 г. в Нижнем Новгороде собор поморских наставников, который постановил восстановить в своей среде настоящее священство со всеми иерархическими наименованиями и правами или путем позаимствования его от других христианских церквей, или провозглашением своих наставников действительными священниками и епископами.? то постановление беспоповских наставников дало повод состоявшемуся в Москве в 1927 г. Освященному собору древлеправославной Церкви обратиться ко всем старообрядцам-беспоповцам с [...] «Посланием», призывая их к примирению с Церковью Христовой. К сожалению, это «Послание» не могло быть напечатано и хранится лишь в одном экземпляре в архиве Московской старообрядческой архиепископии. В некоторых местах беспоповцы-поморцы уже титулуют своих наставников «священниками» и облачают их при богослужении в ризы. Таким образом беспоповство превращается в поповство(155). Священноиерархический дух прежних выговцев не умер в их потомстве, но только выродился в форму самодельного «духовенства»(156).

 

Выговская Пустыня была знаменита не только как духовный центр, руководивший многочисленными приходами по всей России, но главным образом как просветительный центр. Братья Денисовы были учеными людьми и обладали обширными познаниями в церковно-исторической области. В Выговской обители существовала настоящая академия с преподаванием академических наук. Она выпустила длинный ряд писателей, апологетов старообрядчества, проповедников и других деятелей. Выговская Пустыня блестяще доказала, что она вмещает в себя больше познаний, чем столицы Петербург и Москва ее времени. Созданная здесь старообрядческая апологетика до сих пор имеет несокрушимое значение. «Поморские ответы», заключающие в себе основы староверия, остаются не опровергнутыми. В вопросах старообрядчества за Выговской Пустыней пошла в XIX столетии и Московская Духовная академия, на кафедрах которой читали свои лекции в старообрядческом духе профессора Каптерев, Голубинский, Белокуров, Димитриевский и другие. В Выговской Пустыне составлены тысячи сочинений на различные темы, преимущественно по старообрядческим вопросам(157).

 

Несмотря на неоднократные и настойчивые требования духовных властей господствующей церкви разрушить Выговскую обитель, она почти мирно просуществовала до царствования Николая I. При этом же императоре, гонителе старообрядчества, она была безжалостно разрушена до основания и все ее бесценные сокровища разграблены и просто уничтожены.

 

Единоверие

 

Отсутствие в старообрядчестве долгое время епископата послужило причиной создания в России еще одной церкви, получившей название соединенческой (по латинскому словоупотреблению — униатской), или единоверческой. Это переходная церковь — от старообрядчества в новообрядчество: она подчинена архиереям новообрядческой церкви, но все службы церковные совершает по старым, дониконовским, книгам, а также все обряды, чины, уставы и обычаи имеет старообрядческие. Принадлежащие к этой церкви именуются единоверцами, или соединенцами. Названы они так потому, что будто бы имеют одну веру с новообрядческой церковью. На самом же деле они не имеют полного единства в вере ни с новообрядцами (т. е. последователями никоновской церкви), ни со старообрядцами.

 

Основана единоверческая церковь по именному Высочайшему указу императора Павла от 27 октября 1790 г. Но предварительные условия для ее осуществления подготовлялись почти четверть столетия. В 70—80 годах XVIII столетия в Стародубских слободах проживал весьма начитанный и энергичный старообрядческий инок Никодим. Он состоял в близких отношениях со знаменитыми государственными деятелями Екатерининского периода — князем Потемкиным и графом Румянцевым-Задунайским. Никодим решил при их помощи и сочувствии приобрести старообрядчеству самостоятельного епископа и право ему совершать богослужения по старопечатным книгам. Он представил князю Потемкину письменное условие из 12 пунктов, в которых предлагал, чтобы все клятвы и проклятия, произнесенные на двоеперстие и на древнее чиносодержание, были уничтожены, чтобы никакого чиноприема старообрядцам не было делаемо, чтобы их не принуждали на общее моление с никонианами, чтобы находящиеся в старообрядчестве иеромонахи, священники, диаконы и иноки оставались на своих местах как законные, чтобы по указу императрицы был прислан епископ в Стародубье из «великороссийской породы», который состоял бы «при старообрядчестве», совершал бы все богослужения по старым книгам, рукополагал бы для старообрядцев священнослужителей, каких они сами изберут; чин поставления обязательно должен быть совершаем по древним чиновникам. При особых прошениях эти пункты были представлены еще следующим лицам: графу Румянцеву, митрополиту Петроградскому Гавриилу, Московскому Платону и самому Синоду. У всех этих лиц Никодим был лично со своими ходатайствами, и все они обещали дать стародубским старообрядцам просимого епископа. Никодим был представлен князем Потемкиным самой императрице Екатерине, и она пообещала дать епископа. Сам же Потемкин, как сообщал Никодим в Стародубье своим друзьям, «с особенным отеческим рачением согласует испросить епископа» и даже «почти назначает, кого их смиренных и боящихся Бога поставить в епископы». Но с отъездом инока Никодима из столицы дело это затянулось, пошли какие-то «многоразличныя разсуждения» как в духовных, так и в светских кругах. И только уже 11 марта 1784 г. последовал Рескрипт императрицы на имя м. Гавриила о «даровании старообрядцам по их просьбам священников и о дозволении им отправлять для них службу Божию по их старым обрядам». О епископе же не было совершенно сказано в Рескрипте, лишь замечено: «Покуда последует дальнее распоряжение». Но такового так и не последовало. Старообрядцы получили лишь священников «дозволенных». Разочарованный и обманутый, инок Никодим в том же году заболел и 12 мая скончался в самом расцвете своей жизни — 39 лет.

 

Преемники Никодима, стародубские иноки, долго еще хлопотали перед архипастырством господствующей церкви о даровании им епископа, но тщетны были все их просьбы, на них просто не отвечали. В отчаянии они писали митрополиту Гавриилу: «Что же нам делать? Прошения наши тщетны, жалости (т. е. жалобы) пусты, слезы не полезны, скорби наши вам не в жалость, того ради и недоумеем, что еще вашему высокопреосвященству представить»(158). Так и не осуществилась тогда попытка стародубцев приобрести себе епископа от новообрядческой церкви открытым и дозволенным путем.

 

Уже в 1799 г. небольшая часть московских старообрядцев обратилась к Московскому митрополиту Платону с новым ходатайством, изложенным в 16 пунктах, очень сходных с прежними, никодимовскими. Москвичи, так же как и Никодим, прежде всего просили «разрушить преждеположенные клятвы на двоеперстное сложение и другие подобные ему обряды». Также просили, чтобы служащие в старообрядчестве священники были признаны имеющими право продолжать свое служение и чтобы «учиненныя ими священнодействия» были «оставлены в существенной их силе». Просили московские старообрядцы, чтобы вновь поставляемые для них священники рукополагались «по прежде печатным книгам» и чтобы они были избираемы «по согласию прихожан». Конечно, эти священники должны все службы совершать также по старопечатным книгам. Церкви и антиминсы для старообрядцев должны быть освящаемы по старопечатному требнику. От самого митрополита Платона просители требуют, чтобы и он благословлял священников и старообрядцев, «слагая два перста по обыкновению древле бывшему в России». Как священников, так и их паству просители ограждают от общего моления с триперстниками и брадобрийцами, но допускают, что старообрядец по личному желанию может приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви, но также разрешить, просили они, и сынам этой церкви «приобщаться Святых Тайн от старообрядческого священника». Последний пункт гласит: «Распри, раздоры и хулы ни с единыя стороны да не слышатся за содержание разных обрядов и разных книг, употребляемых для богослужения». Вот и все просьбы. О даровании старообрядцам епископа московские просители не посмели намекнуть даже: так безнадежны были желания старообрядцев получить себе епископа, совершающего богослужение по старопечатным книгам.

 

Но и то, что московские просители представили м. Платону, было, выражаясь по-теперешнему, революционным требованием. Это означало отказ от никоновской реформы, признание ее ненужности и бесполезности, признание старых книг и обрядов правильными и во всяком случае допустимыми для богослужения, признание положенных на них клятв и всяких анафем и осуждений неправильными и незаконными. Словом, провозглашалось торжество староверия и почти отмена никонианства, по крайней мере для просителей. А между тем никоновская церковь уже после завершительного акта собора 1667 г., окончательно расколовшего Русскую Церковь на две половины, издала в течение 130 лет целый ряд новых актов и сочинений, непримиримо жестоко осуждающих древние церковные обряды и книги и в особенности — двоеперстное сложение. Таковы книги: «Увет» патриарха Иоакима; «Розыск» Димитрия, митрополита Ростовского, канонизованного во святые; «Пращица» Питирима, архиепископа Нижегородского; «Обличение» Феофилакта Лопатинского, архиепископа Тверского; «Ответы» Никифора, архиепископа Астраханского и другие. Все эти книги издавались Синодом, по его разрешению и благословению и от имени всей церкви. Они были авторизованным и непогрешимым голосом всей правящей иерархии. Кроме этих книг, последовал и не менее длинный ряд актов, имеющих еще более авторитетное значение: присяга священникам патриарха Иоакима с чудовищными анафемами и заклятьями(159). Деяния небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина(160), Феогностов требник, «Чин присоединения раскольников» 1720 г., Указ Синода 1722 г. — писать в раскол всякого двоеперстника, «невзирая ни на что» (ни на его принадлежность к никонианской церкви, ни на его частое принятие в ней таинств, ни на его действительную искренность), полемические Предисловия к таким богослужебным и наиболее ходовым в народе книгам, как Часовник, Часослов и Псалтырь и много других актов. Во всех этих актах и сочинениях господствующая церковь проклинает и анафематствует людей древнего благочестия и своих «православных» за то лишь, что они Бога прославляют по старым книгам (самые книги эти объявляются весьма погрешительными и еретическими) и за то главным образом, что они учат знаменоваться двоеперстным сложением. Самое сложение это с ужасающей ненавистью осуждается, как страшная ересь, даже совокупность ересей: арианской, несторианской, македонианской и других. Как только оно ни порицается во всех этих книгах и актах: злобожным разделением, демоносидением, бесовским написанием, адовыми вратами, чертовым преданием и т. п. хулами и бранью. И вот московские просители-старообрядцы, а раньше них инок Никодим со стародубскими просителями, требует, чтобы этим именно «чертовым преданием» сам Московский митрополит Платон благословлял старообрядцев и их священников и вообще все совершал для них по старым книгам, тем самым, которые полтораста лет беспрерывно и неустанно осуждаются как еретические и проклятые.

 

В очень затруднительном положении был м. Платон. Но предыдущее, весьма продолжительное царствование гуманной императрицы Екатерины довольно основательно подготовило Платона к новым отношениям к старообрядчеству. Сама императрица уже разрешила старообрядцам иметь священников, служащих по старым книгам и обрядам, и архиереям приказала давать старообрядцам таковых священников. Платону оставалось лишь идти по этому пути. Он и пошел, но нерешительно и с большими остановками. К большинству пунктов московских просителей-старообрядцев он приписал: «Сие приемлется». Но уже к первому пункту он дал ответ лукавый и не отвечающий просьбе. Авторы пунктов просят, «дабы святейший Синод разрешил прежде положенные клятвы на двоеперстное сложение и другие подобные сему обряды». Платон отвечает: «От клятв, прежде на них возложенных, разрешить, хотя церковь на них оныя возложила праведно, что они и сами признают, почитая ими себя связанными». Ничего подобного просители не заявляли, не признавали и не просили. Но Платону жаль было расстаться с прежними анафемами и проклятиями, он поэтому и уклонился от прямого и честного ответа на просьбу старообрядцев. Пятым пунктом они просили разрешить присоединяться к «старообрядческой церкви» тем старообрядцам, которые издавна «удалились от сообщества греко-российской церкви». Платон на это ответил решительным отказом: никто из бывших в церкви православной не может быть допущен «до такового присоединения». Очевидно, митрополит Платон признавал устраиваемую им единоверческую церковь не спасительной — пагубной, поэтому он так строго и охранял своих православных чад от нее. Этот взгляд он выразил и в ответе на одиннадцатый пункт, которым просители требовали не возбранять как старообрядцам приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви по их желанию, так и сынам этой церкви приобщаться от «старообрядческого» (единоверческого) священника. Платон отвечает: старообрядцам «дозволять то без всякаго затруднения»; но сын православной церкви может иметь дозволение только «в крайней нужде, в смертном случае, где бы ни случилось найти православного священника и церкви». Мало ли что разрешается в такой крайней нужде: крестить, например, простой бабушке, исповедь принимать дьячку, чтобы потом он передал ее священнику, питаться недозволенной пищей и многое другое(161).

 

Очень плохого мнения был Платон о единоверческом причастии. Полнее и решительнее он высказал свой взгляд, — он же синодский, или никонианский, — на единоверие и старообрядчество в своем заключительном «мнении», прибавленном к 16 пунктам единоверия. Во-первых, он заявляет, что на изложенных пунктах и его резолюциях к каждому из них действительно основывается особая церковь, которая «имеет называться единоверческой», и членов ее рекомендует именовать единоверцами, или соединенцами, но не старообрядцами. Во-вторых, он провозглашает, что заблуждения и погрешности «отторгшихся» «явственно и доказательно показаны» во многих «изданных церковью книгах» (выше нами перечисленных); «и ныне не может быть о всем том иная церкви мысль, разве каковая ею доселе за истину признана и признается». То есть, что книги старые действительно погрешительны и еретичны, что обряды, чины и обычаи, старообрядцами употребляемые, также погрешительны и еретичны, в особенности же «противное двоеперстие», в котором такое множество ересей и столько богохульного нечестия. И если все-таки такая мерзость дозволена единоверцам теперь, то лишь с твердой надеждой, что «таковые со временемъ Богомъ просветятся, и ни въ чемъ въ неразньствующее съ церковию приидутъ согласие».

 

Так и на таких основаниях возникло в 1800 г. единоверие — и Богом не просвещенное, и с единственной надеждой, что оно — временное учреждение, которое должно непременно исчезнуть, слившись во всем с никонианством. На нем лежала задача само старообрядчество постепенно уничтожить, ибо единоверческая церковь стала переходной ступенью от него в никонианство. Старообрядцы совершенно основательно прозвали единоверие «ловушкой» и «западней». В никонианство они не шли — оно так чуждо старообрядчеству, а единоверие должно было соблазнять их своею похожестью на старообрядчество старыми книгами, древними обрядами, выборным священством и другими «старообрядческими» порядками.

 

В единоверие, однако, вступила очень незначительная часть старообрядцев, и то лишь в некоторых губерниях. На первых порах оно влачило самое жалкое существование. Старообрядцы сразу поняли его сущность и сторонились его, как действительно опасной ловушки. Только в царствование императора Николая Павловича единоверие быстро и сильно разрослось: правительство насильно загоняло старообрядцев в единоверие, повсеместно, по всей России, поотбирало у них церкви, часовни, монастыри, скиты со всем их церковным имуществом, во многих церквях и монастырях чрезвычайно ценным, и все это отдало единоверцам. С награбленным имуществом оно расцвело, стало богатым, многочисленным, но зато более ненавистным и более чуждым всему остальному старообрядчеству.

 

Единоверцы и сами тяготились своим необычайным положением: они и не новообрядцы и не старообрядцы. Служат они по старопечатным книгам, содержат старые обряды и чины, имеют священников, служащих у них тоже по старым служебникам и потребникам. Но зависимы они все же от новообрядческих архиереев и от правительствующего Синода, которые продолжают смотреть на них как на раскольников и как на людей невежественных, непросвещенных, чужих им, а на все их книги и обряды как на ошибочные, погрешительные и еретические. Синод продолжал благословлять к изданию прежние полемические книги, наполненные бранью и ругательствами на старые обряды и богослужебные книги; Часовники, Часословы и Псалтыри по-прежнему печатались с осуждениями и хулениями на двоеперстное крестное знамение как на обряд армянский и еретический. Проклятия и анафемы, произнесенные как восточными патриархами еще при Никоне, так и собором 1667 г., оставались не снятыми. Единоверцы, находящиеся в подчинении никоновской церкви, должны были считать и клятвы эти правильными и законными, и все ругательства и осуждения на них, и единоверческие книги и обряды правильными и истинными, то есть должны были признавать себя проклятыми и еретиками, а свои книги и обряды — проклятыми, еретическими, преданиями не св. отцов, не св. апостолов (как они веровали по-старообрядчески), а преданиями армян и многочисленных других еретиков и даже преданием «самого горшаго чорта», как веровала и утверждала признанная единоверцами церковь. Совсем они были не единоверны ей, и именование их «единоверцами» звучало лишь насмешкой и какой-то презрительной кличкой.

