Е.М.Юхименко (Москва)

 

Историческая память старообрядчества и почитание протопопа Аввакума в Выговской поморской пустыни

 

Сознание древнерусского человека отличалось историчностью: как действительно бывшие воспринимались все события и лица, описанные в книгах Ветхого и Нового Завета, хронографах, житиях, сказаниях. Они были частью истории и в то же время частью сегодняшнего дня, являясь абсолютным мерилом современных мыслей и поступков (это ярко проявилось в таком литературном приеме, как реминисценция, или уподобление). Христианская Русь жила не только памятью о святых, но и памятью обо всех умерших. Понятие человеческого рода не было абстрактным: за праотцем Адамом, пророками, царями, вселенскими патриархами, с которых начиналось церковное поминовение, непременно входившее в службы суточного, седмичного и годового круга, следовали подвижники, жившие не в столь отдаленные времена, люди, непосредственную память о которых сохраняло еще жившее поколение. Вполне естественно, что старообрядцы, остававшиеся в рамках прежней культурной традиции, в этот исторический ряд включали и своих собственных подвижников — защитников старой веры. Они дополнили общерусский Синодик новыми статьями, в которых поминались "за благочестие пострадавшие" и "за благочестие сожженные" в различных районах России.  Хронологический момент — первые века христианства или XVII столетие — не имел существенного значения, поэтому протопоп Аввакум в послании Симеону писал, что пострадавший за древнее благочестие "с мученики в чин, со апостолы в полк, со святители в лик, победный венец, сообщник Христу, Святей Троице престолу предстоя со ангелы и архангелы и со всеми бесплотными, с предивными роды вчинен".

Мученическая смерть за веру была высшим христианским подвигом. В сознании старообрядцев подвиг стояния за освященные вековой традицией церковные предания уравнивал новых страдальцев с древними. Об этом прямо писали и дьякон Федор в Послании из Пустозерска сыну Максиму и "прочим сродникам и братьям по вере",  и инок Евфросин, автор "Отразительного писания о новоизобретенном пути самоубийственных смертей".  Для выговских общежителей кровь старообрядческих мучеников не только приравнивала их к первым христианским подвижникам, но и служила доказательством сохранения старообрядцами истинной православной веры: "Блаженна еси, земле Российская, на конец веков обагрившаяся мученическою многоговейною кровию", — так заканчивал старообрядческий мартиролог "Виноград Российский" Семен Денисов.

В Выговской пустыни в силу особой созидательной религиозно-культурной программы ее основателей всеобщее почитание первых вождей старообрядчества приняло глубокий характер и самые разнообразные формы.

В ряду других ранних старообрядческих центров Выговское общежительство выделяли духовные связи и непосредственная преемственность по отношению к первым учителям старообрядчества.

Соловецкий выходец дьякон Игнатий, адресат протопопа Аввакума и автор сочинения в защиту двуперстного крестного знамения, был вхож в дом Дионисия Евстафьева, у которого крестил старшего сына Андрея, будущего выговского киновиарха, и в дом Прокопия Яковлева, отца будущего уставщика пустыни Петра. Даниил Викулин и Петр Прокопьев приходились духовными детьми тихвинскому игумену Досифею, известному проповеднику старообрядчества на Севере и на Дону. Важную роль в начальной истории общежительства сыграл инок Корнилий, свидетель многих событий начальной истории раскола, который получил благословение от пустозерских узников протопопа Аввакума, дьякона Федора, Лазаря и Епифания.

Выговские жители также почитали первых старообрядческих учителей, уповая на их покровительство. Это подтверждает сообщение "Истории Выговской пустыни" о Петре Прокопьеве. Первый уставщик общежительства, явившись после смерти Вассе Угарковой, поведал ей о том, что "без задержания" прошел воздушные мытарства именно благодаря заступничеству "новых страдальцев и мученик и исповедник" протопопа Аввакума, священноиерея Лазаря, дьякона Федора и инока Епифания, которых он "в животе своем в пустыни живучи, по вся дни <…> поминал панихидами и канонами и молением и всегда их призывал в молитвах себе на помощь".

В сводном старообрядческом Синодике, составленном на Выгу в начале XVIII в., пустозерские узники открывают список пострадавших за древнее благочестие.

Уже в первые годы существования Выговского общежительства, в конце XVII в., сложилось почитание новых старообрядческих мучеников и их мощей.

Пустозерск — место ссылки и казни протопопа Аввакума и его соузников — стал одним из центров старообрядческого движения. Новые документальные материалы показывают, что и в конце XVII в. влияние аввакумовских идей на местных жителей не ослабевало. Холмогорского архиепископа Афанасия беспокоило состояние церковных дел в этом отдаленном пункте его обширной епархии десять лет спустя после казни 1682 г. 19 декабря 1691 г., основываясь на том, что "с прошлого де 191 (1683)-го году по 199 (1691)-й год писали к нему Пустозерского острогу священники многажды и иные многие люди извещали", архиерей сообщал царю: "А прежние де расколники Аввакум и Лазор с товарыщи, которые сосланы в тот же Пустозерской острог, досталных жителей, возмущая, прелщают и в той своей прелести утверждают, и от того де тот Пустозерской острог с принадлежащими месты душевне разоряютца до конца". 9 января 1692 г. пустозерскому воеводе И. М. Леонтьеву был послан царский указ о сыске в Пустозерском остроге старообрядцев.

