Семейские - староверы Забайкалья

Поиск национальной идеи – новшество, не укоренённое в почве русского ума. Россия никогда свою идентичность не искала, как не ищут явное и ясное. Хомяков, Бердяев, Франк, Степун, - писатели периода духовного распада России, времени попыток консолидации. Национальная идентификация – порождение секулярного процесса, отрывающего от истинных ценностей, следствие потери исторической памяти. Самоидентичность не ищет идентичности. Уверенному в себе народу нет нужды в идентификации. Глобализация развеивает земные связи и уводит в область чистой бестелесности. Ноги народов болтаются в воздухе. Стремление обрести почву, дотянуться до неё кончиками пальцев ног – причина поиска Русской Идеи. «Тогда каждый, как преследуемая серна и как покинутые овцы, обратится к народу своему, и каждый побежит в свою землю» (Ис., 13: 14).

Внешне национальная идея – альтернатива беспочвенности глобализма. Но не вполне так. Глобализационный порядок сам устраивает свои «полюса отрицания» (Ги Дебор (2)). Современная система улыбчиво заводит недовольных в информационное гетто, где даёт им полную свободу, ограниченную лишь рамками политкорректности. И от сопротивления не остаётся ничего, кроме нездорового фарса. По природе национализм – здоровое и необходимое явление. Сидеть на своей скамейке в своём огороде – что же тут плохого. Но глобализационные условия уродуют это желание, доводя до выхолощенной абсурдности, патетики, эпатажа. Когда национализм становится лейблом западоцентричного мира, когда он – в медийном центре, нужно задуматься об истинной подоплёке процесса. Кто штампует футболки с брэндами «Усама бин Ладен», «СССР»? Кому служит современный национализм? Против кого он консолидирует своих идейных воздыхателей и ради кого?

Стратеги мондиализма прекрасно понимают, что нельзя подавать Не-Западу себя как идейного эксплуататора. Маркс и Ленин хрестоматийно очертили последствия такого процесса, научив, прежде всего, сам Запад основам рыночной этики новых условий. Центр не должен быть в мировом поле зрения, мишенью всех недовольных. Центр шифруется, скворечником прячась в ветвях мирового древа. «Современный мир защищается через своё рассеяние, от которого и самим его противникам не удаётся избавиться» (Генон (3)). Рост периферии прикрывает своего энергетического стимулятора. А для того, чтобы периферия росла, ей нужна идейная консолидация, самоидентификация, национальная идея. Запад децентрируется. Не только политика перетекает на Не-Запад, но и центр процессов экономических, культурных, информационных. АСЕАН, МОГАТЭ, ЕВРАЗЭС сияют с голубых экранов ярче, чем НАТО, ЕС и ООН. Такова хитрость. Иллюзия демократии возможностей прикрывает истинных заинтересованных. Третий мир был разменной картой в холодной войне – он претендует на мировое господство сейчас. «Новая дуга нестабильности» Бжезинского. Третий мир и сейчас разменная карта. Только не в борьбе США и СССР, а в финальной стадии борьбы Запада против Человечества. А мы – ключ к третьему миру (или его часть – в зависимости от угла зрения). И это – не пустые слова, они касаются каждого, только мы не замечаем очевидного за внушёнными фантомами.

Национальная самоидентификация окраин идёт в интересах того, кто считает их окраинами – Запада, заинтересованного в своём камуфлированном децентрировании. Империализм экономики и политики сменился империализмом информационным и духовным. Беспроигрышный ход для Запада. Русский русеет, араб арабизируется – пускай! Пусть все углубятся в осознание своей отличности. Постмодерн – время инаковости. «Все связи вяжутся беглецами» (4). XXI век – это джунгли наций. Теперь разобщать можно, ведь стандартизировано главное – сознание народов, а сознание определяет действия. Русский ненавидит Америку, сейчас это модно. Но и русский, и китаец, и иракец не мыслят жизни без телевизора и мобильника. Узелки привязаны, осталось дёргать за ниточки! За джунглями национальных мутаций не разглядеть центра радиации, эти мутации порождающей. Технически поиск национальной идеи вторгает нас на тропы глобализма. От Родины не остаётся ничего, кроме брэнда. «Россия – щедрая душа!»

Национальная идея консолидирует нацию, превращая, словами Макиндера, её из толпы человеческих существ в единое цельное (5). Национальную идею нельзя создать, она порождается духовной жизнью нации. А духовная жизнь – в прямой и обоюдной зависимости от социально-экономической, политической и идеологической обстановки.

Два поколения мутантов, выросших перед ТВ, яростно и ярко оформляют мутацию сознания. И называют это национальной идеей. Что могут создать беспочвенные пасынки, живущие не в мире вещей, не в мире идей, а в мире мультиков, сублимирующих и вещи, и идеи, и даже сами образы? Современный россиянин – качественный продукт многолетней работы Запада, он хранит его оттиски и образы в глубине своих глаз. Мы коснёмся только некоторых оттисков Запада в сознании современного россиянина. Тех оттисков, которые превращают Национальную Идею в пустую фальшь, а современный национализм – в оперное позёрство.

Индивидуализм

«Мы сосуществуем рядом подобно независимым машинам в цехе завода» (6). Внешняя зависимость от чужого мнения и поведения – атавизм, не мешающий общей индивидуализации современного российского сознания. Современный россиянин мыслит себя инаковым, не похожим ни на кого (на внутреннем уровне, чему не мешает внешнее подражательность). Он одинок. Мир постигает внутренним самоощущением. Не пропустив мир сквозь свою ущербность, он не может его понимать. Его удовлетворяет только то, что он может понять и почувствовать. Всё бытие отражается в эмоциях и чувствах. Я живу для других ровно настолько, насколько другие мне нужны. Ты меня не тронь – я тебя не трону. Свобода моего кулака оканчивается там, где начинается лицо другого человека. Ничто меня не волнует: всё – внешнее, за гранью кожи моей мысли и чувства. Чтоб меня взволновать – надо проникнуть в меня. До разделения плоти и костей моего сознания. Но я не даюсь к проникновению, ведь могу стать жертвой другого, как и сам делаю другого, по мере возможностей, своей жертвой. Современный россиянин закрыт и запечатан наглухо. «Ради любви к себе» «Ты – лучше!» В храме сердца россиянина вместо икон – зеркала, окуриваемые информационными кадилами. Как же пробраться в эту закрытую глубь и глупь?

Наилучшие ключи к раскрытию иного мозга изучены давно: совокупление, кровь и страх. Их эффективно комбинирует современная Система информационного управления обезбоженного мира, наполняя сознания сегментами порнографии, триллера, хоррора, боевика, от «изысканно утончённых» форм – до хамски откровенных (в зависимости от психо-эмоционального и интеллектуального моего состояния, в расчёте на мой способ восприятия). Торжествующее Общество Зрелищ имеет два основания – фрейдистски выражаясь – Эрос и Танатос. Эрос – это потребление и совокупление, разрастание меня в пространстве и сознании, рост моей тени. Танатос – смерть, кровь и ужас, торможение и дискомфорт внутри закрытой личности, вынуждающий открывать двери своего сознания и нестись сломя голову. В современном мире продуктивно сплелись обе змеи: бегство от смерти заключается в повышении потребления, материализации, прикреплённости к земному бытию самыми пошлыми/прочными скрепами. Ужас небытия подстёгивает деятельность моего «Я».

И на идеологическое вооружение управленческой Системы приходят основные доктрины манипулирования потреблением (и всей деятельности вокруг него) и поведением – экономика (в особенности – марксизм) и психология (особо – психоанализ (7)). Манипулируя изысками Маркса и Фрейда, Кейнса и Маслоу, Парсонса и Мэйо, легко управлять как толпой, так и мной единичным, сидящим перед телевизором. Есть здесь одна хитрость: движение по пути Эроса и Танатоса уводит в область чистого действия, бесцельной прогрессии. «Телесность и чувственность реабилитированы и эмансипированы не потому, что признаны носителями более высоких начал, а, напротив, вопреки и в противовес этому» (8). Человек научается быть постоянным двигателем, деятелем. Но цели у него нет. (Тем более нет цели послежизненной.) Дай ему любое знамя – маршировать он уже готов. Особенно мы, в России, привыкшие верить хором и ходить строем. Нас западническая идеологическая машина обрабатывает эффективнее, чем самих западников.