 

В течение более чем столетнего своего существования единоверцы неоднократно обращались к Синоду с настойчивыми просьбами дать им единоверного и единообрядного епископа. Но каждый раз получали решительный отказ. По поводу одной такой просьбы Синод разослал всем архиереям секретный запрос: можно ли дать единоверцам епископа? Большинство архиереев ответило отрицательно, причем высказало свой взгляд на единоверие, как на учреждение для церкви бесполезное и даже вредное, а о самих единоверцах архиереи отзывались как о полураскольниках и даже просто раскольниках(162). Даже после 1905 г., когда и старообрядцам была дарована религиозная свобода, единоверцам было отказано в назначении им своего епископа. Неоднократно обращались единоверцы в Синод и с просьбой снять клятвы соборов 1653 и 1667 гг., а также уничтожить все осуждения и ругательства на старые обряды в прежних полемических книгах. В утешение им Синод издал в 1886 г. лишь «Изъяснение», что полемические книги принадлежат частным лицам, а клятвы положены лишь на раскольников за отделение их от церкви. Конечно, никто таковому «изъяснению» не поверил — ни старообрядцы, ни единоверцы, ни сами авторы его, ибо всем было очевидно, что оно лживо. После этого «изъяснения» все же продолжали печататься полемические книги с ругательствами на старые обряды и предисловия к богослужебным книгам с осуждениями двоеперстия как еретического сложения.

 

Поставленная единоверию задача самим основателем его, Платоном-митрополитом, уничтожить старообрядчество посредством этого, как сами единоверцы выразились, латино-иезуитского учреждения, постепенно осуществлялась, ибо многие единоверческие приходы с течением времени утеряли старообрядческий облик, развалились в них самые основы старообрядчества, стали они почти никонианскими(163) .

 

После 1905 г., когда в России была провозглашена свобода вероисповеданий, вожди единоверия старались укрепить его, сохранить в нем старообрядческий уклад и стиль. Но для успеха единоверия ему нужно было приобрести самостоятельность, выйти из иерархической зависимости от Синода. Нужен был единоверческий епископ, которого так безуспешно доискивались единоверцы. Только после большевистской революции заседавший в Москве Всероссийский собор новообрядческой церкви наконец решил дать единоверцам архиереев, но только так называемых «викариев», то есть таких, которые состоят лишь помощниками у новообрядческих епархиальных епископов и от них зависимы. Когда же сама бывшая господствующая церковь разделилась на ряд церквей: тихоновскую, или патриаршую, возглавляемую митрополитом Сергием, и потому именуемую Сергиевской, живистскую, или обновленческую, содацкую(164), липковскую(165), автокефальную украинскую и другие — тогда и единоверцы провозгласили свою церковь самостоятельной и свою иерархию независимой ни от одной из этих новых церквей.

 

Лишь после всех этих событий одна их поименованных церквей, Сергиевская, вынесла следующее постановление о старообрядческих богослужебных книгах и обрядах от 10/ 23 апреля 1929 г., без всякой просьбы со стороны старообрядцев и даже единоверцев:

 

1. ПРИЗНАЕМ:

 

а) богослужебные книги, напечатанные при первых пяти Российских патриархах, православными;

 

б) свято хранимые многими православными, единоверцами и старообрядцами церковные обряды по их внутреннему знаменованию — спасительными;

 

в) двоеперстие, слагаемое в образ Святой Троицы и двух естеств в Господе Нашем Исусе Христе — обрядом, в Церкви прежнего времени несомненно употреблявшимся и в союзе со св. церковью благодатным и спасительным.

 

2. Порицательные выражения, так или иначе относящиеся до старых обрядов, в особенности до двоеперстия, где бы оные ни встречались и кем бы ни изрекались, отвергаем и яко небывшия вменяем.

 

3. Клятвенные запреты, изреченные Антиохийским патриархом Макарием и другими архиереями в феврале 1656 г. и собором 23 апреля того же 1656 г., а равно и клятвенные определения собора 1666—1667 гг. как послужившие камнем преткновения для многих ревнителей благочестия и поведшие к расколу св. Церкви разрушаем и уничтожаем и яко небывшия вменяем186.

 

Слишком запоздало это определение — более чем на два с половиной века. Его следовало вынести на другой день после окончания собора 1667 г. Не опоздало бы оно и в 1682 г., когда происходили в Московском Кремле знаменитые «прения о вере», тогда «ревнители благочестия» умоляли и патриаршую и царскую власть «об исправлении православной христианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздрании и мятеже». Тогда Церковь действительно осталась бы единой, не произошло бы раскола на две половины. Именно тогда нужно было провозгласить, что старые книги вполне православны, что обряды древней Церкви — спасительны, что и само двоеперстие, за которое столько было пролито по всей стране крови, — благодатно и спасительно. Совсем другая тогда последовала бы история и Церкви, и всей Руси. А то потребовалось более 250 лет, чтобы в конце концов убедиться в тех истинах, которые ныне с таким опозданием признала новая церковь и которые тогда были ясны и понятны каждому ревнителю благочестия. Теперешнее признание этих истин есть, конечно, справедливый приговор над всей вековой никониановщиной. Но он должен быть более ясным и более определенным. Ничего не сказано в патриарше-сергиевском определении ни о никоновских нововведениях, ни о петровско-синодальных реформах, ни о кровавых мучениях, ни о миллионах святых жертв вследствие этих мучений, ни о многом другом — не менее важном и весьма существенном для церковного единства. Нужен пересмотр всей никоновской реформы, всей почти трехвековой истории церковной. Для этого недостаточно постановления одной лишь сергиевской церкви, притом случайного, вызванного разрухой современной и посему едва ли искреннего и по истинному убеждению вынесенного. В таких делах не должно быть недомолвок, лицемерия, неискренности: все должно быть честно, открыто и свято.

 

Ни единоверие, ни старообрядчество пока ничем и никак не откликнулось на это «Деяние» Московской патриархии. Да в условиях безбожного ига в России и невозможно свободное обсуждение церковных и вообще религиозных вопросов. Для этого нужно ждать других времен.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и его противники. 1913. С. 173.

 

2. Слово «обряд» — новое: оно придумано уже в Петровскую эпоху и с того времени прочно вошло в обиход новой, никоновской, церкви и стало многозначным: и богословы, и литургисты, и прочие писатели этой церкви выражаются: «обряд крещения», «обряд причащения», «обряд венчания» и т. п. Все стало обрядом. Но в последнее время и новообрядцы начали сознавать, что это слово — «обряд», — не церковное, оно чуждо церковно-литургической терминологии. Церковь знает «чин» и «последование», но не знает слова «обряд». «Мы решительно отбрасываем термин «обряд», — заявляет один православный богослов, — как весьма неполный и логически безграмотный и неопределенный». Мистерия и обряд // Православная Русь. 1940. № 3; Православный Путь. 1939. Вып. 1. С. 71. К сожалению, мы вынуждены пользоваться этим термином, как общепринятым, хотя и безграмотным и к тому же придуманным врагами древлеправославной Церкви; вынуждены и самих древлеправославных христиан именовать «старообрядцами». Иначе нас не поймут читатели. Но в эти термины — «обряд» и «старообрядчество» — мы вкладываем свой, верный смысл, вполне логический и вполне определенный. В Румынии именуют старообрядцев «липованами». Это название совершенно случайное. Прежние историки старообрядчества производили его от имени одного старообрядческого вероучителя Филиппа, жившего в XVII столетии. Но новейшие историки старообрядчества отвергли эту догадку. Некоторые исследователи думали, что именование «липоване» произошло оттого, что старообрядцы принимают иконы, написанные только будто бы на липовом дереве. И это неверно, ибо старообрядцы принимают иконы на любом дереве, лишь бы были правильно написаны. Другие полагали, что это наименование — «липоване» — возникло будто бы по той причине, что старообрядцы долго скрывались в липовых лесах. И эта догадка тоже нелепа, так как старообрядцам при гонениях за их веру приходилось скрываться и подолгу жить в разных лесах, во всяких пустынях, горах и трущобах, и то не за границей, где им не приходилось скрываться, а в России, где их гнали и преследовали и где, тем не менее, это слово — «липоване» — совсем неизвестно. Вернее, наименование это происходит от названия селения Липовень в Буковине, которое старообрядцы заселили впервые в 1669 г. Само собой понятно, что такое совершенно случайное название ничуть не определяет ни верования, ни истории, ни происхождения старообрядчества и поэтому должно быть отброшено и заменено соответствующим титулом. Об этом и просили старообрядцы румынское правительство в 1938 г. в представленной ими мемории.

 

Все румынские старообрядцы — из коренных русских людей, предки которых бежали из России в XVII и потом в XIX столетии вследствие жестоких гонений за веру, о чем и будет речь дальше, в своем месте. Много их живет в Польше, Литве, Латвии и Эстонии, есть несколько поселений в Пруссии. Незначительными группами обретаются во Франции, Англии, Италии, Болгарии, Сербии, Турции, Америке, Канаде и Австралии. После революции в России приходы их образовались в Маньчжурии и Китае.

 

До революции старообрядцев насчитывалось в России до 10 миллионов по официальной статистике. В действительности было значительно больше.

 

3. После капитальных исследований по этому вопросу профессора Московской Духовной академии Н. Ф. Каптерева (см. его знаменитую двухтомную книгу «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович») этот исторический факт установлен бесспорно.

 

4. Главным вдохновителем Никона на реформы Русской Церкви, по собственному его признанию, был восточный патриарх Афанасий Пателарий, три раза восходивший на патриарший Константинопольский престол: в первый раз он пробыл на нем лишь сорок дней (в 1633 г.), во второй раз — около года (1634-1635 гг.) и в третий раз - только пятнадцать дней (1651 г.). В Москву он прибыл в апреле 1653 г. за милостыней. Но еще в 1643 г. Константинопольский патриарх Парфений писал о нем русскому царю, что Афанасий — коварный и хитрый человек, что он занял патриарший престол обманным и изменническим способом, что он «супостат и новый Иуда». Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному востоку в XVI и XVII вв. М., 1914. Новейшие исследования профессора Е. Шмурло раскрыли, кроме того, что Афанасий был латинщик, его прочили в александрийские патриархи именно «католические круги», рекомендуя его как «доброго католика, пользующегося и расположением Пропаганды» (папского учреждения, созданного для совращения греков в латинство). Шмурло замечает, что такую характеристику Афанасия подтверждает сам Парфений, патриарх Константинопольский, тоже преданный Риму. Шмурло Е. Паисий Лигарид в Риме и на греческом Востоке // Труды Пятого съезда Академических Организаций за границей. С. 539 и 541. Это подтверждает об Афанасии и секретарь Пропаганды Франческо Инголи (С. 581). Таков был первый вдохновитель Никона. Как увидим, и последующие его вдохновители и сотрудники были не лучше Афанасия.

 

5. Полная характеристика Никона и его деятельности дана в названном труде профессора Н. Ф. Каптерева и в XII томе «Истории Русской Церкви» Макария, митрополита Московского. Нелишне принять во внимание и беллетристические произведения: Мордов-цева Д. Л. «Великий раскол» и Филиппова Т. И. «Патриарх Никон». Новейшее исследование о Никоне (имеющее характер апологетический) профессора Зызыкина М. В. (трехтомное изд. Варшавского Синодального Склада) говорит лишь об отстаивании Никоном своей патриаршей власти.

 

6. В России существуют целые библиотеки старинных рукописей, именно богослужебных книг чрезвычайной ценности. Немало их хранится и в заграничных библиотеках.

 

7. 100 глав содержится в книге деяний поместного Собора 1551 г. По этой книге и Собор называют Стоглавым. — Ред.

 

8. Обширное исследование об этих книгах дано в сочинении профессора Московской Духовной академии Сергея Белокурова: «Арсений Суханов» (два тома). Этот ученый не только установил, что сухановские книги не имели никакого влияния на никоновское книжное исправление, но что привезенные Сухановым рукописи (таковых было лишь 45 экз.) во многом расходятся с никоновскими книгами и, напротив, согласны со старыми, дониконовскими книгами, т. е. старообрядческими. Знаменитый литургист профессор А. А. Димитриевский уже во время большевизма закончил исследования о старопечатных дониконовских книгах, а также и о никоновских, доказав, что первые во всем согласны с древнейшими греческими и русскими рукописями, тогда как никоновские книги противны им и являются ошибочными и погрешительны-ми. К сожалению, исследование профессора Димитриевского не могло быть напечатано в советской России. О нем дан лишь краткий и случайный отзыв в «Вестнике Священного Синода» обновленческой церкви (Москва).

 

По заявлению другого ученого, профессора варшавского университета М. В. Зызыкина, исправление книг при Никоне «по рукописям было абсолютно невозможно». Ссылаясь на вышеназванного профессора Белокурова, на другое его исследование о Сильвестре Медведеве (Христианские чтения. 1885, №11—12), г. Зызыкин сообщает, что «из 498 рукописей, привезенных Арсением Сухановым, только семь (три Евлогия, три Устава и один Часослов) были богослужебного содержания». Зызыкин М. В. Патриарх Никон и его государственные и канонические идеи. Варшава, 1934. Часть II. С. 157. Весьма курьезным после сего выглядит следующее сообщение об Арсении Суханове в Большой Советской Энциклопедии: «Он вывез с Востока свыше 700 древнегреческих церковных рукописей, дав, таким образом, ценный материал для сличения никоновским справщикам». Т. III. Стлб. 459. Еще курьезнее, что при этом сделана посылка на исследование Белокурова «Арсений Суханов». Очевидно, автор этой заметки совсем не читал исследования профессора Белокурова. Очевидно также, что он — какой-нибудь «примазавшийся» семинарист. Однако, как крепко держится состряпанная еще при Никоне эта басня о сухановских и других древних рукописях.

 

9. Профессор И. Мансветов в своих исследованиях по богослужению указывает, что в Уставе императрицы Ирины (времен седьмого Вселенского Собора) и в древней синодальной рукописи за № 330-380 (см. Описание Синодальной Библиотеки, ч. III, 266) положено на проскомидии семь просфор. Мансветов И. О трудах м. Киприана по части Богослужения // Прибавления к изданию Творений святых отец. 1882. Ч. 29. С. 176). В Древней Руси было семипросфорие (Там же. Ч. 30. С. 174). Мы пишем: «семипросфорие», «просфора», а по русской грамматике требуется писать «семипросвирие» и «просвира». Буслаев Ф. Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской. Москва, 1907. Изд. 10. С. 24.

 

10. Даже на монетах князя Владимира, крестившего Русь, было вычеканено имя Спасителя: «Исусъ Христосъ» / / Владимирский сборник. Белград, 1938. В конце книги снимки.

 

11. В Румынии во всех прежних богослужебных книгах писалось и печаталось имя Господа: «Исус». Да и теперь это начертание можно нередко встретить во многих богословских книгах и даже в светских журналах и газетах.

 

12. В квадратные скобки заключены пропуски в тексте, возникшие из-за плохой сохранности отдельных страниц рукописи, а также некоторые из реконструированных по смыслу слов. — Ред.

 

13. Современные богословы православной церкви признают необходимым исповедовать Духа Святого в Символе веры Истинным. Карташев А. В. На путях к собору; Живое предание // Сб. С. 31; прот. С. Булгаков. Утешитель. С. 216, 310 и 311. Книги эти изданы в Париже в наше время.

 

14. Даже никонианские священники, принявшие новые книги, были в недоумении, кому же они здесь молятся — не дьяволу ли на самом деле? Поэтому уже в книге «Жезл», сооруженной собором 1666 г., было вставлено после слов «молимся тебе» обращение: «Господи». Но так как и после сего все же выходило, что Господом именуется дух лукавый, то «Жезл» добавил еще в скобках разъяснение: «(Сиречь Боже наш)». Очевидно, и самим членам собора без такого пояснения было не ясно, кому же, собственно, молится священник. В самих Потребниках, изданных впоследствии, начиная с издания патриарха Иоакима, после слов «молимся тебе» делалась вставка в скобках: «(Господи)». По-видимому, и священники продолжали думать, не дьяволу ли они тут молятся, поэтому для них, именно для них (это исключительно иерейская молитва) вставлено это пояснение. В последних, уже синодских изданиях Потребника этот текст переделан почти в точности по дониконовским книгам, чем признана погрешительность никоновских «исправлений», вернее, искажений богослужебных книг.

 

15. Молитва «Господи и Владыко животу моему» составлена св. Ефремом Сирином. Замечательно, что даже никонианские богословы нашего времени понимают и толкуют ее в том именно смысле, как она изложена в старообрядческих книгах. Так, преосвященный Иннокентий Херсонский разъясняет: «В молитве своей, как в душе и жизни, св. Ефрем прост и безыскусствен. Он молится и располагает всех нас молить Господа, во-первых, об удалении от нас душевредных пороков» (вот именно: «отжени» их от нас). «Во-вторых, он молит Господа не о том только, чтобы от него были удалены пороки и чтобы ему были поданы добродетели, но чтобы он освобожден был от самого духа сих пороков». И далее архиепископ Иннокентий еще раз подчеркивает, что св. Ефрем молится именно «об удалении от него» духа всяких пороков. «Порок можно сейчас оставить, — толкует преосвященный, — но дух порока не оставит тебя: надобно долго сражаться, долго подвизаться и терпеть, чтобы освободиться от него. Все сие, без сомнения, имеет в виду св. подвижник Христов, и посему просит у Господа совершенного очищения своего духа и тела, совершенного уничтожения в природе своей закваски греховной». Поучение на молитву св. Ефрема Сирина // Православная Русь. 1940. № 5.