Это философия «Прирождённых убийц»: бестабуированность блуда и убийства становится идеалом поколений бесцельных деятелей. Это есть тело язычества, Система уводит не в область языческой духовности, насыщенной целями, Система стремится в сферу языческих образов. Все табу снимаются, но не на улице, а перед экраном! Человек расслаивается: внешняя жизнь – бесцельное функционирование в Машине «на чужого», внутренняя – странствование по образам преступлений табу внешнего мира, наполняющее «Я». Великое интеллектуально-эмоциональное рукоблудие. Система правит теперь с помощью образов, более действенных, чем территория, промышленность, армия (9).

Кроме того, снятие табу – источник разрывания общества, его распада на несогласованные горстки (10), «одинокие толпы» (11). Для фантазийного и интеллектуального «автосекса» Другой не нужен. Есть только я, пожирающий глазами формы Памеллы Андерсон, учащийся общаться жестами Вина Дизеля. Все ответы – в телевизоре, да и сами вопросы, образцы поведения, варианты выбора и повседневного позиционирования. Телевизор – это не техническое средство, это состояние ума. Раньше нацболы писали на стенах: «Думай головой, а не телевизором!». Многолетняя (не только советская) обработка превратила нас в «говорящие машины». Боязнь Фромма осуществилась: мы стали не рабами, а роботами (12): что в нас вложат – то мы и будем хотеть, мечтать, действовать. Даже интеллектуалы, даже большие фантазёры и «неформалы» - все в одной авоське. Но главное действие это системы – сугубо индивидуальное. Манипулирование народами интенсифицируется, наступила эра манипулирования индивидами. Чтобы успокоить толпу, некогда императоры Византии тратили бешеные деньги на ипподромы. Теперь – проще: пошумит-пошумит на диване «герой» в трико, напьётся пива и успокоится в ожиданиях грядущей вечеринки.

Русская православная личность всегда формировалась общинно: через совместное переживание, страх, страсть, надежду, молитву. Плечо держало плечо. Это не отрицало индивидуализации, формируемой через сугубо личностное духовное и моральное делание. Индивидуализация Запада – принципиально иная: она строится на рациональности. Индивидуализм западнизации выражается в перестановке россиянина в русло примитивного умствования и чувствования, в приучении его к тому, что выбор делается не душой через веру и молитву, а умом и эмоциями. «Голосуй сердцем!» И неприученные (в отличие от самих западоидов) обрабатывать свои умишки, отделять в них высокое от низкого, мы с удовольствием обнаруживаем само их существование в наших черепушках! И тут живенько является книжный или экранный герой и толкает наш интеллектуальный инфантилизм в нужное Системе русло. И в этом отношении нет разницы между Феофаном Прокоповичем или Андреем Малаховым, между Родионом Раскольниковым и Гомером Симпсоном: каждому времени – свои рупоры. Мы приучены затаиваться на обратном конце своего взора, упёртого в образы.

Есть у этой системы кажущийся минус: русский человек массовый за 400 лет западнизации неокончательно индивидуализирован. Как говорилось в начале, сохранилось атавистическое смотрение вокруг, архетипический поиск чужого плеча. «Круговая порука мажет, как копоть» Оптимист может возрадоваться и начать настаивать на великодержавности, соборности, церковности и т.д. Но Система всё предусмотрела: наша недостаточная индивидуализированность оборачивается совершенно некритическим восприятием даруемой информации. Достаточно информацию усреднять, шаблонировать, примитивизировать – тем усвояемей она становится для российского индивида. Это важный дискурс Окраин, которым вооружился западный по природе глобализм: слияние элитной и массовой культуры, «эксклюзива» и «моды», «альтернативы» и «попсы». В итоге это приводит к фактическому равенству всех информационных векторов, их выравниванию по силе и действенности. И не надо бояться идеологии, собирающей миллионы рабочих на площадях. Теперешние «альтернативные» идеи собирают кучки подростков в подъездах. И каждый свято верит в свою исключительность. Современные микроидеологии держатся за счёт любви к себе. «Хором в одиночку». Каждый из «пивных революционеров» потому ценит соратника-собутыльника, что видит в нём отражение себя, своё утверждение: не один я читаю Лимонова, Стогоffа, Паланика, слушаю «Rage Against The Machine», не у одного меня «майка с Че» и портрет Мао над кроватью. Таким образом, на место Идеи становится самоотражение, актуализация. И не надо бояться революций: для самовыражения становится достаточным побренчать песни Летова в детском садике ночью, при «сочувствующих», попивающих «отвёртку». Замкнутый человек ищет только себя. А российская примитивизация позволяет себя найти быстро и дёшево. Тот же процесс, что в экономике – с китайскими «Тойотой» и «Адидасом». В плане абсолютности манипулятивного управления российская постправославная, постсоборная индивидуальность выигрывает на фоне Запада, Востока и Юга.

Современный россиянин – это потенциальный монстр, пожирающий отходы информационных маневров. Даже не в надежде обрести утраченные органы, а просто по привычке исполнять внушаемое. Самое главное: постижение образа всегда личностно. Замыкание в мире образов отрывает от тела материи и действительности, от действия духа и веры. Такой человекомонстр никогда не найдёт язык с другим. Значит, нации нет, есть только образ нации, за которую «болеют» с пивом перед телевизором. В лучшем случае нация – лейбл, слегка отражающий архетипические предрассудки каждого. И вооружившись этим архетипом, легко управлять каждым зрителем в его унылой повседневности.

Потребительство

Человеку Зрелища не нужен труд как ступень самоосмысления. Неправ Юнгер, говорящий о Труженике как человеке будущего (13). Человек будущего – это зритель и актёр труда, реагирующий только на то, что приносит удовольствие. «Где наслаждение – там я!» Научение быть человеком теперь идёт через образы, выбираемые из информационной множественности с учётом своей «обменной стоимости».

Привыкший потреблять образы, привносит сей механизм поведения и в действительность. Люди, Нация, России, ближние, дальние для него – как видеопрокаты, из которых можно взять, попользоваться и вернуть потом. Или украсть, если шибко понравилось. А затем выкинуть или обменять.

Потребительство ведёт к Одиночеству. Но Фромм о нём плакал, а современный потребитель одиночества жаждет. Потребитель относится к Другому как к потенции своего потребления. Соответственно, себя он оценивает также как чужую потенцию. Научившись в информационном мире нетабуированности перед Другим, безжалостности и легальности садизма (хотя бы «Том и Джерри»!), Потребитель и сам становится таким. Но не хочет аналогичного противодействия. Закрывается. Молчок!

Примечательно, что потребительство проявляется также в современной российской религиозности. Напыщенная церковность, благолепие новых храмов что-то значат с позиции морального и духовного возрождения Отчизны? Отец моего друга, обычный мужик, не стесняясь, говорил, что он в храм идёт, только если ему что-то нужно. «А зачем в церковь идти, ели всё в порядке?» Действительно, зачем?..