 

Даже в таком современном органе русской религиозной мысли, как журнал «Путь» — издание религиозно-философской Академии в Париже — молитва св. Ефрема передается так: «Господи Владыко Боже мой, дух тщеславия и гордыни отжени от мене» // Путь. 1929. № 19. С. 66.

 

16. Такое дикое верование, что Бог является виновником человеческой греховности, действительно присуще богословию никонианской церкви. Так, в «Опыте христианского православного Кати-хизиса», составленном митрополитом Киевским Антонием, в разъяснении третьего члена Символа Веры толкуется: «Бог, зная заранее, что каждый из нас возымеет своеволие Адамово, при рождении нашем облагает нас болезненною, смертною и падшею природой, то есть наделенной греховными склонностями» // Сербия, 1924. Издание первое. С. 38. Литовский «православный» митрополит Елевферий верно заключает отсюда, что по этому верованию «Бог является виновником грехов человеческих» // Об искуплении. Париж, 1937. С. 36 и 40. Нужно думать, что именно в силу такого верования никоновские справщики и переделали молитву св. Ефрема Сирина так, что в ней молящиеся просят Бога не об очищении от грехов, а о том, чтобы Он Сам не давал бы им всяких духов нечистых, как это Он делает при самом рождении нашем. М. Елевферий отмечает, что и латинство почти так же верует. А известно, что никоновские сотрудники были в глубокой степени заражены латинством. Вот почему они так кощунственно и переделали молитву св. Ефрема. Но «справедливо ли было бы со стороны Бога, — спрашивает Елевферий, — облекать греховностью еще не согрешившего человека и ставить его в необходимость грешить?» (Там же. С. 40 и 150). «Маленькая» никонианская «исправа» заключает в себе большое богохульство.

 

Это исправление стоит в тесной связи с другой такой же никоновской исправой. В старопечатном «Апостоле» читается: «И нас мертвых суща в прегрешениях и в необрезании плоти нашея (Бог) сооживил есть со Христом, вся прегрешения омыв нам (зачало 255). Никоновские справщики переделали последние слова: «даровав нам вся прегрешения». Выходит по-антониевски, что Бог действительно «наделяет нас греховными склонностями».

 

Необходимо отметить, что эти две указанные погрешности, сделанные никоновскими исправщиками — о запрещении дьявола и о молении духу лукавому, позаимствованными из двух книг: Чиновника Венецианского издания 1538 г. и Стрятинского Требника 1606 г. Эти издания были в большом подозрении у прежних, до-никоновских, исправщиков, как «худые» книги и как напечатанные в еретических типографиях. В московских патриарших изданиях эти места напечатаны правильно и ясно. А никоновские дельцы, презиравшие все святорусское, не брезговали старыми погрешностями и ошибками, заимствуя их из иностранных и еретических изданий книг. Этим безрассудным преклонением перед чужим объясняются и многие другие их книжные погрешности и уклонения от церковных установлении, преданий и обычаев.

 

17. Современный профессор парижского Богословского института Г. П. Федотов сообщает, что «прежнее понимание этого слова (дориносимо), как носимого на щите, теперь оставлено; оно уже толкуется, как «сопровождаемый свитой копьеносцев» // Путь. 1938. № 57. С. 14. Берлинский архимандрит Иоанн (князь Шаховский) заявляет, что «интеллигенты считают «дориносимо» просто бессмыслицей». Толстой и церковь. Берлин, 1939. С. 131. Еще в 1907 году «Известия Казанской Епархии» предлагали слово «дориносимо» лучше переводить: «которого прославляют ангелы» // Церковь. 1908. № 1. С. 22.

 

18. Любопытно, что православным истолкователям церковных песнопений приходится это слово — «горохищное» пояснять: «то есть похищенное горами», точно и на самом деле горы занимаются хищничеством // Вестник Р. С. Х. Движения. 1935. № 4-5. С. 18. Старый текст понятен без всяких пояснений. Нелишне отметить, что даже соборная книга «Жезл» выражается: «волки овцехищные», а не горы овцехищные // Предисловие, лист 2-й.

 

19. До сих пор, вот уже более 2-х столетий, по новым книгам читается и поется конец в молитве Святому Духу: «спаси, Блаже, души наша». Никого не конфузит такая вековая безграмотность: слово «души» поставлено во множественном числе, а местоимение к ним в единственном — «наша»: наша души. По церковнославянской грамматике «душя» пишется с окончанием не на «А», а на «Я», что означает множественное число, а не единственное, последнее пишется с окончанием на «А». Это грамматическое правило подтверждает и книга «Жезл», в которой написание «овця», «отця», «чванця» означает множественное число // Часть 2, во-зоблич. 66. В молитве «Царю Небесный» слово «душя» — множественного числа, а не единственного, как некоторые думают по незнанию славянской грамматики. Да и в русском языке сохранилось много слов, которые по начертанию должны бы быть единственного числа, а на самом деле — множественного, например: уста (а не усты), дома (а не домы), сердца (а не сердцы), облака (а не облаки), войска (а не войски), лета, чада, одежда и множество других. Так же неправильно до сих пор произносится по новым книгам наречие «вовеки». Нужно — «вовеки», как произносим «вовремя», если оно наречие (я пришел вовремя, т. е. в свое время). А когда оно не наречие, а имя существительное с предлогом, тогда обязательно к нему прибавляется другое существительное (я пришел во время обеда; это было во время войны или во время голода) и означает оно тогда лишь какую-то часть другого события (обеда, войны, голода и т. д.). Если слово «во веки» не наречие, а существительное, то оно должно иметь при себе другое существительное, и оно действительно имеет: «веков» («во веки веков») и в таком случае означает лишь часть какого-то времени, какую-то часть веков; а такое исповедание о Предвечном Сыне Божием есть арианское заблуждение. Поэтому вернее исповедуется по старому произношению: «вовеки веком». Это цельное выражение означает бесконечность, безначальность, сверх всяких веков. Священномученик Аввакум писал: «Малое-де слово сие, да велику ересь содержит». Протопоп Аввакум Петров. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. М.: АН СССР, 1933. С. 237.

 

20. Материалы для истории раскола. Т. VI. С. 32.

 

21. Керженские ответы, в заключении четвертого ответа.

 

22. В старообрядческих так называемых «Керженских» и «Поморских» ответах приведены сотни свидетельств о непреложной древности двоеперстного сложения. Это же подтвердили и научно установили в своих академических трудах профессора московской Духовной академии Каптерев, Голубинский, Белокуров, Димитриевский и другие. До настоящего времени римские папы в особо торжественные моменты проявления своей власти благословляют двоеперстием как принятым от апостола Петра — первого папы Рима, и такое благословение называется апостольским. В Риме с IV века и до наших дней красуется бронзовое изваяние апостола Петра с двоеперстием. В издании В. Прохорова «Христианские Древности» (шестидесятых годов прошлого века) воспроизведены многочисленные снимки с древнейших икон, на которых изображены святые с двоеперстным сложением. Катакомбные изображения свидетельствуют также о двоеперстии. В наше время реставрация Софийского собора в Константинополе, построенном в 507 г. Юстинианом Великим, расчистила мозаические изображения с руками, благословляющими двуперстно (См. снимки, изданные Византийским институтом в Париже).

 

Что двоеперстие существовало в древности и на Западе, об этом свидетельствуют не только собранные и опубликованные Прохоровым многочисленные снимки с древних икон, но даже советские издания нашего времени. Так, в «Истории средних веков» издания Института Истории Академии Наук воспроизведен рисунок католического епископа того времени с ясным старообрядческим двоеперстным сложением (См. под редакцией профессора Е. А. Косминского, Москва, 1940. С. 31).

 

23. Проклятие это подписали и гостившие в то время в Москве сербский патриарх Гавриил, никейский митрополит Григорий и молдавский митрополит Гедеон. Удивительно, как они осмелились предавать проклятию двоеперстников и объявлять их еретиками -армяноподражателями, а само двоеперстие — еретическим, когда до сих пор сохранившиеся памятники свидетельствуют, что в их собственных епархиях в то время христиане знаменовались двоеперстньм сложением. Об этом говорят сохранившиеся от того времени св. иконы и книги. Вот, например, на стяге молдавского воеводы Щербана Контакузина (1678-1688 гг.) изображен Царь царем с двоеперстным сложением. Стяг этот гранится в военном музее в Бухаресте. Снимок с него напечатан в журнале «REALITUTCA ILUSTRATIA». 1937, 10 февраля. № 525. С. 6. В молдавской столице, Яссах, вышла из печати «Карте Ромнеску» в 1643 г., на лицевом листе ее изображены Христос и апостолы с двоеперстием. Этот лист тоже воспроизведен в современной книге: О. Тафраль. Истории роминилор. Бухарест, 1935. С. 312. В «Поморских ответах» указана книга, изданная в том же 1643 г. в Яссах, — Учительное Евангелие, также украшенное изображением святителей с благословляющей десницей с двоеперстием (свидетельство 101 в пятом ответе).

Сохранилось в Румынской церкви до нашего времени еще более наглядное и более убедительное свидетельство о том, что двоеперстное сложение идет с апостольских дней: в Бухаресте в церкви «Златаря», что против почты, в особой раке хранится правая рука св. Киприана, епископа Карфагенского, замученного в 240 г., она имеет двоеперстное сложение. В момент смерти святитель сложил персты для благословения, в таком виде она [рука] и теперь благословляет христиан.

 

Еще больше памятников о существовании двоеперстия с глубокой древности сохранилось в самой Византии: в Константинополе даже в наше время древние иконные изображения говорят о двоеперстии. Неужели патриарх Макарий не видел их и так-таки ничего и не знал о том, что вся древняя восточная церковь знаменовалась двоеперстным сложением? Это невероятно. Он, не знавший русского языка, или не понимал, кого и за что он проклинает, или, как зараженный протестантизмом, вел провокаторскую политику, чтобы ослабить русскую церковь, сиявшую благочестием. Может быть, были и другие причины для его проклятий. Но согласиться с тем, что он не знал о существовании двоеперстия в восточной Церкви, это значит, представлять его слишком глупым патриархом. Во всяком случае, для нас теперь ясно, что проклятия Макария, как и его соучастников, ложились не только на всю Русскую Церковь всех ее времен, но и на всю восточную и западную Церковь прошлых веков, включительно до апостольских дней. Вернее же говоря, согласно учению св. Церкви, эти проклинатели самих себя проклинали, так как всякая незаконная клятва поражает лишь самих проклинателей.

 

24. В наше время уже никто из знающих дело не сомневается в том, что Никон и восточные иерархи наклеветали на св. апостолов, св. отцов и на Вселенские Соборы. Еще в сороковых годах прошлого столетия между двумя знаменитыми архипастырями господствующей церкви — двумя Филаретами: Рижским, впоследствии архиепископом Черниговским, и Московским митрополитом — произошло следующее словесное столкновение. Филарет Рижский напечатал статью в «Чтениях Общества истории и древностей», в которой привел одно новое доказательство в пользу древности двуперстия. По этому поводу Московский Филарет прислал ему выговор: «Знаете ли Вы, что разысканиями о крестном знамении Вы сделали услугу раскольникам? Они говорят, что в «Поморских ответах» о двуперстном сложении было 105 доказательств, а Вы представили 106, особенно сильное потому, что оно — епископа великороссийской церкви. Кажется, можно бы не спешить изданием без совета или не выставлять имени». Письмо от 7 мая 1847 г. // Прибавление к изданию Творений святых отец, 1884. С. 330 Получив этот выговор. Рижский Филарет излил свою скорбь в письме к ректору Московской Духовной академии, протоиерею профессору А. В. Горскому того же мая, 26 числа. Он писал: «Сколько мог, писал я о деле, как оно было в совести моей. Если не примут дело, как оно было, это уже не моя вина. Православие не требует для своей твердости гнилых подпор, каковы ни на чем не основанные слова об апостольском происхождении троеперстия... Правда сама себе защита, а подмости человеческие только годны на то, чтобы сломало их время» // Прибавления к Творениям св. отец. 1885. Кн. III, С. 131. Здесь, в письме Филарета, напечатано: «подмости», т. е. подмостки. Но это же письмо было напечатано раньше, в том же издании за 1884 г. на с. 330-331, в примечании к письму Московского Филарета, и тут вместо «подмости» значится «подлости». В таком виде оно было перепечатано и в ж. «Православное обозрение». 1887. Т. I. С. 837. Однако несмотря даже на эти святительские разоблачения гнилых подпор и «подлостей», они до сих пор все еще догматизируются даже в богослужебных книгах (Псалтырях, Часословах и Часовниках).

 

25. Ученые, исследователи русского церковного раскола, прямо выражаются, что в то время были прокляты сами обряды церковные, а не только держатели их. «Старые обряды объявлены не только неправильными, а [...] еретическими и подвергнуты проклятию». Суворов Н. С. О происхождении и развитии русского раскола. Лекции. Ярославль, 1886. С. 31. «Никон допустил прискорбную погрешность, — заявляет знаменитый ученый-историк академик Е. Голубинский. — Эту прискорбную погрешность составляет произнесенное им на соборе 1656 г. торжественное проклятие на двуперстное крестное знамение». Голубинский Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 65. Так утверждают и так выражаются и другие ученые, и беспристрастные знатоки никоновской реформы. Но упрямые защитники никонианства утверждают, что Никон и его единомышленники прокляли лишь содержателей старых обрядов, а самые обряды остались неосужденными, хотя они и объявлены армянскими, еретическими и богомерзкими. Если бы кто стал утверждать, что уголовные суды судят и присуждают к наказаниям людей за воровство, за убийство, за поджог и т. п. злодеяния, но самые злодеяния эти не осуждают, то такового признали бы, несомненно, потерявшим способность здраво мыслить. Это значит утверждать, что человек, выпачканный в грязи — грязный, а самая грязь не грязная, что вымазанный сажей черен, но самая сажа не черна. Преданный анафеме за двоеперстие действительно проклят, но само двоеперстие не проклято — есть именно: сажа не черна, и грязь не грязна, убийца — преступник, а убийство — не преступление. Такими фокусами даже в наше время пытаются оправдать никоновские безумия.

 

26. Об этом историческом собрании протопоп Аввакум вспоминает в своем «Житии»: «Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет быти; сердце озябло, и ноги задрожали». Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 80. Предчувствие их оказалось воистину пророческим.

 

27. Так называется потому, что на нем вынесено по разным вопросам сто постановлений, или глав (См. также прим. 7. — Ред.)

 

28. Поморские ответы. Ответ 5.

 

29. Выступления против Никона пастырей-ревнителей напоминает такие же выступления константинопольского клира против константинопольского патриарха Нестория в первой четверти пятого века. «Теперь, — рассказывается в Деяниях Ефесского Собора, — некоторые из благоговейнейших пресвитеров часто обличают в лицо Нестория, коему вверен епископский престол (если должно называть его епископом); и по причине его упорства, с которым он не признает Святую Деву Богородицей, а Христа истинным Богом по естеству, отделились от общения с ним и доселе продолжают это разобщение. Другие тайно также уклоняются от общения с ним. Иные из благоговейнейших пресвитеров получили запрещение говорить за то, что они в этой Церкви Приморской Ирине (в Константинополе) заговорили против вновь искаженного догмата. Посему народ, ищущий обычного учения православия, открыто восклицал: «Императора мы имеем, а епископа нет». Впрочем, эта попытка народа не осталась ненаказанной. Часть его была захвачена слугами, и в царствующем граде били (захваченных) всячески так, как не бывало и у варварских народов. Некоторые в святейшей церкви при народе обличали Нестория, и за то потерпели немало оскорблений. А один из простых монахов, подвигнутый ревностью, решился при собрании, среди церкви, остановить вход проповедника беззакония, так как он еретик» // Деяния Вселенских Соборов. Изд. 2. Т. I. С. 188. Были аввакумы и тогда, и Церковь чтит их за их ревность.