Ценностная шкала в России претерпела интересное искривление: большевики пытались приучить нас к самоотречению во имя «светлого будущего». Но в самом этом «светлом будущем» потихоньку вызревала западническая идея всеобщего материального благоденствия и благополучия. Идея эта была создана европейскими мыслителями и не имела онтологических корней в русском уме. И мы отрекались от всего, от самого необходимого. А потом идея вызрела, и в 1970-е годы голубые джинсы стали голубой мечтой миллионов. Вот Кара-Мурза считает, что советское общество было развалено путём искусственного «голода на образы»: сначала заставили хотеть, потом погрузили в отсутствие желаемого, чтобы всё нутро сотрясалось от страсти по материальным атрибутам бытия (14). И пришли «демократы», и стали кормить всех. Накормили только нужных им. Остальные понемногу перемирают (те, с кого нечего взять новым властителям-потребителям). Но отклонение от православного целеполагания в сторону материального счастья было активировано большевиками (хотя зрело и до них). Потребительство порой приобретает зело изощрённые формы: страсть к книгам, идеям, концепциям. В «самой читающей стране» сложилась целая страта людей, живущих книгой. А в это время на Западе потребительство материализовалось. Пока у нас мечтали о «бескорыстном служении», на Западе зарабатывали деньги. И получилось, что потребительство в постсоветской России не настолько материализовано, как на Западе. Следовательно, нас можно насытить не только материей, но и её обещанием, мысленным слепком, воспоминанием, образом. Мы жаждем образов хлеще, чем на Западе. Поэтому мы даже больше западники, чем сам Запад. Не забывайте: мы – кочевники, «пролетанты», мы – на чужой земле, мы – диаспора Запада на Не-Западе. Для нас, в отличие от Запада, идеи гуманизма, демократии, свободы и рынка до сих пор что-то значат, тогда, как на Западе они давно превратились в «поведенческие автоматизмы» (15).

В мире Потребления нет ни Дружбы, ни Любви, ни Веры как ключиков от Другого. Есть только Я и Моё. А мир – бездонная кормушка. Человек, привыкший только жрать, и человеком-то не является. Какая ему Национальная Идея? Только если она забьёт ему глотку хлебом, а чресла – удовлетворёнными похотями. Если национальная идея и приносит выгоду, то только «отложенную». А с «отложенным потреблением» может согласиться только высокоразвитый и избирательный потребитель, называемый в России интеллектуалом и интеллигентом.

Эмансипация

Сердцевина Запада – Освобождение. Запад видит развитие только в отторжении любой формы зависимости, действия Другого на меня. Тут важен сам процесс сжигания заборов. Даже христианство на Западе стало орудием «борьбы за свободу» (причём неоднократно и в различных формах). Затем – марксизм, затем – психоанализ и т.д. Эта риторика проникла в умы россиян сполна. То, что раньше называлось неприкаянностью, теперь – Свобода. Смысл и цель бытия внутреннего и внешнего.

Первая свобода – от Бога, Создателя. Он априорно настырничает в памяти о Нём. А память о Нём порождает если не действия, то дискомфорт – ужас зрителя и потребителя. Информационный мир лишён Бога, потому что Бог – это Творец и податель жизни. Информационный мир беспродуктивен, нетворчествен, в нём нет места Богу, лишь слепая мысль, глухой позыв к ощущению. Бог – это состояние ума, упорядоченность, закрепощённость. Бог требует полноты самоотдачи; если Он в сердце и уме – там нет места для меня, и это мне страшно. Интеллектуальное тело Запада зудит под веригами. И этот зуд очень чувствителен, так как мы привыкли жить ощущениями. На Не-Западе (идеальном) динамика иная: научиться не чувствовать тяжести Его вериг, прийти к бесчувствию, к чистой духовности. «Плоть и кровь Царства Божия наследовать не могут». Запад же свою чувственность отринуть не в силах – это как отказаться от глаз своих или желудка. Возможно, но смертельно. Потребует перерождения. Запад постигает мир чувствами, они – святое. Поэтому сбрасываются вериги. «Бог умер». Век ХХ – можно ходить около Него, но не как подле живого. Можно склонять Его на всяк манер, Он уже не накажет, Страха Божьего уже нет. Век XXI – ситуация иная: «Бог растворился». Всё, что о Нём напоминало, столь сильно стилизовано, что не вызывает никакого движения ума и чувства. Ну кто, посмотрев «Властелина Колец» и «Хроники Нарнии», задумается о чём-то высшем? Яркость образов заворожит, затмит сияние Смысла. И сразу захочется смастерить кольчугу из пивных банок, отрастить волосы и придумать себе «эльфийское» имя. Для того и сделано!

Освобождение от Бога – первое в цепи западнических эмансипаций. Бог – это Абсолют. Отсутствие полагания абсолютного мирового начала разбивает сознание; элементы реального и нереального, праведного и злого перемешиваются, исчезает «царь в голове». Жизнь человека перестаёт определяться высшими принципами, становится абсолютно зависимой от пространства и мига обитания. И человек сам себе становится божком, определяющим границы допустимого. Отсутствие абсолютного запрета децентрирует мысль и делает возможным всё. Простор открыт, ничего святого!

Свобода от царя, второго после Бога центра тварного бытия. Царь управляет материальным миром и конституирует умы и души подданных. Царь – это проекция Бога, «удерживающий теперь», ???????, фигура на стыке материального и духовного миров. Идеальные функции государя – выше управленческих. Он заботится о духовном развитии народа, он ответственен перед богом за каждого подданного, за спасение его души.

Новое Время Запада противопоставляет христианской традиции языческий дискурс – безвластие, распыление, рассредотачивание власти. Как уже было сказано, для Запада такой дискурс – архетипический. Уничтожив Бога в себе, в обществе, постепенно нивелируется и Его сущность в земном центре – царе. Государь становится лишь Другим человеком. Его власть и сила основывается не на божественности, а на политике, силе, манипулировании. Человек царь вынужден согласовывать власть с другими людьми, поскольку Бога в этом управленческом процессе уже нет. Возникают ограниченные монархии и республики, лишённые Бога как центростремительного фактора. Потому и называл К.Н. Леонтьев демократию и социализм гниющими трупами, атомы которых свободны от жизненного стягивания в единое. Импортируя на русскую почву образы деградирующих, умирающих цивилизаций, можно ли надеяться на истинный духовный рассвет Отечества? А их мыслитель Делёз краснословно отождествил демократию с таким состоянием ума как шизофрения. Безвластие есть безумие, есть бесцельность и начало разрушения, децентрирование и беспорядочность – символы. Элементы безвластия были хранимы Западом, как живое хранит смерть в себе – изначально. А теперь смыслы оголяются. Зачатки максимизируются, как давние раны ноют в старости.

Человеческое безвластие – итог движения Запада. Но видимая беспорядочность на деле аккуратно организована невидимыми духовными и информационными нитями. Люди лишаются внутренней иерархии, связи, фукуямовского «доверия», и «властная вертикаль» внедряется извне. Все связи, предотвращающие «войну всех против всех» будут вязаться «беглецами» - нонсистемными, инокультурными, иноязычными, инорелигиозными. Лишённые своего дома, они будут радостно помогать повелителю дома нашего. И это будет происходить до полной потери истинного лица, до его замены маской, связанной беглецами, дезертирами своих домов, своих семей. Беглецы – вряд ли они будут иммигрантами. Скорее, это те, кто, живя тут, не чувствует этого своим, не ощущает себя – нашим. Эффективность управления, точность исполнения кабинетных планов вышли на первое место, мы здесь – только целина. Пригодная к перекапыванию. Власть утратила цель, она сама себе стала целью.

Процесс утраты традиционной иерархии и ценностных ориентиров власти Леонтьевым назван вторичным смесительным упрощением (фазой старения и смерти нации). Православные считают, что последним предикатом, центровщиком станет антихрист – носитель античеловеческого и антибожеского начал – предел западнического стремления к беспредельности, полная эмансипация. «И поклонятся ему все живущие на земле…» (Откр., 13: 8). Но для воцарения антихриста необходимо политическое сплочение мира (глобализация). А для этого необходимо локальное управление менее эффективным, чем глобальное. А для этого надо лишить национальную власть сакральности, абсолютности, освободиться от своей власти в пользу «вселенских» ориентиров.

Свобода от Другого.