 

30. В связи со страданиями протопопа Аввакума, которые иногда объясняют лишь мрачностью того времени, нелишне отметить один знаменательный факт, тоже яркое свидетельство того времени. В то время, когда протопоп Аввакум переносил в Сибири невероятные страдания, муки и голод, туда был сослан и известный Юрий Крыжанич, униатский священник, воспитанник Римской коллегии св. Афанасия, подготавливавшей латинских миссионеров для борьбы с православием. Его положение в ссылке было совершенно иным. Пробыл он в ссылке 15 лет, и за все это время он ничем и никак не был обижен. Здесь ему «вместе с достаточным содержанием был предоставлен полный досуг, которым он даже сам тяготился, жалуясь, что ему никакой работы не дают, а кормят хорошо, словно скотину на убой». Ключевский В. 0. Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч. III. С. 313. Вот вам и «мрачный век»: одного ссыльного мучают голодом, холодом и всякими пытками, а другого холят и волят и жирно питают. Но один — древлеправославный пастырь, а другой униат, изменник православию. В этом и вся суть. Зато Крыжанича в наше время никто не помнит и не знает. А Аввакум стал, как выразился один русский современный писатель. Амфитеатров, «большой исторической любовью народа». Не только староверческой массы. В ней-то он действительно народный герой, святой прекрасный муж прекраснейшей легенды. В «православной» массе народной он, естественно, забыт, к чему приняты были усердные церковно-административные меры. Но я был бы очень удивлен, если бы мне указали русского историка, поэта, романиста, публициста, наконец, просто исторически образованного и начитанного человека, хотя бы православнейшего из «православных» и монархиста из монархистов, который, изучив эпоху Аввакума, отнесся бы к «протопопу-богатырю» иначе, чем с глубоким уважением, не почтил бы в нем великого пламени веры, хрустально-чистой души, бестрепетной стойкости убеждений. Достаточно назвать имена Соловьева, Костомарова, Ключевского, Щапова, Мельникова, Суворина, Мордовцева, Мережковского, чтобы понять, какой широкий круг разнообразнейших мнений объединило и объединяет это уважение». Амфитеатров А. В. Ау. С. 39-40. Аввакум знаменит и как выдающийся и исключительный по своему времени писатель. По поводу вышедшей в 1927 г. в Петрограде книги «Памятники истории старообрядчества XVII века» (Книга первая, выпуск I), где помещены сочинения протопопа Аввакума, историк-академик С. В. Платонов отозвался: «Древняя Русь не знала более темпераментного и яркого человека. Как в своей жизни, так и в писаниях Аввакум был непреклонным, горячим и по силе своей личности страшным врагом церковной реформы, так называемого исправления книг и обрядов, предпринятого патриархом Никоном. Московская власть казнила Аввакума сожжением, но она не могла уничтожить его влияния в старообрядческой массе. Для нее при жизни Аввакум был вождем, а после смерти — учителем, свяшенномучеником, которого призывали в молитвах и почитали как святого. Когда вы читаете сочинения Аввакума, именно его автобиографию, его «Книги бесед», толкований и обличении, его записки, челобитные и письма — перед вами выясняется необыкновенно страстная натура, острый ум, властная воля и горячая вера не только в Бога, но и в свою правоту и силу, в свою богоизбранность, в свое учительство. Великолепным, колоритным, сильным языком, не признающим над собой никакой цензуры и стеснений приличия, Аввакум учит, обличает, утешает, легко меняя учительный тон на шутку и сарказм и восходя обратно от бытовой простоты до библейской серьезности и важности. Его изложение настолько увлекательно и покоряет, что нельзя оторваться от его произведений и нельзя легко позабыть его стиль, его картинные описания, его полемические выходки. Это исключительно сильный писатель... Его духовная сила и секрет его влияния заключались в его необыкновенно страстном темпераменте, в его горячем и стойком убеждении, в его литературном таланте. Писания Аввакума и теперь действуют на читателя неподдельным пафосом, реально-бытовым колоритом и живостью речи и юмора. На современников же его, привыкших к мертвенно-риторическому стилю назидательных писаний и к их книжно-архаическому языку, живая, кипучая речь Аввакума, яркие картины его страданий за веру, его стойкости и отвага в борьбе с еретиками, его грубая, но острая шутка должны были действовать неотразимо. Он был для них несравненный писатель, великий учитель и наставник, несокрушимый защитник правой веры. Нельзя удивляться тому, что Аввакума писали на иконах, чтили как «смиренномученика» и земно кланялись не только его лику, но им самим писанному тексту (автографу) его «жизни»... Изданное теперь собрание сочинений Аввакума, сделанное со всей научной точностью и полнотой, дает возможность чисто научного исследования его взглядов и литературных приемов. В истории московской письменности XVII в. Аввакуму обеспечено одно из самых видных мест: более яркого и сильного писательского таланта древняя Москва не имела». Платонов С. Яркий самоцвет древнерусской литературы // Вестник знания. 1929. С. 9—11. Даже Большая Советская Энциклопедия отзывается о «Житии» Аввакума, им самим написанном, как об «одном из шедевров мировой литературы», говоря, что «мировоззрение Аввакума стройное и по-своему мощное» (т. 1, стлб. 127: Аввакум). «Житие» Аввакума до сих пор переведено на три европейских языка: на английский и издано в Лондоне в 1924 г., на немецкий и издано в Берлине в 1930 г. и на французский и издано в Париже в 1939 г. (1938 г. — Ред.) На французском же языке вышло в том же году в Париже обширное исследование знаменитого французского ученого Пьера Паскаля «Аввакум и начало раскола», за которое автор удостоен от парижской Сорбонны степени доктора славяноведения «с наивысшим отличием». В рецензии на эту книгу в журнале «Путь», издания религиозно-философской академии в Париже, говорится: «Аввакум для Паскаля — неканонизированный святой, дело его — дело русской и вселенской Церкви, проигранное в XVII веке, но ожидающее своего Воскресения» // Путь. № 60. С. 68. Таков Аввакум — первый, главнейший и сильнейший обличитель Никона и никонианства. О нем существует огромная литература в России. О его сподвижниках и соратниках имеются довольно полные сведения в трудах профессора Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» (два тома).

 

31. Так свидетельствуют старообрядческие сказания о кончине священномученика Павла. Так передают о ней и ближайшие его сподвижники и сострадальцы — протопоп Аввакум, обладавший колоссальной памятью и знакомый со всеми подробностями тогдашних событий, и диакон московского Благовещенского монастыря Феодор, а также и предания, сохранившиеся на севере, куда был сослан Павел. Но официальные никонианские сведения передают о Павле: «Никто не видел, как погиб бедный: зверями ли похищен или в реку упал и утонул». М. Макарий. История русской церкви. Т. XII. С. 146. Московский собор 1666-1667 гг., судивший Никона за многие преступления, кончину епископа Павла вменил ему в убийство (Там же. С. 738), признав, что Никон низверг Павла самовольно, без собора и посему незаконно, антиканонично (Там же. С. 723). Никон действительно убийца и мучитель. Собор имел полное основание признать его таковым. Но собор должен был высказать свое суждение и о епископе Павле Коломенском, а этого он не сделал. По справедливости, он должен был канонизировать Павла, как великого страдальца и действительного священномученика. Никониане не могли этого сделать. Это сделала верная своему святителю-страдальцу его многочисленная паства, то есть весь благочестивый русский народ, а потом канонизировал его и Освященный Собор древлеправославной Церкви, о чем будет речь в своем месте. По сведениям академического издания «Жития» протопопа Аввакума, епископ Павел скончался 3-го апреля 1656 г. Аввакум. Житие... Указ. изд.

 

Никониане никак не могут решить, чей же Павел священномученик — старообрядческий или их, никонианский. Замучен он, когда еще не произошло церковного раскола, стало быть, и по никонианскому взгляду, он пострадал и приял мученическую кончину в Церкви православной, неразделенной, в Церкви воистину Христовой. Ясно, что и они должны чтить его и прославлять как священномученика. Однако он замучен за старое православие, за старообрядчество, за то именно, что отвергается и осуждается никонианством. Вот почему они и не хотят признать его священномучеником, а собираются канонизовать его мучителя и убийцу — Никона, что воздвигает новую грань между старообрядчеством и никонианством. Одиночеством Павел напоминает одного из древних святителей, св. Германа Константинопольского, о котором в Деяниях Седьмого Вселенского Собора повествуется следующее: «Византийский император Лев Исаврянин, кроме того, что преследовал иконопочитание и иконопочитателей (своего рода старообрядцев), стал смеяться над призыванием святых, стал разрушать гробницы, предавать поруганию мощи и не страшился ни людей, ни Бога (очень похож на Никона). И не было никого, кто бы мог осмелиться воспротивиться рассвирепевшему льву, кроме одного только епископа Константинопольского Германа, которого все любили за его примерную святость, за его почтенную седину и чрезвычайную бдительность о сохранении овец. Он скорбел о бедствии Церкви и, как мог, сдерживал императора» // Деяния Вселенских Соборов. Изд. 2. Т. VII. С. 6-7. То же делал и Павел, епископ Коломенский, за что и пострадал, и замучен.

 

32. Проклятия Никона на царя и на всю его семью были необычными, имели характер какого-то колдовства: он служил особый молебен, при этом одну царскую грамоту положил под крест и образ Пресвятыя Богородицы на аналое посреди церкви, а по окончании молебна начал возглашать клятвенные слова, выбирая их из известного 108 псалма, относящемуся к Иуде-предателю. В старину этим именно псалмом разного рода колдуны и чародеи пользовались для своих заклинаний и мести. Никон в данном случае применил их колдовскую практику. Митрополит Макарий. История русской церкви. Т. XII. С. 449-450 и 455.

 

33. Подробные сведения о Паисии Лигариде собраны и опубликованы римско-католическим патером П. Пирлингом сначала в журнале «Русская старина» (февраль, 1902 г.), а потом в отдельной книге «Исторические статьи и заметки», вышедшей в Петрограде в 1913 г. В русской эмиграции опубликовал сведения о Паисий, извлеченные из римских архивов, профессор-историк Е. Шмурло в «Трудах пятого съезда Академических Организ[аций] за границей» под заглавием «Паисий Лигарид в Риме и на греческом Востоке». Мы воспользуемся этим последним трудом о Паисии, чтобы дать о нем самые краткие сведения. Паисий рукоположен в священники в Риме 31 декабря 1539 г. униатским епископом Рафаилом Корсаком (ч. I «Трудов». С. 536). «В Риме Лигарид вел себя все время, как добрый униат, таким его там и считали, да и при поступлении в школу он был записан как сын родителей, исповедующих унию по греческому обряду и сам, как крещеный по такому же обряду» (Там же. С. 537). Лигарид просил папу, чтобы и в архиепископы его посвятили в Риме униатские епископы (Там же. С. 542). Он был «добрый католик» (Там же. С. 544). В своем сочинении «Слова — поучения» он защищал «хлебопоклонническую ересь» (Там же. С. 553). Лигарид был «папистом в действительности», но «рядился в православную мантию» (Там же. С. 557). Сам он потом писал из Константинополя в Рим в «Пропаганде»: «Все здешнее духовенство считает меня латинщиком и папистом» (Там же. С. 559). Он действительно был «ревностным католиком-униатом» (Там же. С. 562). 28 марта 1643 г. он писал секретарю «Пропаганды» Инголи: «Бог свидетель, с моей стороны сделано все для возвеличения и прославления Римской церкви в защиту от догматов и обрядов» (Там же. С. 566). Он доказывал, что папа есть «наместник Бога на земле» и именовал его даже «Отцом небесным» (Там же. С. 571 и 573). «Прибегаю к святой Конгрегации, — писал Лигарид, — иной матери нет у меня» (Там же. С. 575). В 1644 г. его отлучил от греческой церкви, к которой, как видим, он никогда и не принадлежал. Константинопольский патриарх Парфений второй (Там же. С. 579 и 576). Лигарид в такой степени свыкся с латинством, что просил римскую «Пропаганду» разрешить ему перейти с греческого обряда на латинский (Там же. С. 582). «Все знают, что я латинист, — писал он «Пропаганде», — обучался в Риме и работаю в духе единения восточной церкви с Римской» (Там же. С. 583). И после всего этого иерусалимский патриарх Паисий посвятил Лигарида в митрополиты 14 сентября 1652 г. (Там же. С. 584), в каковом сане он и прибыл в Москву и сразу же занял место руководителя всеми церковными делами.

 

34. В книге «Деяния собора 1666-1667 гг.» патриарший ответ гласит: «К сим же и мы глаголем, яко сия вся суть еретическая и пребеззаконная и вне Церкви Христовой: елико убо во исповеди является Никон и последующие ему наватиане и евстафиане (еретики, осужденные Первым Вселенским Собором), иже не приимаху кающихся отнюдь, мудрствующе и глаголюще противно богопроповедников апостолом и богоносным отцем». Приведя ряд канонов церковных, патриархи заключают:* В сей статие по вышеписанному вопросу обретам зело виновна Никона и последующих ему» (лист 36 об. и 38 об.).

 

35. Деятельность Никона и все дело о нем подробно изложены в «Историческом исследовании дела патриарха Никона» Гиббенета (два тома), в труде проф. Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович», в XII томе «Истории Русской Церкви» Макария, митрополита Московского.

 

36. В «Истории России» С. М. Соловьева даны фактические сведения, какие монастыри и какую провизию доставляли Никону в Ферапонтов монастырь. Белозерские монастыри доставляли Никону ежегодно: «15 ведер вина церковного, 10 ведер романеи, 10 ведер рейнского, 20 пудов патоки на мед, 30 пуд. меду-сырцу, 20 ведер малины на мед, 10 вед. вишен на мед, 30 вед. уксусу; 50 осетров, 20 белуг, 400 тошей междукостных, 70 стерлядей свежих, 150 щук, 200 язей, 50 лещей, 1000 окуней, 1000 карасей, 30 пуд. икры, 30 пучков вязиги; 2000 кочней капусты, 20 ведер огурцов, 20 вед. рыжиков, 50 вед. масла конопляного, 50 вед. масла орехового, 50 вед. сметаны, 10000 яиц, 30 пудов сыру, 300 лимонов, полпуда сахару головного, пуд пшена сорочинского, 10 фунтов перцу, 10 ф. имбирю, 5 четвертей луку, 10 четв. чесноку, 10 четв. грибов, 10 четв. репы, 5 четв. свеклы, 500 редек, 3 четв. хрену, 100 пудов соли, 80 четв. муки ржаной, 20 четв. пшеничной, 50 четв. овса, 30 четв. муки овсяной, 30 ч. ячменя, 50 ч. солоду, ржаного, 30 — ячного, 10 овсяного, 15 четв. крупы гречневой, 50 ч. овсяной, 3 ч. проса, 12 ч. гороху, 5 ч. семени конопляного, 20 ч. толокна; да работникам — 40 стягов говядины, или 150 полотьев ветчины» (Т. 11. С. 401. Изд. 4). От Кириллова монастыря Никон получал ежегодно: «... сена 20 возов, дров 15 сажен; из Спасокаменного монастыря: сена 12 копен, дров 8 сажен, да служка для посылок; из Спасоприлуцкого: сена 15 копен, дров 8 сажен, да повар; из Корнильева: сена 8 копен, дров 7 сажен, один портной; из Троицкого-Устьшекснинского: сена 12 копен, дров 10 сажен, служка с лошадью; Кириллова-Новгородского: сена 10 копен, дров 10 сажен, один псаломщик; Никитского-Благовещенского: сена 5 копен, дров 5 сажен, один келейник». К этому нужно еще прибавить, что в распоряжении Никона были: 11 лошадей, 36 коров, 22 человека прислуги, которые исполняли должность рыболовов. Снабженный всем в большом преизбытке, Никон, однако, нередко жаловался государю на все монастыри, что они будто бы обсчитывают его и присылают провизию не совсем хорошую. К самим же монастырям предъявлял иногда такие требования, которые они не были в состоянии выполнить, если бы и хотели: он требовал, например, от кирилловских монахов доставлять ему живых осетров «мерою в два аршина с четью», каковых, по свидетельству монахов, не водилось и в самой Шексне (у Соловьева, стр. 400—402). Любил великий святейший и в «заточении» пожить сытно и привольно. Недешево обходилось бедным монастырям Никоново «заточение». А оно продолжалось почти 15 лет.

 

37. О Никоне можно сказать то, что св. Киприан Карфагенский (отец церкви III в.) сказал о современном ему ересеначальнике Навате: «Он всегда был склонным к мятежу, безумцем, яростным от [хищничества] и ненасытной алчности, человек, напыщенный от запальчивости и гордого самомнения, осужденный голосом всех епископов, как всегдашний еретик и изменник, до всего доискивающийся с целью предательства, льстец с целью обмана, человек совершенно ненадежный, факел и огонь, возжигающий пламень мятежа, вихрь и буря, причиняющая кораблекрушение веры, противник покоя, недруг тишины, враг мира». К этому св. Киприан прибавляет, что Нават грабил опекаемых малолетних, обманывал вдов, присваивал себе церковные суммы, довел своего отца до голодной смерти на улице и впоследствии отказался похоронить его и бил свою жену пинками до такой степени, что причинил смерть ее ребенку. Фаррар. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. Перевод Лопухина. Т. I. Гл. VI. С. 213.

 

38. Даже в советском академическом издании «Жития» протопопа Аввакума не без удовольствия отмечается, что в то время «на Русь стремительно надвигался Запад с его мирской культурой, с «немецкими обычаями» и пытливой наукой. Все это подрывало те устои, на которых держалась старина с ее религиозным, социальным и экономическим укладом» // Москва, 1933. С. 56.

 

В наше просвещенное время, когда многие былые «ценности» подверглись переоценке в свете новых событий и течений, многие и «православные» деятели и писатели начали признавать, что европейское «просвещение» послужило духовной гибели России, что в свое время вожди старообрядчества внутренне, духом прозорливости, почувствовали и предвидели. Так, епископ-затворник Феофан пишет: «Нас увлекает просвещенная Европа. Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие, откуда уже они перешли и переходят к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не понимая». См.: Рождество Христово // Православная Русь. 1938. № 24. Известный светский писатель-философ В. В. Розанов заявляет в своей книге «Опавшие листья»: «Вся цивилизация XIX века есть медленное, неодолимое и, наконец, восторжествовавшее просачивание всюду кабака». «Европа, — пишет Розанов, — есть континент испорченной крови», «континент упавшей души и опавших крыльев». Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. Париж. С. 220 и 223. Не менее резко отзывается о европейской цивилизации, которая уже в царствование Алексея Михайловича заразила русские правящие верхи: «... воздух ее удушлив», это «цивилизованное варварство», «на вершинах цивилизации происходит и возврат к первобытной орде». Зеньковский В. В. О рабстве и свободе человека. Париж. С. 84, 102, 108 и 116. Весьма характерно, что даже оккультисты нашего времени восклицают: «До чего нагло и мерзко лицо нашей так называемой цивилизации». Зильберсдорф Е. А. Воспитание духа. Рига, 1936. С. 11. С каким же ужасом должны были смотреть наши далекие предки на его [Запада] «лицо», которое в то время выглядывало страшно кровавой и гнусной рожей.

 

Как глубоко верно понял и определил старообрядческое самочувствие новый писатель нашего времени Д. С. Мережковский: «Старообрядчество, — пишет он, — древлее благочестие со своими добровольным мученичеством — самосожжениями в срубах, со своим ожиданием конца и второго пришествия, со своим бунтом против всей государственно-церковной жизни новой [...] как воплощения «духа антихристова» — [...] небывалое во всемирной истории возрождение эсхатологического самочувствия первых веков христианства. Апокалипсис нигде никогда не [...] если не понят, то почувствован так, как в русском старообрядчестве, т. е. в самой... пламенной религиозной стихии русского народа». Мережковский Д. С. Полное собрание сочинений. Т. XIV. С. 141.

 

39. Приведено это «Изречение» собора, с соблюдением орфографии подлинника, по изданию Братства св. Петра митрополита в Москве. 1893. Л. 7.

 

40. Соловьев С. М. История России. Издание Товарищества Общ. Польза. Т. XI. Стлб. 275.

 

41. «О, безумие и сумасшествие проклинателей! Не стыдятся произносить анафему. Впрочем, как черви питаются, вращаясь в грязи, так и они, привязавшись к этой мысли, не знают границ и стараются опозорить святую Церковь, между тем как сами достойны проклятия: потому что благословляющие ее, как говорит Божественное писание, благословенны, а проклинающие ее прокляты». Деяния Вселенских Соборов. Т. VII. С. 269. «Итак, болезни их обратились на головы их. Анафема, которую они, суесловя, изрекли, пребудет вечно на них самих» (Там же. С. 268).

 

Когда один из сторонников еретика Нестория произнес такую анафему: «Кто скажет, что святая Дева есть Богородица, тот анафема», — то несмотря на то, что она произнесена еще на будущее время (кто скажет еще), св. Кирилл Александрийский объяснил, что она простирается и на прошедшее время, ибо и до Нестория Церковь святая учила почитать Деву Марию именно Богородицей. «Таким образом, — заключает св. Кирилл, — не только на нас и на других епископов всей Вселенской Церкви, еще живых, но и на наших отцов, отшедших к Богу, произнесена анафема». Деяния Вселенских Соборов. Т. I. С. 140. Ясно, что и московские анафемы имеют такое же значение. Ясно, что и они, в сущности, легли на самих проклинателей.

 

42. Книга Деяний собора 1666-1667 гг. Лист 81-82.

 

43. Таковым уже знал его Никон и в глаза его изобличал, как обманщика и самозванца. Митрополит Макарий. История Русской Церкви. Т. XII.

 

44. В церковной истории в прошлом много было разного рода беззаконных, нечестивых и еретических соборов. Но такого гнусного и отвратительного по своему составу и по своим определениям, каковым был собор 1666-1667 г., еще не было во всей многовековой истории. Известен в истории Церкви собор Ефесский 448 г. иод именем «разбойничьего». Но и он был пиличнее и чистоплотнее московского собора. На нем участвовали законные представители всех восточных патриархий: константинопольской, александрийской, антиохийской и иерусалимской, а представителями римской кафедры были папские послы, и, кроме того, на нем были сотни других епископов. Он мог быть собором вселенским. Тем не менее, он вошел в историю как собор нечестивый и разбойничий. Почему же так случилось? На этот вопрос дает следующие разъяснения знаменитый богослов-мирянин А. С. Хомяков: «Вообще история знает много случаев, когда на сторону еретических убеждений становились представители самых видных епископских кафедр... Не имеют решающего значения и такие формальные стороны дела, как объявление собора вселенским и утверждение его постановлений верховной светской властью. Так, еретические соборы Константинопольский 754 г. (иконоборческий, на котором участвовало 338 епископов) и вышеуказанный Ефесский 448 г. и созваны были под именем вселенских и признаны были императорами за таковые. Почему же эти и подобные им соборы, не представляющие никаких наружных отличий от соборов вселенских, не признаны были вселенскими, но, напротив, были осуждены и отвергнуты? Потому единственно, что их решения не были признаны за голос Церкви всем церковным народом, тем народом и в той среде, где в вопросах веры нет различия между ученым и невеждою, церковником и мирянином, мужчиною и женщиною, государем и подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по устроению Божию отрок получает дар ведения, младенцу дается слово премудрости, ересь ученого епископа опровергается безграмотным пастухом, дабы все были едины в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков догмат, лежащий в основе идеи собора». Хомяков подтверждает ее многими фактами из истории древней Церкви. «Если бы оказалось нужным, — заключает он, — данные этого рода в значительной степени можно было бы дополнить, между прочим, и фактами из истории злополучной западнорусской унии, когда православный русский народ, оставленный почти всеми своими епископами во главе с митрополитом, остался верен вселенскому православию, несмотря на всевозможные гонения, которым подвергали его фанатики папизма». Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. Т. II. С. 59, 114-115, 150, 240-241 и др. Остался верен вселенскому православию и древнерусской Церкви русский благочестивый народ и в эпоху никоно-алексеевского погрома.

 

В русской эмигрантской литературе начали признавать, что «в споре за никоновские новшества стояла вся иерархия и высшие служилые слои, а за старый обряд — почти без исключения вся народная масса. Благодаря расколу, произошел разрыв между иерархией и мирянами. Иерархия в этом споре утеряла часть своего незыблемого авторитета, который с течением времени не только не возвратился, а, наоборот, умалился за синодальный период нашей истории». Тряпкин В. В. Церковь и государство. Белая библиотека, 1939. Кн. 3. С. 4. Согласно разъяснению г. Хомякова, и эмигрантский священник профессор о. Георгий Флоровский говорит: «Церковному народу принадлежит право и даже обязанность проверять веру епископа, принадлежит право догматического неповиновения и протеста, — конечно, опять-таки из кафолической полноты... Отшельник в пустыне может оказаться кафоличнее «многолюдного собрания епископов». Может случиться, что кафолическое предание Церкви прозвучит в одиноком протесте, а эмпирическое множество соблазнится нововведенными учениями» // Путь. Париж, 1931. № 31. С. 26-27. Так оно и случилось в эпоху русского церковного раскола.

 

45. Современный профессор А. В. Карташев говорит: «Собор 1667 г. осудил старые обряды и тексты и оградил клятвами обряды и тексты, новоисправленные в качестве обрядов древнегреческих. Двести лет бесплодная полемика опиралась на эти мнимые истины, пока академическая наука не доказала документально, что правились обряды и чины не по древнегреческим, а по новопечатным книгам, что двуперстие и сугубая аллилуия и прочие обряды действительно старогреческие» // Живое предание. Православие в современности. Париж. С. 41. Нужно заметить, что еще до «академической науки» сами старообрядцы доказали в своих классических произведениях, «Керженских ответах» (1719 г.) и «Поморских» (1723 г.), что двоеперстие — апостольского происхождения и было всеобдержным как на Востоке, так и на Западе в течение многих веков. Затем, с 1862 г., начал выходить в России ежемесячный журнал «Христианские древности и археология», издания В. Прохорова, в котором были воспроизведены сотни древнейших икон, начиная со II в. (катакомбных), с изображением двоеперстного сложения. «Академическая» же наука лишь в конце XIX в. пошла по старообрядческой дороге. Так, вышла книга профессора Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и его противники» (1887 г.) и академика Е. Голубинского «К нашей полемике со старообрядцами» (2 изд. 1905 г.). Оба научно доказали, что старообрядческие обряды при крещении Руси перешли к ней от греческой церкви и содержались неизменно включительно до Никона-патриарха. Лучшее исследование о древности двоеперстия принадлежит все-таки старообрядцу — С. И. Быстрову. Оно было напечатано под заглавием «Двоеперстие в памятниках христианского искусства и письменности» в старообрядческом журнале «Церковь», 1913 г. ( 24. С. 572-574; № 37. С. 883-886; № 38. С. 907-911; № 39. С. 931-934; № 40. С. 956-958. № 50. С. 1196-1200; № 51. С. 1223-1227. № 52. С. 1247-1251. — Ред.) В апостольском происхождении двоеперстия теперь не может быть ни малейшего сомнения.

 

46. Уже в наше время канонизованный «святой», Серафим Саровский, спросил одну свою почитательницу: «А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двоеперстным крестом?» Та ответила: «К прискорбию, у нас в роду все так молились». «Хоть и добродетельные были они люди, — заметил о. Серафим, пораздумавши, — а будут связаны: св. православная церковь не принимает этого креста». Чичагов Серафим, архимандрит. Житие Серафима Саровского. С. 71-72. Несомненно, и сам автор этого «Жития» держится такого же взгляда на двоеперстие, а он был потом возведен в епископы и даже в митрополиты. Журнал «Кормчий», выходивший под редакцией другого «святого» новой церкви, Иоанна Кронштадтского, разъяснил в свое время: «Нельзя не пожалеть о тех коренных русских православных людях, которые по крайнему своему невежеству крестятся двуперстно. О них Господь сказал: «Раб, который знал волю господина своего и не делал по воле его, бит будет много» // Кормчий. 1903. № 32. С. 378. Сам Кронштадтский допустил такой ответ в своем журнале, конечно, потому, что был вполне согласен с ним. Поэтому в старообрядческой журналистике этот ответ и приписывается самому Иоанну Кронштадскому // Церковь. 1909. № 8. Весьма характерно, что даже светские и глубокопросвещениые члены «православной» церкви так упорно держатся за триперстие, зная притом его недавнее происхождение, что напоминают собой людей XVII века. Известный Т. И. Филиппов, бывший контролер государственных имуществ, выступил в Обществе Любителей Духовного Просвещения в 1872 г. со своими знаменитыми чтениями «О нуждах единоверия», в которых, во-первых, доказывал «свободу обряда» и право церкви заменять и отменять его и, во-вторых, что двоеперстие древнего происхождения и вполне православно. Но когда какие-то старообрядцы заявили ему, что они соединились бы с никонианской церковью, если бы собор ее отменил триперстие и ввел снова двоеперстие, как оно было в древней Церкви, то он ответил: «Это дело невозможное. Но если бы оно совершилось, то я и не знал бы, куда мне деться» // Братское слово. 1886. Т. II. С. 340-341. Вот вам и просвещенный человек, признающий свободу обряда, вот вам даже государственный муж, а за пальцы держится в делах веры не слабее, чем и сам собор 1667 г. 28 января 1916 г. в Москве состоялось заседание «православного» духовенства при участии Михаила, архиепископа Гродненского, Иоасафа, епископа Новогеоргиевского, некоторых архимандритов и протоиереев — все лиц с высшим образованием. Был заслушан доклад об устроении храмов, причем было обнаружено, что в московской епархии при обновлении храмов «иконы нередко пишут старообрядческие мастера, допуская двуперстное перстосложение». Это сообщение произвело переполох в среде образованного духовенства, и было постановлено по сему случаю: «Просить московского митрополита Макария открыть при Троице-Сергиевской лавре иконописную школу и установить контроль над иконописью при производстве работ в церквах» // Московские Ведомости. 1916. № 24. Как испугалось просвещенное духовенство двуперстия!

 

47. Четвертый кондак этого акафиста гласит следующее: «Буря ересей от преисподних чрез Ария во Греции возродившаяся, а в последняя лета происками Мартина Армянина чрез брынских скитоначальников возникшая в нашем отечестве, готова была опровергнуть тишину единыя, святыя, соборныя и апостольския церкви: ты же, пастырь добрый, положивый душу свою за овцы, прогнав оных душепегубных волков, бурю суемудрия укротил еси, верныя же научил еси триипостасному Богу взывати: аллилуия». Подложность Деяния небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина, придуманного Петром Великим с архиепископом Нижегородским Питиримом и утвержденного Синодом, была разоблачена еще вышеупомянутыми «Керженскими» и «Поморскими» ответами. Однако она и до сих пор воспевается в акафисте Димитрию Ростовскому. Как прочно заблуждение!

 

48. В других изданиях вместо «рукою» сказано «перстами», а в подлиннике греческом стоит: «перстома» — двойственное число, что значит «двумя перстами». Посему глубокий знаток греческого языка, вышеупомянутый Т. И. Филиппов, говорит: «Два же перста слагают единоверцы, да исповедают по слову св. Кирилла Иерусалимского, так же, как и по выражению Петра Дамаскина, Распятого не только изображением креста на челе и на всем, но и образом сложения своих перстов». Филиппов Т. И. Современные церковные вопросы. СПб., 1882. С. 421.

 

49. Кирилл Иерусалимский. Творения. М., 1822. Поучение 13.

 

50. Греческая Кормчая (Пидалион), толкуя 91 правило св. Василия Великого о крестном знамении, говорит, что в то время христиане знаменовались двуперстно, т. е. при Василии, и приводит вышеизложенные слова св. Петра Дамаскина, причем два перста называет «указательным и средним». См. там же у Филиппова Т. И. С. 153 и в самом Пидалионе, а также в исследовании Пидалиона И. Никольского. М., 1888. С. 259.

 

51. Имеется и другое толкование двоеперстия: выпрямленный указательный палец символизирует Божеское естество Христа, а слегка согнутый в верхней своей части средний — человеческое. Ср.: Большой Катехизис. М.: Тип. Троицкой Введенской Церкви, 1878. Л. 6.; Кабанов И. (Ксенос) История и обычаи Ветковской Церкви // Старообрядческий церковный календарь. М., 1994. С. 75-76; Словарь. Старообрядчество... С. 152-153. — Ред.

 

52. [...] миссионера Пафнутия Овчинникова: «Записки по народным беседам. I. — О церковных обрядах». С. 11.

 

53. Книга соборных деяний 1667 года. М.: Издание Братства св. Петра, митрополита, 1893. Л. 6. Так же определил и собор 1666 г., см. в той же «Книге» деяний собора 1666 г., лист 41 об. Собор же 1856 г., как и собор 1667 г., признал несторианской ересью исповедание Христа в двух естествах двумя перстами, указательным и средним. Митрополит Макарий. История Русской Церкви. Т. XII. С. 193-194. В последующих своих книгах никоновская церковь стала объяснять, что и в триперстии два последних пальца, пригнутых к ладони и бывших «праздными», означают два Христовых естества. То есть сама приняла ту несторианскую ересь, которую усматривала в двоеперстном сложении. Однако до сих пор большинство учебных книг по Закону Божию избегает этого объяснения, боясь, очевидно, этой ереси. Почти за триста лет новая церковь не смогла выработать единого общепринятого исповедания в принятом ею триперстии.

 

54. Книга Деяний... Л. 6. Весьма любопытно, что когда, именно через двести лет, поднялся между самими никонианами в Москве и Петрограде спор о древности триперстия, то защитники последнего могли сослаться лишь на «мужей-поселян» собора 1667 г.

 

За два столетия не нашлось другого доказательства, как и теперь до его нет. Священник Виноградов. Несколько слов по поводу печатных толков о мирской свободе обряда. С. 3.