Целостная мораль «больших рассказов» уничтожается, распыляется. Но свято место пусто не бывает. Полная анархия никому не нужна, власть заинтересована во властности. Распадаясь, целостная религиозно-традиционная мораль мутирует в новые формы: в этику классовую и этику национально-освободительную. Эти два явления на какой-то миг становятся носителями этических правил, измерителями свобод и упований миллиардов. Классовая и национально-освободительная борьба порождают нового типа риторику, затмевающую традиционалистические этические предикаты. Классовая и национальная риторика наполняет сознания, в свою очередь, разрывая целостность, как национального сознания, так и самого населения. Скинхеды бьют панков и таджиков. «Ультралевые» бьют скинхедов и буржуев. Здорово! Истинный Запад ума: homo homini lupus est. Скоро на улицу выйти страшно будет! И нация расползается, превращаясь в совокупность враждующих классов либо народов (в зависимости от моего угла зрения). Но войны не будет, не надейтесь, будет постоянное состояние страха и голод по порядку. Тот, кто принесёт мир и покой, станет мессией. И поклонятся ему все колена земные.

Мораль классовая и мораль национальная становятся опорными, промежуточными пунктами общего процесса этической дезинтеграции, они явно демонстрируют невозможность общечеловеческой, общесоциальной морали. Мораль – симулякр религии, носитель её крайних, манифестационных свойств. Без Бога мораль – Его мавзолей, сильный инерцией. После затирания последствий религиозности в светской морали (классовой, рыночной, освободительной) происходит смешивание всех этих дискурсов. Современная, опутывающая Россию мораль «общечеловеческих ценностей» - компромисс межу Абсолютной Эмансипацией и Абсолютным Потреблением. Мнится, что «общечеловеческие ценности» смогут стереть противоречия разных слоёв и групп населения, ибо говорят эти «ценности» об общем для всех.

Что такое «общечеловеческие ценности». Что общего у меня с индийцем и баварцем, с Черномырдиным и Гейтсом? Жизнь? Её сохранность? Но стремление сохранить жизнь доморально, природно, вопрос – для чего эта самая жизнь нужна? Для бесконечного гедонистического услаждения или для служения ближним? Или для служения Богу? Или для служения общественному идеалу? Об этом «общие ценности» не говорят. Своим интересом к жизни как таковой они прекращают дальнейшее движение мысли. Этот «большой охват» проецируется и на единичности: в голове современного россиянина возникают новые идолы и химеры, большие и смачные, определяющие не только политический выбор, но и повседневное поведение. «В отвлечённой любви к человечеству любишь почти всегда одного себя», - писал Достоевский (16). Так и происходит. Неглубокая, тенеподобная мораль «общечеловеческих ценностей», лишённая не только традиционно-религиозного базиса, но даже национальных и классовых оттенков, не требует от современного россиянина погружения в основы своей мотивации. Жизнь для него естественна в своих проявлениях, «как есть». Мысль простирается по поверхности.

Как это проецируется на отношение к обществу и к Другому? Другой, словами Камю, превращается в ад. Другой – это тот, кто зазывает в себя, кто требует углубления от сферы поверхностей. Традиционная, религиозная этика говорит, что недостаточно просто не толкнуть человека, недостаточно просто бросить монетку бомжу. Главное – твои близкие: жена, мама, дети, братья, друзья. И ты должен нести их крест, их горе делить. Это тяжело, и в современном гедонистическом мире становится неприятным. Гораздо проще выполнять формальные обязанности. А вся система масс-медиа не должна и намёка подать на недостаточность, неглубокость и бездушность твоего бытия. Главное – создать ширму от Солнца, чтобы никто никого не видел в вечных сумерках эгоизма. А о своевременном Данко уж позаботятся!

Делай то, что тебе нужно, но не преступай корректности – и всё. Слушай Старшего Брата! И станешь человеком моральным.

Мораль современного россиянина поверхностна, ситуативна и субъективна. Нельзя делать того, за что накажут – это называется «юридическим чутьём», к этому нас ведут – к формально-юридической регламентации поведенческого процесса, наказывающего видимые отклонения и содействующего видимой одинаковости. Может ли строить Великое бездушный, безбожный и бесчеловечный одиночка в стране, лишённой трансцендентных ориентиров? В стране, где нормативом поведения становится усреднение, примитивный оптимум «мелкого земного блаженства, земной радикальной всепошлости»?

Эмансипация гендерная.

Выравнивание полов – одна из самых трагичных ветвей эмансипации, эта ветвь затеняет самые основы традиционного российского бытия, она – также любимое детище духа Запада. Платоновский миф об андрогинах (17) претендует ныне на воплощение. Стремление западнизма к стиранию гендерного фактора вспыхнуло в Новое Время с вовлечением женщины в производственный процесс. Этим женщина как истинный носитель традиционализма вырывалась из семьи, от кастрюль и пелёнок, в мир мартеновских печей и делопроизводства. Современные западные мужчина и женщина равны во всех отношениях, независимы друг от друга. Брак создаётся либо ради удовлетворения психо-сексуального влечения, либо ради меркантильных интересов покоя и обеспеченности. Семья представляет собой юридический союз равных возможностей, взаимовыгодную сделку индивидов.

Обезгендерилось само западное понятие любви, стёрлась грань между любовью мужской и женской. Исчезло желание защищать, заботиться, повелевать и развивать объект своей любви – со стороны мужчины, желание подчиняться, служить, греть и облегчать – со стороны женщины. Западная «любовь» - это страсть, отражающая глубинное потребительство, эгоизм и индивидуализм западного человека. Языком Фромма, один находит другого на рынке любви с учётом собственной обменной ценности (18). Не очаг и не спасение души, а сексуальное и эмоциональное удовлетворение стало целью брака. Отрицается власть одного над другим в рамках любви, идеальное раскрытие гендерной иерархичности, это – вторжение во внутренний мир. Современная западническая семья не раскрывает личность, не развивает её, служа лишь батарейкой для сексуального и психологического насыщения, стабильного и безопасного. И всё! Апостасия, утрата религиозных предикатов отразилась здесь во всей полноте. Освобождение от традиционно-религиозного понимания: мужчины – как отражения Бога, женщины – как отражения мужчины. Мужчина и женщина, за неимением религиозно-традиционалистических измерителей, выравниваются. Политико-экономические условия бытия всемерно этому содействуют. Мужчина утратил ответственность, способность творчества, героизм, самопожертвенность, искренность, силу, смелость, тетива лука его не дрожит более, а рамки желаний не распространяются дальше кожи своего сознания. Женщина утратила покладистость, мягкость, выносливость и терпеливость, материнство, гармоничность линий тела и поведения, желание быть защищённой и хранить тепло, добро, уют Дома.

Современный российский мужчина – жалкое и униженное существо. Жалось его наиболее ярка в сравнении с Западом, где гендерные грани уже давно затёрлись. У нас ещё работают стереотипы, крайне негативно освещающие нынешних наших мужиков. Псевдопатриархальное требование подчинения сопряжено с полной неспособностью обеспечить семью, защитить и духовно растить. Но сколь мужественные вопли раздаются по ночам из форточек! Современный российский мужчина паче всего ценит самоощущения, самореализацию. Он безответственен, мягок, компромиссен, готов на любую низость ради собственного покоя и безмятежности, труслив, слаб, непорядочен, избегает трудностей, не стремится быть отражением Бога и царя в семье, быть центром своего тварного мира. Он мирится со всем и почти всегда ведёт двойную жизнь. Семьи он не ищет, а коли ищет – то как лекарства от одиночества, не более того. (Иногда ради социального статуса.) Пламенная вера, горящий разум, открытый взор, железная воля, ответственность и традиционное, домостроевское мужество и отцовство напрочь чужды аморфному существу, носящему штаны (впрочем, наравне с женщинами) и называющему себя мужиком. Лишь бы не побеспокоили! Лишь бы денег на пиво хватило, лишь бы футбол не отменили! А те, чья стремительность не угасла окончательно превращаются просто в бездушных рвачей с завышенными амбициями. Если нет в душе и общественной культуре Бога, если нет царя и вождя – кого отражением станет мужчина. Естественно, самого себя, своих слабостей и пороков, становящихся нормой. Отсутствие Высшего усредняет низшее и поднимает недопустимое до уровня приемлемого.

Современная российская женщина – это мужчина Light, мужчина Soft, грубое, хамское, пошлое существо, часто сочетающее доступность (развратность) с эгоизмом, одиночеством, устремлённостью к самореализации. Материнство, хозяйственность, потребность в семье и защите для неё – всё реже проявляющиеся архетипические комплексы, фрагментарные и неглубокие, легко удовлетворяемые на уровне самосознания. С традиционно православной, «домостроевской» точки зрения, современная русская женщина хуже как западного своего аналога, так и восточного, потому что сочетает западную эмансипированность, ненависть к подчинению и неумение любить иного с восточной зависимостью от статуса, превышенными материальными и социальными потребностями, неприспособленностью к одинокой жизни. Потому российским женщинам нужны постоянные и обильнокровные доноры, с которыми они обходится по-западному: высосал – выкинул. Изнанка Евразии! Широкими мужскими шагами поглощает пространство современная российская женщина, в полумужской одежде и с полумужской причёской, однако с таким макияжем, какой в Византии блудницы использовали. Цель её – максимально успокоить своё тело и сознание, найти свой оптимум в мире обильных возможностей. Семья существует для неё только как средство самоутверждения: у меня – не хуже, чем у других (чисто постправославный стереотип). Ребёнок – символ женщины. Они ревностно не допускают мужчин к воспитанию (да и мужики-то не особо стремятся!), дитя становится отражением матери. Его личность мало кого волнует, ребёнок – балласт архетипа. Потому нынешние женщины отказываются от многодетности (да и тех детей, что есть, воспитывают не они, а бабушки и чужие воспитатели). Они ведь устанут, вымотаются, времени на «собственную жизнь» (отличаемую теперь от семейной) не останется. А для самоутверждения хватит одного или двух (всё реже) чад, воспитанных эгоистами и гедонистами. Причём воспитанных чужими людьми. Россия!

Что бы оптимист Фукуяма ни пел, семья – это не «союз индивидов, основанный на доверии». Семья – это единый организм, созданный Творцом для совместной подготовки к Горнему. В семье преодолевается недостаточность мужская и женская во всех смыслах. Духовные связи никаким «доверием» не заменишь. С православной точки зрения, семья – это абсолют соединения гендерной разницы, полнота реализации человека. Накладывая запрет на внешнюю психо-эмоциональную и сексуальную деятельность, семья высвобождает духовные силы и «помогает» мужчине и женщине стремится к спасению душ.

Подрастающее гомогенизированное поколение, воспитанное на усреднено-бисексуальных западнических культурных эталонах, ещё дальше уведёт Россию по пути гендерной глобализации, пока в России вовсе не останется настоящих мужчин и настоящих женщин. Утрата религиозного представления о гендерных отличиях чревата непрекращающейся прогрессией разрушения самого гендера. Возможно, будущее предложит лишить процесс воспроизводства вовсе без участия мужчины. И тогда грань между «он» и «она» будет стёрта вовсе, истинная утопия для Мишеля Фуко и Элтона Джона (19)! Однако религиозная позиция утверждает, что гендерное разделение установлено Богом не только для воспроизводства. Традиционные религии возлагают на мужчину и женщину разные функции духовного и материального творчества, которые нельзя смешивать и спутывать. Не так важно стирание грани сексуальной, сколь – стирание грани психической, мировоззренческой. Мужчина строит дом, женщина в нём прибирается. Мужчина – первопроходец и завоеватель, женщина – онтологический хранитель, обживалец. Мужчина открывает земли, женщина его укореняет, варит борщ своему вождю. Современный мужчина сохраняет ментальную неукоренённость при отсутствии стремлений. Современная женщина прекращает укоренять и укореняться, но никуда ментально не стремится. Бытийствование полностью ограничивается текущим моментом. Великие послежизненные цели исчезают. Жизнь становится подобной попыткам пьяного идти по гололёду. Гендерное «Я» претендует на абсолютность и самодостаточность.

Кто же будет строить Великую Россию, страну-семью, в которой, словами Путина, всем живётся комфортно, и все горды за Отчизну свою? Кто создаст великую НАДЫНДИВИДУАЛЬНУЮ Идею Нации, которая постулирует, что человек человеку – брат, а не бутерброд?

Рационализм

Сокровенность Запада. Методично и планомерно прививаемый в России, он укоренился ныне основательно, ничего не оставляя от России истинной. Разум – высшая ступень тела. Герцен называл мышление человека вершиной эволюции всей материи. Западный человек абсолютно телесен, он в миропознании опирается на высшую точку тела – разум. Потому и мир видится несовершенным, когда он непознаваем. Даже духовность Запада (даже историческая, средневековая) рационалистична. Великие богословы Запада не могли мыслить Бога без логических обоснований Его бытия. Значит, разум понимается способным вместить и отобразить Божество. Разум понимается чистым и всемогущим. Эта традиция, чувствуется, присуща западной духовности изначально. Платон считал мышление сущностью человека, отодвигая веру и уподобление Богу вдаль (20). Генон подчёркивал, что именно «платоновский переворот» профанистически вырвал западное мышление из традиционной духовности, инструментом миропостижения и богопостижения которой является не процесс мышления, а созерцание, вживание в сокровенность (21).

Восток (Не-Запад) не иррационалистичен. Не-Запад постигает мир вне отрыва от Традиции, используя догматику, молитву, переживание, медитацию как основные орудия миропознания. Западный человек перестраивает мир под себя, незападный – подстраивается под мир, вживается в него. Он не мыслит Бога подобным ему, он сознаёт свою несознательность, чувствует свою нечувственность в таких вопросах. Для Запада Бог – Абсолютный разум. Даже ????? интерпретируется в рациональном ключе – как «Слово» в смысле выражения мысли, процесса думания. По-западному, Бог сперва замыслил мир в Своём разуме, затем его сотворил. Потому подобие человека Богу проводится именно наличием способности мыслить, создавать мысленные проекты и добиваться их воплощения. Способность абстрактного миропостижения – цель человечности по-западному. «Для нового рационализированного сознания словесная форма, мышление, облечённое в слова, сами становятся на место идеальной сущности, по отношению к которой все невербальные формы выступают вторичными, снятыми, опосредованными отражениями» (22).

Не-Запад понимает Бога не противоположно, но иначе. Акцент на ином. Бог – это Добро, Мораль, Красота, Справедливость. ????? , в первую очередь, - вселенский Закон бытия, постижимый только вниканием в него, творческим слиянием с Моралью, Добром, Истиной, Красотой. «Совершенный любомудрец - тот, кто преуспел нравственном, естественном и богословском любомудрии, паче же в Боголюбии» (св. Григорий Синаит) (23). Подобие человека Богу – не в разумности, а в способности вольно творить добро и свет. В этом – одно из коренных противоположений Запада и Не-Запада. Однако сейчас эта дихотомия старательно затирается. Как и пророчествовал Н.С. Трубецкой, во имя успешного противостояния Западу Не-Запад («Человечество») окунается в западнический научно-технический прогресс, требующий закономерного переустройства психики и мышления по западным образцам (24). Земные победы ослепительнее духовных, но свет этот меркнет за гранью бытия. Победа Запада – не в том, что ракеты его, точнее, машины его мощнее, а в том, что он сумел перевести на свои рациональные ландшафты баталии с Не-Западом. Не-Запад интеллектуализируется, даже современные индусские проповедники используют логические инструменты (напр., Ошо Раджниш). Запад уподобил себе Не-Запад не внешними культурными выражениями своими, не политическим процессом и социально-экономическим развитием, а целеполаганием духовности. Трансцендентность жизни снимается на Востоке и Юге. Зарплата, машина, должность, книга, ДВД-фильм затмевают молебны, епитимьи, коаны и саляты. Выравнивается духовность – сердцевина жизни. И подобное притягивается подобным. В этом – основной секрет глобализации, её истинная западоцентрическая сущность. Единого Центра нет; Центр, вечный Лондон проецируется сегодня на Вашингтон, завтра – на Пекин, послезавтра – на Дели или Токио. Но это будет новый Запад, вечный Запад, свободный от телесной смерти, сумевший преодолеть извечные геополитические законы умирания, описанные Данилевским, Ратцелем, Челленом, Шпенглером, Хаусхофером. Запад ума, а не территории. Смерти нет; подобно вирусу Запад путешествует из тела в тело, сохраняя свой дух. Носитель не важен. Пусть он думает о себе как о самоначальном, единоличном – Чужой разорвёт грудную клетку, как созреет!