 

55. Никониане раньше оспаривали все эти свидетельства. Но потом признали, что они верны и достоверны. Вот только Феодоритова свидетельства не нашли еще на Востоке. А оно должно быть, ибо блаженный Феодорит действительно писал о перстосложении для крестного знамения, что ясно из Толковой Псалтыри преподобного Евфимия Зигабена (XII в.), грека же. В толковании на 1-й стих 143 псалма: «Благословен Господь Бог мой, поучаяй руце мои на ополчение и персты моя на брань» преподобный Евфимий приводит следующее разъяснение блаженного Феодорита: «Сказание это может относиться и к нам. Ибо, освободясь от жестокости диавола, мы научены Богом поражать его, производя крест рукой, а перстами полагая на челах печать креста». Толковая Псалтырь Евфимия Зигабена. Перевод с греческого. Киев, Киево-Печерская Лавра, 1896. Издание второе. Ясно, что преподобный Евфимий, толкователь XII в., имел у себя под руками такое сочинение блаженного Феодорита, в котором действительно говорится о перстосложении для крестного знамения. О каком перстосложении говорит он, из приведенных Евфимием строк не видно. Но если бы он говорил не о двуперстии, то никонианские писатели, знатоки греческого языка и древних рукописей, давно его опубликовали бы. Стоило больших усилий заставить их признать, что Петр Дамаскин и Максим Грек действительно писали о двоеперстии. Академик Е. Голубинский говорит: «Некоторые полемисты противного лагеря оспаривают достоверность учения преподобного Максима Грека о двоеперстии, заявляя сомнение, что будто бы и самое учение о крестном знамении принадлежит не ему, почему и исключено при печатании трудов преподобного». И это сделала Казанская духовная академия. «О подлинной принадлежности слова Максиму, — заявляет Голубинский, — не может быть никакого спора. Оно находится в собрании сочинений Максима, которое принадлежит ему самому». Богословский вестник. 1892. С. 56. Свидетельство святого Петра Дамаскина, как мы видели, подтвердила даже Кормчая греческая — Пидалион. Надеемся, что с течением времени будет подтверждено и свидетельство блаженного Феодорита. Известный славянофил И. В. Киреевский пишет: «В некоторых уцелевших до нас писаниях XV века (См.: проф. Шевырев. История русской словесности) мы находим выписки из русских переводов таких творений греческих, которые не только не были известны Европе, но даже в самой Греции утратились после ее упадка и только в недавнее время и уже с великим трудом могли быть открыты в неразобранных сокровищах Афона». Киреевский -И. В. Полное собрание сочинений. Т. I. С. 202 и 203. Несомненно, такая судьба постигла и Феодоритово «Слово о крестном знамении», о чем свидетельствует преподобный Евфимий Зигабен.

 

56. Жезл. Изд. 2. Возоблич. 22. Лист 50 об.

 

57. Академик Е. Голубинский утверждает, что такое перстосложение имеется на языческих миниатюрах, украшающих древние классические произведения, и что они означают, конечно, не имя Исуса Христа, а просто ораторский прием. Голубинский Е. К нашей полемике со старообрядцами. С. 179. В альбоме князя [З. Э.] Ухтомского, путешествовавшего с царем Николаем II (тогда еще только наследником) по Японии, помещено немало снимков с языческих идолов, которые изображены с херосложным перстосложением. В наше время часто можно видеть снимки с буддийских проповедников, поднявших правую руку с «именословным» перстосложением. Собственно, оно никакого имени не означает, тем более Христова, которого буддисты не признают и не знают. Это просто проповеднический знак. Такое значение он имеет и на некоторых иконах. Но защитники именословия не только эти знаки, но даже ясное двуперстие стараются выдать за именословное перстосложение. Литературных же указаний об именословном перстосложении нет никаких и ни одного.

 

58. В святоотеческой литературе и в богослужебных книгах нет этих названий. Там кресты именуются: двучастным, тричастным, или трисоставным, и четверочастным, соответственно количеству частей, из которых крест состоит. Например, на службе на Воздвижение Честнаго Креста 14 сентября поется: «Четвероконечный мир днесь освящается, четверочастному воздвизаемому Твоему Кресту, Христе Боже наш» (на утренних стихерах). Это именно восьмиконечный Крест Христов.

 

59. Григория Амиритского в разглаголании с Ерваном. Беседа третьего дня.

 

60. Октая, в среду и пяток седальны на утрени третьего гласа.

 

61. В Малом Катихизисе, издания патриарха Иосифа, говорится: «Царем Вечным называет Его (Христа) ангел, благовествуя (Луки, I): и даст Ему Господь Бог престол Давыда Отца Его, и воцарится в дому Иаковли вовеки и царствию Его не будет конца, яко же и титла, яже на Кресте Его свидетельствует (Иоанн, 10): Исус Назарянин, Царь Иудейский» (лист 7 и об., объяснение 2-го артикула Символа). По эму на крестах восьмиконечных пишется и эта Пилатова надпись». Этого требует и Большой Соборник, глава 48: Слово св. Иоанна Златоустаго в среду Страстной недели, лист 527 об. и 528.

 

62. Артус, артос (греч. — квасной хлеб) — просфора большая всецелая, освящаемая на первый день Пасхи. Олицетворяет Пасху, Агнца, «вземляюще грехи мира». — Ред.

 

63. Панагиарный хлеб — Богородичная просфора. — Ред.

 

64. Противники восьмиконечного Креста пытаются вытолковать образ Святой Троицы в четвероконечном Кресте, несмотря на столь ясное указание в приведенном тексте на трисоставный крест. Св. Григорий Синаит. Канон Кресту, песнь 8-я. [...] на шестиконечный или восьмиконечный, если не считать [...] Крест Четвероконечный имеет четыре конца, как ясно [...] состоит из двух древ, [...] изобразить тричислие, т. е. три лица Святой Троицы. «По древам ли? Но сих два токмо. По концам ли? Но сих четыре суть. По совокуплению ли? Но сие едино есть. Убо како и чем двучастному кресту тричислена именования Святой Троицы изображати, недоумеемся». Поморские Ответы, 69-й ответ. Авторам никонианских книг «Скрижаль», «Пращица» и «Розыск» пришлось прибегать к натяжкам и уловкам, чтобы в двучастном. кресте, имеющем четыре конца, истолковать три Лица Святой Троицы. Одни из них прямое древо разделили надвое и применили эти две части к двум Лицам Святой Троицы, а цельное, поперечное — к третьему Лицу; а другие поперечное древо разделили надвое и отыскали тогда два Лица Святой Троицы, а прямое оставили целым и еще одно Лицо нашли в нем. Но с такой легкостью можно и в одном жезле (единичном предмете) отыскать образ трех Лиц, разделив его просто на три части. Современный парижский богослов эмигрантской церкви (евлогианской ориентации) о. С. Булгаков прибег к иной уловке, чтобы в четвероконечном кресте вытолковать образ Святой Троицы. Он привел сначала текст канона святому Кресту: «Крест трисоставный Троицы бо носит триипостасныя образ». До какого помрачения даже в наше время и даже весьма свободомыслящие богословы пропитаны никонианством, что не видят того, что сами же читают и приводят. Ясно же говорится в приведенном тексте о трисоставном кресте, т. е. состоящем из трех частей, в других местах богослужебных книг он называется и тричастным. Именно в нем, в трисоставном, выражается образ Святой Троицы. Зачем же отыскивать этот образ в двучастном, в двухсоставном, т. е. в четвероконечном кресте? Неужели до сих пор еще жива прежняя ненависть к шестиконечному или восьмиконечному Кресту Христову? Вместо креста о. Сергий нарисовал два ватерпаса, обозначив их концы тремя звездочками. Звездочки действительно имеют число три. Потом эти два ватерпаса совокупил вместе их основаниями, получился четвероконечный крест. Может быть, это на современный взгляд и остроумно. Но не отвечает все-таки образу Святой Троицы: ватерпасы еще имеют образ тричислия — каждый в отдельности. Но когда их соединили, то получилось шесть звездочек, что уже не имеет образа Троицы, или, в крайнем случае, — четыре звездочки, что тоже не отвечает тричисленному образу. Но спрашивается: зачем же вся эта игра? Для чего прибегать к таким фокусам? Совершенно верно говорит о. Булгаков: «Образ креста действительно есть Троицы Триипостасной образ. Это есть некоторый непосредственный символ, прямая икона триипостасности» // Православная мысль. Париж, 1928. Вып. I. С. 69. Но это именно трисоставный Крест, а не двусоставный, шестиконечный, а не четвероконечный.

 

65. Любопытно, что в Четь-Минее Димитрия Ростовского в предисловии к декабрьской книге дается такое объяснение о Кресте Христовом: «Тако предают отцы древнейшие и святый Иустин и св. Ириней, довольно яве сказующий, яко обе нозе Христово стоясте на подножии Креста» (Издание Киево-Печерской лавры).

 

66. Так выразился известный в эмиграции писатель Л. И. Карсавин; он дал «графический анализ крестного символа» во втором томе своей книги «О началах». К сожалению, у нас нет под руками этой книги, и мы вынуждены процитировать его по примечанию другого эмигрантского писателя, В. Н. Ильина, к его статье «Основные вопросы символики Креста Господня». Православная Мысль. Вып. I. С. 131.

 

67. Только что поименованный писатель В. Н. Ильин. Там же. С. 130.

 

68. Четвероконечный крест начали уродовать тем, что концы его стали овальными, и получается из него уже не крест, а цветик. Затем начали его изображать, где попало: на картах игральных, на коврах, на паркетных полах, на галошах и таким образом совсем его обесценили и попрали. Старообрядческая Церковь в своем «Окружном послании» 1862 г. предостерегает своих чад от такого глумления над Крестом Христовым.

 

69. Священник Дурылин С. Церковь невидимого града. С. 22.

 

70. Некоторые никонианские писатели признают такое название четвероконечного креста хулением, даже Синод считал его «страшным и нестерпимым хулением» // Братское Слово. 1886. Т. I. С. 591. Изъяснение. Но еще соборная книга «Жезл» разъяснила: «Крыж в польстем языце не что ино знаменует, токмо еже славенски — крест, гречески же — ставрос, латински паки — крукс. Несть в самом деле укоризна Кресту Господню именоватися крыжем» // Издание 2-е. Ч. I. Возобл. 23. Л. 51. Даже в наше время от самих никониан не редкость встретить это название: «Крест латинский». Так, нами уже упоминавшийся славянофил И. В. Киреевский писал: «Удивительно, что в русской университетской типографии кресты все латинские»  (Цит. по: прот. Четвериков С. Оптина пустынь. С. 142). Даже сам обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев в письме к царю Александру III возмущался: «В Галиции полиция снимает русские шестиконечные кресты и заменяет их латинскими». Письма Победоносцева к Александру III. 1926. Т. II. С. 11. Пожалуй, при Никоне Победоносцев был бы аввакумовцем.

 

71. «Малаксою» — значит именословным перстосложением: так прозвали его по имени одного еретического писателя, [мнение] которого никониане приводили в защиту этого перстосложения.

 

72. Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 222, 223.

 

73. Про то же говорит и философия: «Круг, — замечает Гегель, — всегда считался символом бесконечности, вечности. Круг есть [законченное] [...] пространство, замкнутое в себе, существующее для себя». Цит. по: Фишер. История новой философии. Т. VIII. Ч. I. С. 468. В кругловидной печати на просвирах была надпись: «Се Агнец Божии, вземляи грехи всего мира», — взятая из Евангелия (Иоанна, 1: 29). Круг бесконечности и свидетельствовал о вечности Агньца Божия.

 

74. Книга деяний собора 1666 г. Л. 37; собора 1667 г. Л. 2, 6-7.

 

75. Димитрий, митрополит Ростовский. Розыск.

 

76. Просвирница, просвирня — женщина, занимающаяся выпечкой просфор (просвир). — Ред.

 

77. Книга Деяний собора 1666 г. Л. 38 об.

 

78. Акты Исторические. Т. IV. № 203. Приведено в книге: Филиппов Т. И. Современые церковные вопросы. С. 325-326.

 

79. Архангельские губернские ведомости. 1909. № 5; Христианские чтения. 1906. Ч. 222. С. 81.

 

80. Керженские ответы. Ответ на 57 вопрос.

 

81. «Пращица» Питиримова, ответ 212. Была попытка этот ответ направить против так называемых беглых попов. Но она оказалась несостоятельной. Питирим имел в виду именно «православных» попов, служивших в никонианской церкви на просфирах с восьмиконечным крестом. Филиппов Т. И. С. 339-342.

 

82. В определении собора 1666 г. сказано: «Аще кто не послушает хотя в едином чесом». Л. 48.

 

83. Питирим с насмешкой утверждал, что в старых просфирах с печатью восьмиконечного Креста с копием и тростию и главою Адамовой — все это превращается в Тело Христово. Пращица. Первых изданий. Л. 82 об. На это тогда же старообрядцы ответили, что предлежащий на престоле «Агнец пресуществляется в Тело Христово». Керженские Ответы. Ответ 80. Однако глумление Питиримово приводили миссионеры и самого последнего времени, включительно до наших дней, забывая, что эти стрелы они направляют и против древней церкви, и против единоверческой, и против Синода, разрешившего последней служить литургию с таковой именно печатью — с копием, тростию и Адамовой главой, и даже против никонианской церкви: ведь и в ней же не голый хлеб приносится в алтаре на жертвеннике, а просфора с четыреугольной печатью, с крестом четвероконечным, с надписью IС ХС и HIКА. Превращается ли все это в тело или нет? Каждому ясно, что все эти начертания, как и трости, и Адамовой главы, сделаны из теста же, из хлеба и неотделимы от него. Глупо спрашивать о их пресуществлении, когда на самом деле они же есть хлеб. Не трость же на самом деле, не Адамова же глава, как таковая, превращаются в тело Христово. В противном случае пришлось бы утверждать, что верующие, съедая просфиру с печатью на ней, едят и крест, и трость, и HIКА, и Адамову главу и все прочее, что изображено на печати, даже самую Голгофу. До какой нелепости доходят враги восьмиконечного Креста Христова! Они должны бы знать, что и в их богослужебных книгах прославляются и копие, и трость, которые они так бесцеремонно и ожесточено выбросили с просфор, с дискосов, с Агньца Божьего и за которые прокляли православных христиан. В стихерах на «Господи возвах» четвертой седьмицы Великого Поста, творения св. Феодора Студита, «Поем распятие, копие, губу и трость, ими же нас обессмертив, в прежнюю паки сладости жизнь возвел еси, яко человеколюбец». Приводим по книге митрополита Елевферия «Об искуплении». Париж, 1937. С. 59. Не крестом только, но и копием и тростию Господь «обессмертил нас», поэтому они должны быть при Кресте. Совершенно законно они изображаются на просфирных печатях, на дискосе, на Агньце, и изгнание их отсюда, да еще с анафемами, с извержениями, с мучениями и прочими гонениями есть величайшее кощунство и несомненная ересь самого худого сектантства.

 

84. Феофилакт Лопатинский. Обличение. Л. 60.

 

85. Срачица. Здесь: сорочка, рубашка. — Ред.

 

86. Требник. Синодальное издание. 1911. Ч. I. Лист 28.

 

87. Мереж(к, н?)овский С. Б. Полное собрание сочинений. Т. XIV. С. 196-197.

 

88. Весьма основательно это лжеучение Антония опровергнуто митрополитом Елевферием в его книге «Об искуплении». Париж, 1937.

 

89. Жезл (Жезл правления). Изд. собора 1666. Ч. 2. Возобл. 10.

 

90. Св. Димитрий, митрополит Ростовский. Розыск. Ч. I. Гл. 15. Л. 18; Никифор, архиепископ Астраханский. Ответы. Гл. 7. Обе книги изданы и благословлены Правительствующим Синодом и выражают верования новой церкви.

 

91. В 1938 г. Валаамский монастырь издал замечательную книгу: «Беседы о молитве Исусовой». Многочисленными выписками из творений древних святых подвижников и писателей в ней выяснено, что молитва «Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас» есть общепринятая вселенской Церковью и неизменно в течение всех прошлых веков читаемая в храмах Божиих за богослужением и всеми святыми Божиими.

 

«Уже в самые древние времена, — свидетельствует эта книга, — очень многими избираема была молитва: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя грешнаго», — которая постепенно и вошла во всеобщее употребление и даже в Устав церковный. Видим указания на нее у св. Ефрема, св. Исаака Сирина, св. Исихия, св. Варсонофия и Иоанна, св. Иоанна Лествичника. Св. Иоанн Златоуст говорит о ней так: «Умоляю вас, братие, никогда не нарушайте и не презирайте молитвы сей» (С. 31-32 указанной книги). Запрещение такой общепринятой молитвы собором 1667 г. в церковном пении и в общем собрании давало твердые основания благочестивым русским людям самый собор этот отвергнуть как сомнительный и противный древней Церкви.