Россия западнизируется (активно) с XVII века. Не с Петра, а с его батеньки Тишайшего. Конечно, одна из ног России стояла в Антике. Древнерусские мудрецы (в отличие от свои западных современников) знали Сократа, Платона, Аристотеля, Пифагора, но понимали их иначе. Призмы иные! Похожие на призмы Ибн Сины, Аль Фараби, Ибн Рушда. В платонизме привлекали имена Божьи, литерации Его проявлений, проявление Его связей с творениями. Аристотелевский деизм оставался незамеченным, в отличие от Запада, на нём строившего города своих умствований. Только староверы обращаются к Аристотелю (Алексий Самойлович (25)), но только как к создателю логических инструментов, удобных в полемике для того, чтобы объяснить свою веру латинизирующимся никониянам. Раскол – торжество Запада в России. Разум становится единственным мерилом вещей. Блудники и меркантилисты, но образованные и прекрасно владеющие языком Запада становятся строителями культуры Нового времени России. «Для традиционалиста источник истины – праведность, для реформатора – образованность» (26). Так что Пётр ничего принципиального не внёс, подняв Россию на дыбы.

Пропустим века деградации духовности. Рационализм современного россиянина – лишь прагматизм да глумление над прошлым. Носителем всех «прогрессивных преобразований» в России считалась и считается интеллектуальная элита – люди, умеющие жить в мысленном мире как в реальном. Интеллигент не замечает тараканов на кухне, где он философствует о судьбах России. Современная Россия построена пьяными разговорами на кухнях, а не всенощными бдениями перед иконой. Из мысленной самореальности выводится проект преобразования действительности, понимаемой как иллюзия и потенция. Малое количество интеллигентов в России с лихвой компенсируется широтой их проектов и всеобъемлемостью средств к их внедрению. Становление на западнические рациональные рельсы Россию располосовало на две части: лидеры и ведомые, «герои и толпа». И тот, кто не входит в элиту, - пушечное мясо, человеческий материал, пригодный для революций и реформ, «шоковых терапий» и «национальных приоритетов». Нации как цельности нет. Есть спорадическое собрание индивидов, объединённых идеей самоидентичности и самореализации в «обществе равных возможностей». Так ЧЬЕЙ же станет, в случае её конструирования, Национальная Идея? Очередным проектом западнической по природе интеллектуальной или экономической элиты? Или стихийным энергическим извержением пошлой, безумной и бездуховной толпы, науськанной телевизором на очередную лоскутную моду? В России нет Нации, живущей Идеей, а есть праздное и безликое быдло, чающее не Идеи, а хлеба и зрелищ. Какой мультик нам покажут – такие рожи и начнём корчить. Уж к мимикрии-то мы за 400 лет приобвыкли! Какая тут Идея?

Прогрессизм

Генон говорил, что истинное развитие – это движение к Центру от той поверхности, на которой находишься (27). Только начало хранит в себе Смысл, затирающийся временем. Хайдеггеровская Простота несложна, но закопана умствованиями (28). Чем дальше от рождения – тем ближе к смерти и разложению. «Если не обратитесь и не станете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мтф., 18: 3). Становление ребёнком, полная раскрытость, немота мысли – цель всего Не-Запада, православных исихастов, суфиев, даосов. Жизнь без Центра – околесица, серпантинная дорога, уводящая далеко от Смысла жизни. Каждый миг – миг к смерти. Жизнь – это стержень, от Истоков уходить нельзя. Вернее, можно, если цели – земные, если сам процесс движения становится целью и даже обзывается развитием. Традиция хранит в себе всё, к чему нужно стремится человеку трансцендентному. Это Дом. Человек Запада – человек бездомный, вечный вагант, живущий песнями и письмами. Современная глобализация это абсолютизирует. Раз нет Дома – нет Центра, нет точки исхода. Бесконечный и безначальный вектор. Для западного человека дом – там, где он окопался. Но не там, где он родился. Fatherland. Мир – гостиница, мотель. Если нет Дома, нет ремизовской Избы, через которую проходит земная ось, - смысл жизнеутверждения обретает странничество. Странничество горизонтальное – это экспансия. Странничество вертикальное, внутреннее – это прогресс. Западный человек видит счастье в отдалении. Вечное счастье – за вечным горизонтом. А горизонт – линия, отдаляющаяся по мере приближения к ней. И чем больше элементов Детства (неразвитости и дикости) изжито, чем больше морщин опыта (Смерти) приобретено на вечном бездорожье – тем лучше, значимее, полнее жизнь. Вечный моряк, пират, ковбой! Полагание счастья вдалеке создаёт иллюзию бессмертия. Чем больше следов – тем шире тропы. Просвещение, наука, техника, философия Запада – это наращивание элементов умирания (29), это утаптывание Божьей целины мысли. Чем дальше в лес – тем спокойнее, не видно Смыслов, все скрыты, все равны. «Прогресс – это длинный крутой подъём, который приводит ко мне» (30), - усмехался западный философ.

Прогрессизм обезобразил Россию, как и весь Не-Запад. Отношение к опыту Истории, к мудрости предков как к дикости и варварству делает народ беглецом, вяжущим случайные связи на чужбинах. А элита становится вечным кочевником (31). А поиск Национальной Идеи превращается в мировоззренческую проституцию. Усилиями учёных-западников и школьных учителей прогрессизм внедрён в кости наши. Мы читаем сонеты, новеллы, романы, но не знакомы с летописями, былинами, даже сказками. Кто такой Дисней – дети наши знают, кто такой Бажов – не все. Кто такой Нестор? Не знаем. А Ньютона знаем. Мы изучаем Платона, Абеляра, Канта, но не знаем об Иоанне Дамаскине, Ермолае-Еразме, Иване Пересветове, Аввакуме Петрове. Но дело не в объектах, а в отношении к ним. Супергероем может стать и Владимир Красно Солнышко, но срисуется он с Конана, Аввакум – с Гэндальфа, а Нил Сорский – с Йодо. Языки романо-германской культуры стали языками наших чувствований и предпочтений. Это вошло в повседневность, и это уже неизлечимо.

Что такое Национальная Идея? Это, прежде всего, полная и безусловная опора на Традицию. А наша «традиция» дальше Петра I не простирается. Все памятники, воздвигнутые «нами» - чужие, все смыслы – краденые. Как может соединиться ради великой Цели нация, ненавидящая предков и презирающая родителей?