 

92. В наше время миссионерское издательство во Владимирове (ныне в Словенской республике, бывшей Чехословакии) выпустило в свет книжицу о молитве Исусовой «Откровенные рассказы». Весьма показательно, что в ней ни разу не воспроизведена молитва по-древнему: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии». Книжица эта составлена еще в николаевское время — в 40-х годах прошлого столетия. Так противна эта молитва в силу постановления собора 1667 г.! Замечательно, что даже в Валаамском монастыре, которым издана упомянутая выше книга «Беседы о молитве Исусовой», за богослужением не читается молитва эта: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии». «Круг суточного церковного богослужения заканчивается на Валааме местным правилом, — сообщает современный повествователь. — Правило это состоит из молитвы Исусовой, поклонов, помянника и молитв на сон грядущий. Молитву Исусову чтец читает 50 раз в редакции: Господи Исусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Церковное обозрение. Белград - Сербия, 1940. № 1-2.

 

93. Это, выходит, 1668 года Собор, закрывшийся еще до начала этого года. Никон не мог ни свидетельствовать, ни даже видеть этого Служебника. Все он делал «вслепую», что ему подсунут или укажут такие руководители, как Паисий Лигарид или Симеон Полоцкий.

 

94. Совершенно напрасно опасался собор, как бы ангел с небес не начал делать поправки в новом Служебнике. До сих пор этого покушения с небес не было. Но сами никониане так посократили церковные службы, каждый по своему усмотрению, что один из академических профессоров, именно Нильский, заявлял: «У нас, собственно, нет богослужений, есть лишь оглавление к ним». А другой еще определеннее сказал: «Это Тришкин кафтан, от которого один лишь ворот остался». Все теперь прокляты...

 

95. Послание Антония к старообрядцам в 1912 г. Напечатано при протоколе Всероссийского съезда единоверцев // Церковь, 1913. № 3. С. 63.

 

96. Св. Иосиф Волоцкий. Просветитель. 1857. Сл. 12. С. 516-519.

 

97. Питирим, еп. Нижегородский. Пращица. 1752. Ответ на 205 вопрос.

 

98. Там же. Ответ на 236 вопрос.

 

99. Стефан, митрополит Рязанский. Камень веры. 12-й догмат. Ч. I., в конце книги.

 

100. Свящ. Синайский А. Отношение русской церковной власти к расколу при Петре Великом. СПб., 1895. С. 231.

 

101. Духовный Регламент. Синод. 1897. С. 98 и 100.

 

102. «Чрезвычайка» и «Гэпэу» — это сокращенные названия большевистских жандармских учреждений: Чрезвычайной Комиссии и Государственного Политического Управления (ГПУ), которые пытками и расстрелами уничтожили сотни тысяч русских людей.

 

103. Там же. С. 99-100.

 

104. Питирим, еп. Нижегородский. 1752. Пращица. Ответ на вопрос 214.

 

105. Митрополит Арсений Мациевич // Синайский А. Отношение... С. 150.

 

106. Филиппов И. История Выговской пустыни. Изд. тип. Кожанчикова. С. 25 и 37.

 

107. Синайский А. Отношения... С. 265-266.

 

108. Св. Феодор Студит. Творения. Ч. 2. С. 97-98.

 

109. Четь-Минея, 16 апреля.

 

110. Миссионер-иеромонах Филарет сличил и проверил 70 Служебников древлеписьменных и старопечатных, начиная с XII века и кончая XVII, и нигде не нашел требования непременно возглашать царя во всех церквах и повсеместно на великом входе за литургией. Чин литургии св. Иоанна Златоустого. М., 1876. С. 81.

 

111. «Так-то и царя тово враг Божий омрачил, — пишет протопоп Аввакум об Алексее Михайловиче, — да к тому величает, льстя, на переносе: «Благочестивейшаго, тишайшаго, самодержавнейшаго нашаго, такова-сякова, великаго, больше всех святых от века, да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков»... А царь-от петь, в те поры чается и мнится, будто и впрямь таков, святее ево нет. А где пуще гордости той. Мерзко Богу горделиваго и доброе дело, кольми же блудня и слабоумие, истину в неправде содержаще». Жития... Указ. Изд. С. 238-239.

 

112. Даже в панагии, пожертвованной царицей Елизаветой Петровной в 1764 г., вместо Богородичной иконы вставлено ее собственное изображение с обнаженными плечами. Прохоров В. Христианские древности. 1862. № 12. Снимок с панагии и портрета царицы.

 

113. Протопоп Аввакум. Житие... Указ. Изд. С. 34-35, 218, 220-221, 239-240 и др.

 

«Имя епископское дается ныне, — говорит св. Василий Великий о своем времени, — людям развращенным, подлым рабам, потому что никто из рабов Божиих не решается себе искать епископства, ищут же люди отчаянные». Письмо его к Евсевию, епископу Самосатскому // Творения. Ч. VII. С. 179-180.

 

114. В исключительно ценной по своей документальности и глубоко продуманным выводам книге крупного французского ученого Пьера Паскаля «Аввакум и начало раскола», Париж, 1939, доказано что увлечение русских верхов при царе Алексее Михайловиче латинством и западничеством было изменой не только русским национальным основам и народному духу, но и изменой самому православию, даже христианским основам.

 

115. Через 173 года эту глубокую скорбь священномученика Аввакума выразил знаменитый славянофил А. С. Хомяков в стихотворении «России»:

 

Пошли мы просить исцеления

 

Не у того, в чьей руке

 

И блеск побед, и счастье мира,

 

И огнь любви, и свет умов,

 

Но у бездушного кумира,

 

У мертвых и слепых богов.

 

И обуяв в чаду гордыни,

 

Хмельные мудростью земной,

 

Мы отреклись от всей святыни,

 

От сердца стороны родной.

 

// Перепечатано в Русском православном календаре, 1941 г. стр. 6-7, Владимирово - Чехословакия.

 

116. В парижском (русском) «Возрождении», в №№ 4046-4051 за 1936 г., напечатан замечательный очерк известного русского писателя Ивана Лукаша «Боярыня Морозова». Жизнь и страдания старообрядческих мучениц изложены в этом очерке так неподдельно правдиво, с таким сердечно-искренним чувством, что нельзя читать его без душевного волнения и даже слез. Есть замечательная картина известного художника Сурикова «Боярыня Морозова». Вот отзыв о ней Петроградского «Церковного вестника», считавшегося органом «Святейшего Синода»: «На картине г. Сурикова Морозова является в своеобразной обстановке — ее везут на пытки в подземную тюрьму. Впереди идет взвод стрельцов в красных кафтанах с секирами на плечах; за ними следуют сани-розвальни с боярыней Морозовой. У ней на руках цепи, но дух ее бодр: глаза ее, как раскаленные угли горят из-под ее полумонашеской шапки и черной фаты, все тело словно приподымается с соломы, набросанной в дровнях, она высоко поднимает в воздух руку с двуперстным сложением, она с жаром что-то проповедует. Вокруг толпа, все московское население, высыпавшее из своих домов на сугробы снега, навалившиеся горами на улицы. И молодые, и старые, и богатые, и бедные, и знатные аристократы, и темная чернь — все это повысыпало из домов и теснится на улице, на ступеньках церкви, на заборах. Тут встретились и смешались в густой толпе и сестра Морозовой княгиня Урусова в дорогих уборах XVII в., вся в бархате, драгоценных мехах, шелке, и богатые посадские женщины в шитых шапочках и платочках, штофных сарафанах; но еще больше тут монахов, монахинь, служек, юродивых, нищих, мужиков и баб, тайно или явно стоявших за старую веру и старую жизнь. В этой толпе есть поразительные типы: таков блаженнейший, что сидит нагишом на снегу и тоже творит знамение двуперстием; таков хохочущий поп в лисьей шубе — на третьем плане слева; таковы и молодые женщины справа; таков и возница боярыни — невзрачный мужичонка. Мы не говорим уже о самой Морозовой: образ положительно способен преследовать зрителя в течение многих дней». Церковный вестник. М., 1887. № 12. С. 236.

 

117. Выбрасывали древние святыни из церковного прославления и другие никонианские архиереи. Так, новый Холмогорский епископ Афанасий, которого упоминали выше, в 1683 г. исключил из лика святых уже канонизированного чудотворца, преподобного Евфимия, бывшего игумена Михайло-Архангельского монастыря (1585— 1599 гг.), где почивали и его целительные мощи, за то лишь, что они имели двуперстное сложение, и самые мощи были не известно куда убраны // Церковь. 1913. № 29. С. 694-695.

 

Так, другой Холмогорский архиерей, Варнава, в 1716 г. разжаловал преподобного Георгия (Шенкурского чудотворца). Церковь. 1909. №№ 32 и 33 // Еще разжалованный святой и спрятанные мощи. Прекращены службы святому Нифонту, Новгородскому архиепископу и виленским мученикам Антонию, Иоанну и Евстафию. Академик Е. Голубинский. История канонизации святых. С. 177; Никифор, архиепископ Астраханский. Ответы на вопросы старообрядцев.

 

118. Иоаким добавил еще: «А креститесь кто как хощет, двумя персты, или тремя, или всею рукою, сие все едино, токмо бо знамение креста на себе вообразити: мы о том не истязуем». Это заявление патриарха вызвало уже в наше время некоторые споры между учеными исследователями русского раскола. Одни, именно защитники никоновских реформ и соборных проклятий, хотели видеть в этом заявлении Иоакима некоторый обрядовый либерализм. Другие же, незаинтересованные в отстаивании ошибок и погрешностей прошлого, выясняют, что это заявление Иоакима есть просто «вынужденная фраза», сказанная совсем не по убеждению, а по страху, а главное, потому, что он, припертый к стене своими собеседниками, не мог ничего другого и сказать. Выписками из книги Иоакима «Увет», составленной после этого разговора, Т. И. Филиппов в своих публичных чтениях в Обществе любителей духовного просвещения в 1872—1873 гг. доказал, что Иоаким осуждает двоеперстие как обряд армянский и содержащий в себе ереси. Филиппов Т. И. Современные церковные вопросы. С. 323-324. Другой исследователь, священник А. Синайский замечает: «... мнение Иоакима (крестись кто как хощет) сказано было под влиянием страха, для успокоения, а не по убеждению» // Отношения... С. 79-80. Да тогда же, при прении в Грановитой палате, один из старообрядческих выборных привел такой обычный в то время факт в обличение нижегородского архиерея, повторившего вынужденное заявление Иоакима: «Правду ли глаголеши, яко за крестное знамение и за молитву не мучаете. То чесо ради, егда приведут пред вас коего христианина и в первых словесех истязуете его, како крестится и како молитву творит? И аще отвещает оный: крещуся и молитву творю по старому, яко же св. Церковь прияла от св. богоносных отец, и вы за то того часа велите его и мучити, и в тюрьму вринете на смерть. И ныне у тебя в Нижнем Новгороде сидят три человека за крест и молитву в яме, которая ископана глубиною саженей десять, под банею Иванскою. По твоему же приказу приходил к ним поп Евфимий мироносицкий и, извед их из ямы, вопрашивал: повинуются ли церкви во всем и архиерею. Они же, приемше от него благословение, отвещаше: Во всем повинуемся и волю вашу без прекословия будем творити, точию увольте нам крестное знамение и молитву по старому имети, и оной поп тебе возвестил, ты же паки повелел в ту же яму бросить». Филиппов Т. И. Отношение... С. 322.

 

119. В «Изборнике» «Народной Газеты» помещен снимок с древней гравюры, изображающей спор о вере в Грановитой палате. Редакция «Изборника» сделала следующее примечание к этой гравюре: «Как видно, картина написана во славу Петра Великого и в хулу «раскольников». Художник, очевидно, по заказу Синода, не пощадил правды для того, чтобы изобразить иереев синодальной церкви кроткими овечками, а их противников злодеями. Сам Петр изображен ревнителем «святой церкви». Конечно, подлинная история говорит совсем другое. Даем снимок с этой картины исключительно для того, чтобы, во-первых, ознакомить читателей «Изборника» с интересной стариной, а во-вторых, чтобы показать лишний раз, как писалась история» // 1906. № 6-7. Существует еще другая картина «прений», на которой священник Никита изображен безобразным извергом, а на самом деле он был, судя по его деликатным, вежливым писаниям, кротким, смиренным и тихим пастырем Церкви Христовой.

 

120. Знаменитый историк В. 0. Ключевский дает такую характеристику Софье: «Эта тучная и некрасивая полудевица с большой неуклюжей головой, с грубым лицом, широкой и короткой талией, в 25 лет казавшаяся 40-летней, властолюбию пожертвовала совестью, а темпераменту — стыдом, достигнув власти путем постыдных интриг и кровавых преступлений». Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч. III. С. 452.

 

121. Тот же историк замечает: «Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком на счет правительства царевны Софьи: то было профессиональное занятие церковных властей, в котором государственному управлению приходилось служить лишь карательным орудием». Там же. С. 451.

 

122. В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» в разговоре Ивана Карамазова с Алешей приводится любопытный факт казни в Швейцарии, совершенной над неким Ришаром, убившем и ограбившем старуху. Пасторы привели в раскаяние этого преступника. Он умилился, плакал и т. п. Но его все же казнили. «Умри, брат наш, умри в Господе, удостоившийся благодати», — говорили ему окружающие. Достоевский замечает, что подобный факт в России невозможен. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. 1882. С. 269; Об этом же: Розанов В. В. Легенда о великом инквизиторе. С. 56-57. Достоевский или не знал вышеприведенных статей Софьи или позабыл их. Иначе чем же объяснить это замечание, что «подобный факт в России совершенно невозможен». Ришара все-таки обласкали, успокоили его дух, и это уже было большим утешением. А по статьям Софьи, требовалось казнить «без всякого милосердия». И это того, кто искренне покаялся, получил не только «благодать» от свирепых пасторов, но и «причащение»; причем это «невозможное» было узаконено и, кроме того, исходило от иерархии, от «церкви»; светская власть была лишь исполнительницей воодушевления, вдохновения и направления высшей, духовной власти. Может быть, Достоевский признает невозможным факт того братского и сердечного внимания к казнимому, которым был окружен швейцарский убийца, — тогда замечание знаменитого писателя имеет смысл и свою горькую правду.

 

123. Еще протопоп Аввакум про бывшие при нем сожжения писал: «По се время безпрестани жгут и вешают исповедников Христовых. Они, миленькие, ради пресветлыя, и честныя, и вседетельныя, [...] и страшныя Троицы несытно пуще в глаза лезут, слово в слово, яко комары или мушицы. Елико их больше подавляют, тогда больше пищат и в глаза лезут; так же и русаки бедные, пускай глупы, рады: мучителя дождались, — полками во огнь дерзают за Христа, Сына Божия, Света. Мудры блядины дети греки, да с варваром турским с одново блюда патриархи кушают [...] курки. Русачки же миленькия не так, — во огнь лезут, и благоверия не предают. В Казани никониане тридесять человек сожгли, в Сибири столько же, в Володимире шестеро, в Боровске четыренадесять человек; а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическаго осуждения, сами во огнь дерзнувше, да цело и непорочно соблюдут правоверие, и сожегше своя телеса, душа же в руце Божии предаша, ликовствуют со Христом вовеки веком, самовольны мученички. Христовы рабы. Вечная им память вовеки веком. Добро дело содеяли, — надобно так. Рассуждали мы между собою и блажим кончину их. Аминь. Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 334-335.

 

124. Св. Василий Великий говорит про арианское время: «Молчат уста благочестивых, развязан всякий хульный язык, святое осквернено; здравомыслящие в народе бегут от молитвенных домов, как от училищ нечестия, и по пустыням со стенаниями и слезами поднимают руки к Небесному Владыке» // Творения. Ч. VI. С. 217. В другой раз тот же св. отец писал о том же времени: «Вот главное из бедствий: народ, оставив молитвенные дома, собирается в местах пустынных. Жалостное зрелище. Женщины, дети, старцы и другие немощные бедствуют под открытым небом при проливных дождях, снеге, ветрах, зимнем инее или летом на солнечном зное. И все это терпят потому, что не хотят приобщиться лукавого Ариева кваса» // Творения. Ч. VII. С. 187.

 

125. Все эти узаконения и факты изложены в книге священника А. Синайскаго «Отношение русской церковной власти к расколу при Петре Великом». СПб., 1895.

 

126. Там же. С. 124.

 

127. Св. Иоанн Златоустый писал: «Диавол, коварный и искусный изобретатель таких козней, надеялся, что, погубив пастырей, он легко сможет расхитить их. Но запинаяй премудрым в коварстве их (I Коринф., 3: 19), (Бог) желая показать ему, что не люди управляют его Церковью, а Сам Он везде пасет верующих в нее, попустил быть этому, чтобы диавол, видя, что и по истреблении пастырей благочестие не уменьшается и слово проповеди не угасает, а еще более возрастает, узнал из самых дел и сам и все служащие ему такими гонениями, что наши дела не человеческие, но основа учения имеет корень свыше, с небес, что Сам Он везде управляет церквами и что воюющий с Богом никогда не может остаться победителем». Златоуст Иоанн. Творения. 1899. Т. II. С. 638.