Динамизм

Запад не стоит на месте. Неважно, куда, но надо двигаться. Чтобы согреться. Волка ноги кормят. Постепенная мутация форм, подстёгиваемая прогрессизмом, меняет лицо Запада раз за разом. Сегодняшний лик его – «открытое общество». Хаусхоферовская «талласократия» - движение как стиль жизни – распространяется только по поверхности. Мировоззрение Запада располагается на уровне его тела. «Бытие определяет сознание». Мышление Не-Запада также бывает динамичным. Но оно – внутреннее. Изменения форм Не-Запада не затрагивают глубинных пластов содержания. Аристотелевская метафизика здесь относительна: изменения форм порождаются сдвигами в народном сознании на поверхностном уровне. Китайцы до сих пор называют свою республику Поднебесной Империей. Глубинные слои сознания не только константны, но всегда актуальны и востребованы. В этом – секрет временнoй сверхдинамичной экспансии Востока: тут ключ и к Золотой Орде, и к Тимуру, и к Оттоманской империи, и к нынешним «азиатским драконам». Двигаясь не по поверхности, а изнутри – наружу, восточный дух, имеющий «царя в голове», может творить чудеса и на поле мысли Запада.

Только Запад приготовился. Наше время ведёт к глобальным сущностным переменам, восточный дух отмежёвывается от Традиции и остаётся на плоскости чистой мысли. И это – мировоззренческий триумф Запада. Споры посеяны! Запад пагод и минаретов не за горами. У нас Запад Маслениц и часовен уже наступил. Россия давно проиграла, мудрость должна заключаться в признании этого страшного поражения. Наша динамика истощима и фрагментарна, да и глубин духа у нас нет. Если в рекламе шоколада его пожирание ассоциируется с колокольным благовестом – какой тут дух? Тут чисто гиренковский «дизайн поверхностей»! Погружение в сознание современного россиянина не воскресит традиционных архетипов. Но и постоянства мы не любим, иногда только, устав от вечной болтанки в кузове Запада. Россия живёт всполохами зорь, понимаемых сияниями вечных солнц. А солнышко нашей Традиции съедено в XVII веке.

Традиция говорит о необходимости сохранности и неизменности норм бытия. Речь идёт здесь не о технике и экономике, а о религиозно-нравственном фундаментализме. Традиционалист верит, что каждый миг – миг приближения к «сыну погибели». Потому ничего не надо менять. Всё самое светлое уже было создано, теперь человек испорчен, создать нечто великодуховное никто не в состоянии. Но мы в состоянии хранить созданное предками: образцы устройства общества, политические и экономические предпочтения, нормы этики и эстетики, направленности мировоззрения, само ощущении добра и зла на личностном уровне. Вот что такое Традиция. Динамика стремится к изменениям. Бездомный Запад мёрзнет. А мы – и того хуже. Наши умы обнажены от шуб и шапок, на них напялены позорные панталоны и декоративные треуголки новоевропейского мышления. А зима-зимой (русское поле общинной духовности). Кому холоднее: европейцу – в Европе или «европейцу» в России?

Национальная Идея предполагает константность Смыслов, мировоззренческий стержень – мы к этому не привыкли. Если что-то и способно ещё объединить русских (точнее, «постсоветских», как ни печально) – это безалаберность, грязь и хаос. «Все ходили грязные – оттого похожие…» От Москвы до Южно-Сахалинска любой подъезд – символ нашей Родины.

Альтернативы?

Национальная привязка – символ Постмодерна, эпохи хаоса «больших рассказов»: Евангелия, «99 тезисов», «Конституции», «Капитала» (по степени их профанирования). Национальная привязка – это децентрирование планеты, мутационные джунгли, загораживающие реакторы.

Псевдонациональная привязка разорвёт Россию в клочки. Очень мелкие. И так – пока не придёт Упорядочиватель, царство которого поначалу будет светлым и радостным…

Естественный выход для России – создание своей Национальной Идеи. Но Идея не выдумывается, а интуируется нацией. Но Нации в России нет, а есть множественность этносов и субэтносов, мнящих себя великими народами будущего. И вход России на постмодернистское поле национальной привязки будет означать для неё начало конца.

Есть ещё одна вёрткая альтернатива – Евразия как сверхнация, нация духовно-географическая. Запад видит опасность для себя в единстве, собранности, сосредоточенности России. Мы видим гармонию и спасение в Империи, когда в каждой голове будет «царь», в каждом сердце – воля, в душе каждой – вера. Но два базовых постулата евразийства делают его совершенно неприемлемым для России сегодня.

Во-первых, евразийское сплочение возможно только вокруг великого народа. В России этим народом до ХХ века были русские. Где и кто русские нынче? В великое советское время ни один народ СССР не был так духовно оскоплён, лишён смысловых основ культуры и религии. Во всяком случае, нет русского народа как народа великого, способного на консолидацию иных. Нет народа как единства веры, воли, ценностей. Есть общеидентификационное название индивидов, сидящих перед телевизором и «болеющих» на нашу сборную по футболу посредством поглощения пива и чипсов. И всё! Специальная информационная обработка и планомерный экономический и социальный геноцид уничтожили русский народ как державостроителя. Главный ущерб – крушение Веры. Русский народ возможен только вокруг Церкви. Но в XVII веке Церковь как Главное исчезла, подчинившись власти, лишившейся катехонического начала. Церковь раздробилась. Хранители досекулярного православия – староверы – ушли в леса и порвали связи с Россией, падшим Римом. Господствующая Церковь угасала постепенно; в начале ХХ века старовер В.П. Рябушинский писал, что в народном православии ещё горит дораскольный огонёк древлего благочестия (32). Верхушка же Церкви окатоличилась (XVII век), опротестантилась (XVIII век), ополитизировалась, объязычилась и обезверилась (XIX – XXI вв.). Нынешняя Православная Церковь – не то, вокруг чего сплотились кривичи и дреговичи, образовав русский народ. Нет стержня – идёт распад. В ХХ веке КПСС весьма успешно пыталась заменить Церковь, но несакральность быстро дала свои побеги, и падение Партии было тем страшнее, чем значимее было её возвышение.

Нет Народа – нет и Евразии. Нет Родины. Кто её будет строить: подъездные скинхеды, ненавидящие всех, кроме себя и своих примитивных божков? Необольшевистские стиляги, гарцующие по ночным клубам? Или рэпперы в больших-больших штанах и длинных футболках? Или мужики, чающие модной машины, грудастой секретарши, удачной и пьяной-пьяной рыбалки? Или бабы, мечтающие о пышной шубе, новом серванте и поездке на тёплое-тёплое море? Строить Россию под песни Сердючки и крики «Спартак – чемпион!» как-то неуместно… Нет Народа-объединителя – нет и Евразии как цельности, живости. 2+2=4, есть только ситуативная сумма равных в своём ничтожестве. Русскость ещё заслужить надо, мало в ней родиться!

Во-вторых, сплочение Евразии возможно только на духовной основе, которую отражают традиционные религии, в первую очередь - Православие. Ведь Евразия, по сущности, есть «метафизическая Родина», отражение Небесного Царства, к которому стремятся истинно верующие, сближающиеся в своём порыве к Занебесному. Сакральная Традиция открывается мистическими, созерцательными религиями. И центром, стержнем их было Православие. Без Православия, без религиозности Евразия – лоскутное одеяло, яркое, но непрочное и быстро надоедающее. Но Православия как основы мировоззрения россиянина нет, а Старая Вера категорически и закономерно отстранилась от апостасического мира.

Другие веры? Есть ещё исламский евразийский проект Г. Джемаля (33). Всё красиво и гладко. Но религиозность в современной России – это стиль, окраска, мода. Множество российских мусульман видят в вере способ самоидентификации и противопоставления другим. Запад уже проделал свою грандиозную работу: вера вынесена из глубин личности на плоскости внешние, интеллектуальные и стереотипические, нет истинной духовности (подчинённости всех сфер жизни религиозным абсолютам). О вере говорят, но не думают; думают, но не действуют; действуют, но не верят; верят, но подобно зерну, павшему в почву каменистую. Глубинной веры в России нет. Кроме того, даже религиозно объединённые миллионы мусульман России должны пройти процесс этногенеза, крайне затруднительный в эпоху перехода рвов и засыпания границ.

Исход. О главном

Нет в России Национальной Идеи, и вряд ли она возможна сейчас и в обозримом будущем. (Хотелось бы мне ошибаться!) Нет Нации, нет достойных людей, есть лишь глубинное действие образов западной цивилизации, разрывающей не только нацию, но и душу каждого отдельного россиянина.

И, наконец, то, что называется Русской Идеей, есть идея православная, церковная. Идеальная Россия – даже не нация, а большая церковная община, головой которой являлся государь. По XVII не говорили «русский», свою идентичность выражали словом «християне». Русская нация была православной семьёй, где царь был отцом и катехоном, ответственным за душу и тело каждого. «Именно принадлежность к православию, а не национальность играла первостепенную роль в этнокультурной идентификации на Руси» (34). Воскресить Русскую Идею в отсутствие Веры невозможно, это не удалось даже Уварову «сверху», при прекрасном понимании тогдашними «верхами» необходимости того. Секуляризация уже разрывала души и сознания. А безрелигиозная привязка Национальной Идеи приведёт только к языческой дискретности, которая либо Россию уничтожит, разорвёт, либо даст возможность вмешаться Упорядочивателю со стороны (мондиалистская концепция «управляемого хаоса»).

Некоторые современные философы обращаются к хранителю традиционной русской идентичности – староверам (А. Дугин). Логическая посылка: хранители Старой Веры могут вдохновить Россию на новое великое объединение – в Евразию (35). Но, во-первых, нет народа, который бы можно было бы собрать и вдохновить Старой Верой. К тому же староверы давно не считают себя идентичными прочим русским, сохранив традиционную привязку «русский = православный». Во-вторых, религиозность в России как в форпосте Запада вышла на уровень дискурса, и староверие просто выродится в интеллектуальную моду, чуждую миллионов. Даже в том случае, если «верхи» заполнят всю инфосферу древлеправославием.

В-третьих, Россия, наверное, там, где заслужила быть. «Светлое будущее», «горизонты прогресса», «гражданское общество», «правовое государство» - идеи, блудно чуждые Православию. Как и прочим традиционным религиям. Православие говорит об истории как разрушении, отдалении, отчуждении, забывании Смыслов. Венец истории – антихрист. И устремлённость в будущее – устремлённость к нему. Отдавая себя чужим, мы становимся предателями Истины, вверенной нам Богом. А изменник хуже врага…

Глобализация – смерть России, конец умирания. Русская Национальная Идея – засада глобализма, ведущая к обрыву иными тропами по полю Запада. Что же делать? Покоряться существующему порядку нельзя, но для его изменения необходимо, словами Генона, придерживаться принципов более высокого порядка (36). Если «консервативная революция» и появление в России «Партизана» (37) и возможны, то только как возрождение Древлеправославной Веры, стремления к Исусу Христу каждого отдельного русского. Путь к Вере должен быть проложен через каждую семью, а не через мониторы и мобильники, сквозь уныние и безнадёжность. Через индивидуальное углубление в православный фундаментализм – к духовной помощи своим ближним. А чаемый результат – возрождение (или рождение?) великой русской нации, могущей хоть на миг самопожертвенно воспротивиться наползающему хаосу бездуховности.

«Я тоже такой, только хуже.

Мне просто печально, что мы могли бы быть люди…»

21.01.2006.

Балаково

1. Шафаревич И.Р. Есть ли у России будущее? // Публицистика. – М.: Сов. писатель, 1991. – С. 103.

2. Дебор Г.-Э. Общество Спектакля. – М.: Логос, 2000. – С. 172.

3. Генон Р. Кризис современного мира // Избр. произв. – М.: Беловодье, 2004. – С. 253.

4. Гиренок Ф.И. Пато-логия русского ума. – М.: Аграф, 1998. – С. 221.

5. Макиндер Х.Дж. Географическая ось истории // Классика геополитики, ХХ век. – М.: АСИ, 2003. – С. 11.

6. Зиновьев А.А. Глобальный человейник. – М.: Центрполиграф, 2000. – С. 151.

7. См.: Корнев С. Мистика, Звёздные Войны и один парадокс массовой культуры // http://www.inache.net/filosof/ni_del.html

8. Панарин А.С. Искушение глобализмом. – М.: Эксмо, 2002. – С. 314.

9. Иванов Д.В. Виртуализация общества. Версия 2.0. – СПб.: Петерб. востоковед., 2002. – С. 186.

10. См.: Ортега-и-Гассет Х. Человек и люди // «Дегуманизация искусства и другие работы. – М.: Радуга, 1991. – С. 437.

11. Дебор Г.-Э. Общество Спектакля. – М.: Логос, 2000. – С. 30.

12. Фромм Э. Современное положение человека // Догмат о Христе: Сб. произв. – М.: Олимп, АСТ-ЛТД. – С. 94.

13. См.: Юнгер Э. Труженик // http://traditionallib.narod.ru/slovo/philos/soc/unger01.htm

14. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием в России сегодня. – М., 1999.

15. Иванов Д.В. Виртуализация общества. Версия 2.0. – СПб.: Петерб. востоковед., 2002. – С. 68.

16. Достоевский Ф.М. Идиот // Собр. соч. В 15 т. Т. 6. – Л.: Наука, 1989. – С. 456.

17. См.: Платон. Пир. // Мир и Эрос: Антология философских текстов о любви. - М.: Политиздат, 1991. – С. 17.

18. Фромм Э. Искусство любить // Душа человека. – М.: АСТ-ЛТД, 1998. – С. 176.

19. Анекдот XXI века:

- Вовочка, иди ужинать!

- Сейчас, папа!

- Это не папа, это мама!

- (тихо) Да кто вас, «голубых», разберёт, кто – мама, кто - папа!

20. Платон. Государство. – М.: Мысль, 1998. – С. 288.

21. Генон Р. Кризис современного мира // Избр. произв. – М.: Беловодье, 2004. – С. 187.

22. Шахов М.О. Старообрядческое мировоззрение: религиозно-философские основы и социальная позиция. – М.: Изд-во РАГС, 2001. – С. 117.

23. Христианская жизнь по Добротолюбию. – М.: Свято-Данилов мон-рь, 1991. – С. 168.

24. Трубецкой Н.С. Европа и человечество // Классика геополитики, ХХ век. – М.: АСТ, 2003. – С. 93.

25. См. Алексий Самойлович. Меч Духовный // http://starover.boom.ru/mechspiritual1.html

26. Шахов М.О. Старообрядческое мировоззрение: религиозно-философские основы и социальная позиция. – М.: Изд-во РАГС, 2001. – С. 151.

27. Генон Р. Кризис современного мира // Избр. произв. – М.: Беловодье, 2004. – С. 218.

28. Хайдеггер М. Просёлок // Работы и размышления разных лет. – М.: Гнозис, 1993. – С. 239.

29. Зиновьев А.А. Глобальный человейник. – М.: Центрполиграф, 2000. – С. 434.

30. Сартр Ж.П. Слова // Изб. произв. – Минск: Попурри, 1999. – С. 280.

31. Панарин А.С. Искушение глобализмом. – М.: Эксмо, 2002. – С. 26.

32. Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. // Север. – 1994. – № 10. – С. 145.

33. См.: Джемаль Г. Евразийство – будущее России (тезисы) // http://www.kontrudar.ru/speech_1.html

34. Шахов М.О. Старообрядческое мировоззрение: религиозно-философские основы и социальная позиция. – М.: Изд-во РАГС, 2001. – С. 101.

35. См.: Дугин А.Г. Евразийство и Староверие // http://www.arctogaia.com/public/dug3.htm

36. Генон Р. Кризис современного мира // Избр. произв. – М.: Беловодье, 2004. – С. 252.

37. См.: Шмитт К. Теория Партизана: Промежуточное замечание по поводу понятия Политического // http://traditionallib.narod.ru/slovo/philos/polit/schmitt01.htm

вопрос священнику

e-mail автору проекта