 

128. Когда в княжение великого князя московского Василия Васильевича (1425-1462 гг.) восточная иерархия заключила унию с римским папой, а в Москву был прислан такой же отступник — Исидор митрополит, то все русские епископы того времени до того растерялись, что о них Летопись свидетельствует: «Вси князи умолчаша и бояре и инии мнози, еще же паче и епископы русския ecu умолчаша и воздремаша и уснуша». Когда же великий князь приказал взять Исидора под стражу, тогда только «ecu епископы русския возбудишася». Голубинский Е., по т. н. Никоновской Летописи. У царя Алексея Михайловича было иное отношение к отступнику Никону, посему и «вси епископы русския умолчаша и воздремаша и уснуша», упоенные никоновскими нововведениями.

 

129. Аввакум. Житие... Указ. соч. С. 252.

 

130. Просфира — то же, что просвира, просфора: белый круглый хлебец из квашеного крутого пшеничного теста. Употребляется в православном богослужении во время литургии. Слово произносится по-разному, вероятно, в результате смешения на русской почве письменных и устных форм греческого слова, означающего «преподнесение», «подношение», «приношение».— Ред.

 

131. Свящ. Синайский А. Отношение... стр. 58 и др.

 

132. 8 правило первого Вселенского собора; 69 и 99 правила Карфагенского собора; 1 правило св. Василия Великого; Деяния седьмого Вселенского собора и др.

 

133. 70 правило Карфагенского собора.

 

134. Матфей Правильник. Синтагма. Состава Ю, правило 15; Потребник. Чин освящения церкви.

 

135. Антиминс — плат, с частицей мощей, освященный епископом и необходимый для храма.

 

136. Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе. СПб. 1898. С. 8, 15.

 

137. Даже в наше время «православные» писатели заявляют: «В настоящее время можно сказать, что наши богобоязненные предки действительно [имели...] основания считать... [Далее неразборчиво. — Ред.].

 

138. Смирнов П. С. Внутренние... 1898. С. 142, 168, 169, 955, 988.

 

139. Мельников-Печерский П. И. Очерки поповщины. 1909. С. 33; м. Макарий. История раскола...

 

140. Зарубежных старообрядцев называют «липованами». Почему такое название присвоено им, этого историческая наука до сих пор не смогла установить. В интересной книге немецкого автора, фон Гоган-Полека: «Die Lippovaner under Bucovina», в трех частях (Черновицы, 1896-1899 гг.), излагаются разные догадки, почему такое название установилось за старообрядцами: одни думают, что в прежнее время старообрядцы принимали иконы только на липе написанные; другие — что первоначальные поселенцы за границей скрывались в липовых лесах; третьи — слово «липоване» производили от селения Липовцы, ранее других заселенное старообрядцами; четвертые — от основателя беспоповского согласия — Филиппа. Профессор Н. И. Субботин, весьма пристрастно относившийся к старообрядцам, особенно к поповцам, также утверждает, что это название есть искажение слова «филипповцы», как называются беспоповцы филипповского согласия: начали их звать за рубежом «филиппонами», а потом сокращенно — «липованами» (История Белокриницкой иерархии. М., 1874. С. 115-116). Так думал и инок Павел Белокриницкий и протестовал против такого наименования, совершенно неосновательно присвоенного и старообрядцам поповцам. Субботин Н. И. Материалы для истории Белокриницкой иерархии. С. 113 и 115. Как значится в записях Белокриницкого архидиакона Филарета, у буковинских старообрядцев сохранилось предание, что название это произошло от названия селения Липовцы, где издавна жили старообрядцы (в указанной «Истории» Субботина стр. 115). Профессор П. С. Смирнов указывает, что в Польше беспоповцы действительно назывались «филиппонами». Как свидетельствует «Реляция» о них, составленная на польском языке в 1756 г., им присвоено такое наименование по имени какого-то Филиппа, первого поселенца в Польше. По разъяснению Смирнова, это название нельзя производить от имени основателя филиппова согласия, на это не дает основания польская «Реляция», да оно не соответствует и хронологии // Христианские Чтения. 1906. Ч. 222. С. 74. Есть более ранний документ, чем польская «Реляция», это «Сказание о староверцах, живущих в земли Молдавской». В нем рассказывается об одном событии, бывшем в 1742 г., когда это название, «липоване», было уже в употреблении. В «Сказании» сообщается, что в Волошину пришли староверы в 1724 г., — тогда уже существовало селение Драгомир или Соколинцы (Там же. С. 74 и 77), которое наряду с этими названиями сохранило до наших дней и наименование «Липовень». Очень может быть, что оно и на самом деле заселено или даже основано старообрядцами в 1669 г., как свидетельствует старообрядческий «Меморий», поданный румынскому правительству в 1938 г. От этого именно селения и произошло наименование старообрядцев «липованами».

 

141. (Речь идет о «второй выгонке» — 1764 г. — Ред.). Когда прибыли старообрядцы на место ссылки, местные жители были очень удивлены, что ссыльных такое огромное количество и что они все люди семейные, их поэтому и прозвали семейскими. Такое прозвище сохранилось за ними до настоящего времени.

 

Иркутским университетом издана в 1920 г. интересная брошюра профессора А. М. Селищева «Забайкальские старообрядцы (семейские)». Автор брошюры сам лично побывал среди этих старообрядцев и дает о них интересные сведения. Селения их расположены в Верхнеудинском уезде. Внешний вид их построек производит хорошее впечатление. «Внутри избы семейского чисто, опрятно: пол вымыт и слегка посыпан песком, а иногда застлан самотканной материей» (С. 3). Семейские — «народ рослый, здоровый, красивый. Нередки старики и старухи 80-90 лет. Но молодое поколение уже мельчает» (С. 6). Последнее объясняется, может быть, тем, что старики были совершенно трезвыми, а теперь пьянствуют мужики и бабы (С. 17). Однако они и посейчас «неутомимо прилежно деятельны» (С. 8 и 70). Название их — «семейские» — по мнению г. Селищева, происходит от слова «Сейм» (польского сословно-представительного учреждения), так как они выходцы их Польши. Но сами они производят свое прозвище от слова «семья» (С. 69). И это, по-нашему, вернее: не занимаясь политикой, они, скорее всего, и не знали даже, что такое Сейм. Выслали же их со всеми их семьями: это-то они отлично знали, поэтому и получилось название «семейские». Выслали их в Забайкалье в 1756 г. (С. 71-72). Их пригнали прямо в лес, в совершенно безлюдное место, на «мор» и гибель (С. 73). Но своими трудами, без всякой помощи со стороны, они устроились великолепно (С. 73). Замечательны о них отзывы декабристов, которые шли в ссылку через семейские селения (С. 15, 76, 77, 78, 79). Празднично и нарядно, а главное — хлебосольно, сердечно, умилительно встречали они этих николаевских ссыльных. Профессор Селищев приводит посвященную им Некрасовым поэму «Дедушка». Не употребляли они ни чаю, ни табаку, ни вина, ни лекарств (С. 77). И жили до последнего времени безболезненно, домовито и весело. Только полиция да никонианские попы не давали им покоя даже тут: делали на них налеты и отбирали у них богослужебные книги, даже рукописные псалтыри и канонники (С. 21).

 

142. Смирнов П. С. История русского раскола; его же: Внутренние вопросы в расколе в XVII в. Исследование из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб., 1898.; Лилеев М. И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. Киев, 1895; Мельников-Печерский П. И. Исторические очерки поповщины.

 

143. Мельников-Печерский П. И. Исторические очерки поповщины; Добротворский И. Исторические сведения об Иргизских монастырях; Соколов Н. С. Раскол в Саратовском крае. Саратов, 1888.

 

144. Величественный храм Христа Спасителя большевики разрушили до основания.

 

145. Мы пишем «Пустыня», а не «Пустынь», как почему-то принято писателями новообрядческой церкви, а за ними и светскими писателями (именуют, например, Оптинскую обитель «Пустынь»), тогда как старообрядческая литература и святоотеческая не знают этого наименования: «Пустынь». В Библии до ста раз встречается слово: «пустыня» и ни разу — «пустынь». Дивное пророчество о Христе великого Исаии начинается так: «Возвеселися о себе пустыня» (Исаии, 35: 1), а не пустынь.

 

146. Любомиров П. Выговское общежительство. М., 1924.

 

147. Об этом говорят многие свидетели и достоверные факты. Известный протоиерей Алексей Иродионов, бывший ученик Семена Денисова, долгое время состоявший под его руководством на Выге, рассказывает, что прежние священники «освящали запасныя Агньцы превеликия и, раздробивши тые на мельчайшия частицы, раздавали детям своим духовным». Этими запасными дарами еще в 1736 году причащались сами руководители Выга, и Алексей Иродионов, по его признанию, раза два-три причастился ими на Выге // Братское Слово. Изд. Н. И. Субботина, 1891. Т. П. С. 813.

 

Другой бывший выговец, Григорий Яковлев, свидетельствует, что на Выге «едини некия древния крупицы имеющия у себя и теми по временам причащаются сами; другия иже от Досифея и Феодосия бывших попов, проскомисанныя токмо приемлют, а иных же, аще и древних, сомнятся» // Братское Слово. 1886. Т. II.. С. 321-322; О самом зачинателе Выговской Пустыни, Данииле Викулове, Яковлев сообщает, что «он многажды некоих и причащаше, якобы мня древним причастием» // Братское Слово. 1888. . № 6. С. 398; О другом Выговском началовожде, Даниле Матвееве, участвовавшем и в составлении «Поморских Ответов», Яковлев говорит, что он отца его перед смертью при самом Яковлеве и прочих келейниках «покаял и причастил» // Там же. С. 413. Семен Денисович перед смертью тоже «причастился запасными некими крохами, которых останки и ныне не мало имеется в сохранении у Мануила Петрова в тайности» // Там же. С. 404.

 

В самом «Выгорецком Летописце» значится под «7298 — 1790 годом»: «Того же года Феоктиста окт. 20 ногою заболе. Дек. 13 горячка приступила. Дек. к 19 числу в ночь постригли и причастилась тайн Христовых в полдень» // Братское Слово. 1888. № 10. С. 802.

 

Еще один свидетель, бывший беспоповец Евдоким Южаков, удостоверяет, что даже во второй половине уже XIX столетия среди беспоповцев севера еще пользовались запасными дарами. Он вместе со своим родным отцом посетил поморские скиты в Архангельской губернии. Шесть дней пробыли они в Амбурском скиту. «Старцы рассказали нам, — повествует Южаков, — о разных чудесных явлениях в скиту... Еще показывали части святого причастия, которое будто бы осталось от времен, бывших до патриарха Никона, и которым они напутствуют себя при смертном часе» // Братское Слово. 1886. Т. П. С. 38. Понятно теперь, почему авторы «Поморских Ответов» так старательно доказывали в этом своем произведении, что и древние христиане часто причащались за отсутствием священника запасными дарами, которые носили даже при себе, находясь или в пустыне или в дороге.

 

148. Вся северная часть европейской России (Олонецкая и Архангельская губернии), примыкающая к берегам Ледовитого океана, называется «Поморьем», и живущие здесь старообрядцы именуются «поморцами». Посему и ответы выгорецких старообрядцев названы также «Поморскими». Беспоповское брачное согласие также именует себя «поморским».

 

149. Смирнов П. С. О первых исканиях архиерейства старообрядцами. Христианское Чтение. Т. 222. С. 65-67. Послание Андрея Денисова приведено полностью.

 

150. Поморские ответы. Предисловие.

 

151. Христианское чтение. Т. 222. С. 59.

 

152. Павел Любопытный. Каталог. Москва: изд. Н. Попова, 1866. №№ 102, 103 и 108 С. 49-50. Есть и другие издания «Каталога».

 

153. Смирнов П. С. История раскола... Изд. 2. С. 206,.

 

154. Мельников Ф. Е. О сектантском священстве. Кишинев.

 

155. В 1937 г. в городе Миллвилл (совр. Мелвилл - Ред.) в Канаде, состоялось освящение первого поморского храма. Вот как описал это освящение беспоповский деятель и участник сего торжества, А. Санаков. «В воскресенье 5 сентября, после всенощной, в 4 часа утра, в сослужении священника города Ири (Пенсильвания) о. Панцерева и при участии священника города Марняны (Пенсильвания) о. Матвеева-Филипс было отслужено молебствие св. Николе Чудотворцу. В перерыве молебна состоялся крестный ход. Впереди молящихся три старца, покрытые ризами, вынесли иконы. Позади священники, за ними стройными рядами — женский хор... Спевшийся хор привлекает внимание многочисленных зрителей, собравшихся кругом церкви. Шествие совершается три раза вокруг церкви». В этом и заключалось все «освящение» // Новое Русское Слово. США, 18 сентября 1937. Но зато тут есть и «священники» и даже «ризы».

 

156. Однако такое «духовенство» весьма строго осуждается св. Церковью. Блаженный Симеон Солунский говорит: «Аще неции попущением Божиим к сему приидоша дерзостне якоже неверно и злочестиво (неверие бо толикое) без священства хиротонию приемляти, яже священства действовати, не есть слово рещи яже о осуждении таковом: горше бо сие дело и нечестивых самых, и токмо демонов во ангела света преобразующихся, не сущих, и яже Божия подсуждающих, безбожных сущих и богопротивных. Иже таковии не токмо убо величайшую и неизреченную потерпят муку на Божественная тако убо вредословивше, не бо гласы Божественный яже от них, ниже Божественная дела, понеже благодати хиротонии не имут, но и казнию восказнятся иною ради от тех прельщенных, или и крещенных или рукоположенных. Тии бо и не хиротонисани, и не крещени: ничто же бо не имеяй дает, и ничто же кто емлет от неимущаго, аще и мнится имети что». Симеон Солунский. Ответ на вопросы 10, 11, 12 и 13; Номоканон. Лист 57. Братья Денисовы прекрасно знали этот страшный суд Церкви, поэтому пытались приобрести епископа от действительного митрополита, хотя и в ереси пребывающего, чем заводить свое самозванное «священство». От ереси можно очистить покаянием, а от самозванца нет никакой святыни: ни крещения, ни рукоположения — ничего, кроме пагубного беззакония.

 

157. Дружинин В. Г. Писания русских старообрядцев. СПб., 1912. Он же: Словесные науки в Выговской поморской пустыни. СПб., 1911.

 

158. Верховский Т., протоиерей. Искание старообрядцами в XVIII в. законного архиерейства. СПб., 1868. Здесь помещена вся переписка инока Никодима по этому делу.

 

159. «Присяга хотящим взыти на степень священства, святейшего Иоакима патриарха московскаго» издана, как значится на ней, «в лето 1679». Некоторые православные полемисты доказывают ее подложность. Но кто мог совершить этот подлог и кому он был нужен? Старообрядцам он был не нужен, и нигде они не ссылаются на него в прежних своих сочинениях. Если это подлог, то он — синодский, времен Анны Иоанновны. Но важен он тем, что выражает верования и взгляды самого правительствующего Синода.

 

160. В таком же смысле весьма авторитетно и Деяние на Мартина, а также и Феогностов Требник, именно как выражение верований синодальной иерархии, тем более откровенных и прямых, что они излагались от имени других лиц и другой эпохи.

 

161. Александрийский патриарх Христофор издал в наше время Окружное Послание к пастве своей (20 сентября, 1940 г., за № 3244), в котором объясняется, что «тайнодействия, совершенные английским священником над православными, лишены всякой силы»; однако, он разрешает православным пользоваться ими, когда «действительно невозможно пригласить православного священнослужителя» // Православная Русь. 1941. № 5. С. 1. Очевидно, Александрийский патриарх признавал таинства англиканской церкви, принадлежащей к разряду первочинных еретиков, столь же «утешительными» в крайней нужде, сколько и единоверческие могли «утешить» умирающего «православного», по суду Платона, митрополита Московского. Единоверческие таинства, как видно, не спасительнее англиканских, еретических.

 

162. Христианские чтения. 1906. Ч. I. С. 909-930; Ч. П. С. 116-132.

 

163. В Румынии единоверческие приходы приняли даже новый стиль, ввели новое, партесное пение, новые порядки, новые иконы; старые книги отбросили и служат по новым. Они, как предрекал Платон, действительно пришли «ни в чем неразньствующее с (новой) церковью согласие».

 

164. «Содацкую» — значит: Союз Общин Древнеапостольской Церкви, во главе которого стоял сначала Антонин-митрополит, а потом епископ Василий.

 

165. «Липковская» — от имени священника Василия Липкова, которого одни лишь священники с народом рукоположили в епископы.

 

166. «Деяние» архипастырей православной церкви, возглавляемой московской патриархией и «Указ» по поводу сего «деяния» митрополиту Евлогию (в Париже) напечатаны в № 6 «Церковного Вестника Западно-европейской епархии» в июне 1929 г.