Часто в те места, где еще в конце XVII — начале XVIII в. сохранялась живая память о протопопе Аввакуме (в частности, до 1713 г. в Пустозерске жил священник Введенской церкви Андрей, его ученик и последователь), ездили и сами выговцы. 10 марта 1725 г. в доношении в Канцелярию Московского Синодального правления сообщалось: "<…> На Мезени и в Пустозерске многие люди развращены от церкве в раскол, а паче в крестном сложении упрямствуют, а оная прелесть размножена в тех местах от выгорецких общежителей данилова согласия, которые почасту в тех местах бывают, а инде и довольное время живут".

В Пустозерск выговцы ездили для поклонения останкам первых старообрядческих мучеников. Об подобном случае рассказывается в дополнительной главе к "Винограду Российскому". Семен Денисов и новгородец Гавриил Евтихиев (Евтефиев) ездили в Архангельск "ради братских потреб" и оказались на Мезени. Поскольку о пострадавших здесь (в 1670 г.) учениках Аввакума Федоре и Луке выговцы "довольно и прежде слухом огласившеся", то они пошли на их могилу, находившуюся "в месте некоем близ слободы Мезенския" ("над нею срубец мал покровен"). По крайне стесненным обстоятельствам того времени старообрядцы не могли совершить достойного поминовения своих страдальцев: "Симеон и Гавриил, страстотерпческою любовию уязвена, говейно внидоста, благословляющеся аки у живою подвижнику. И егда начинающым им панихиду пети и во многом умилении и духовной любви к страстотерпческому месту и на персть ону смотрящым и поющым, ни свечки вжегшым, чем ли бы имели зажещи, огня не имуще, ни кадильницы за опасение и страх имеюще, во еже бы и должно покадити страдальческая гроба" — они стали свидетелями чуда: "внезапу почувствова Симеон Дионисиевич воню некую благоуханную".

Подобно тому, как первые христиане собирали все возможные сведения о мучениках за веру (позднее эти материалы использовались при создании мартириев), так и старообрядцы уже с середины XVII в. старались сохранить исторические свидетельства о страдальцах за древнее благочестие. Единственным центром, предпринявшим широкомасштабный сбор сведений о старообрядчестве в России, оказалось Выговское общежительство. Идея, питавшая это предприятие, заключалась в осознании выговцами своей преемственности по отношению к первым подвижникам древнего благочестия и своей роли в деле сохранения старой веры. Результатом явилось создание цикла исторических сочинений о старообрядческом движении второй половины XVII — первой половины XVIII в. В 1710-е гг. была написана "История о отцах и страдальцах соловецких" Семена Денисова, а затем, в 1730-е гг., — его же "Виноград Российский" и заключительная часть исторического триптиха — "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова.

Уже в начале XVIII в. на Выгу была "малая книжица" — сборник типа Пустозерского, включавший Житие протопопа Аввакума и первую часть Жития инока Епифания, написанную, что особо отмечалось выговскими книжниками, его собственной рукой. Автор черновых записок, положенных в основу выговского Жития Кирилла Сунарецкого, сообщал: "Но и в пустыни сей живущу ми, видех книжицу малую, в ней же написано житие и страдание за древнее благочестие дивнаго во отцех и чюднаго во страдании протопопа Аввакума. И в той книжице видех написано отчасти житие сего блаженнаго Епифания его рукою по молению некоего христолюбца, а понуждением и благословением протопопа Аввакума".

Автобиографическое житие Аввакума (в редакции А) использовал Семен Денисов в "Винограде Российском". На основе этого источника написана глава об "огнепальном протопопе": отсюда заимствуются все факты его биографии и подробности событий. Данный памятник послужил источником и для других глав: о протопопе Костромском Данииле, пресвитере Муромском Логине, попе Романово-Борисоглебском Лазаре, старце Авраамии, дьяконе Федоре.

Выговцы почувствовали завещательный характер Жития протопопа Аввакума. Об этом памятнике Семен Денисов написал так: ""Свидетельствует и сам предоблий своеручным писанием, еже о своей жизни при скончании своем, свое православие изъявив, написа... На конце онаго исповедания таковая глаголет, по вышереченному Афанасию, сице: Аз протопоп Аввакум верую, сице исповедую, с сим живу и умираю".

Выговские книжники предприняли полномасштабный сбор устных свидетельств о подвижниках благочестия. На основе устных источников написана значительная часть глав "Винограда Российского". История жизни и стояния за веру "огнепального протопопа" достаточно полно была отражена в письменных источниках, никаких иных устных рассказов выговская традиция не зафиксировала. За исключением, может быть, одного факта. Все три произведения — "История об отцах и страдальцах соловецких", "Виноград Российский" и выговское житие Епифания — указывают одну и ту же дату казни пустозерских узников: Великий пяток 7189 (1681) года (ИС. С. 185; ВР. Л. 33 об.; Ег—1137, л. 379 об.). Видимо, эта дата восходит к устному источнику: несмотря на допущенную ошибку в годе (1681 г. вместо 1682 ), совершенно точно назван день — Великий пяток. Действительно, казнь состоялась 14 апреля 1682 г.,  а Пасха в этом году приходилась на 16 апреля.

Заслуга Выговской пустыни перед всем старообрядчеством заключается не только в собирании, сохранении и распространении исторических сведений о первых старообрядческих учителях, в том числе протопопе Аввакуме, но также в сохранении и переписке их сочинений.

Выговский скрипторий в значительной степени способствовал широкому распространению сочинений протопопа Аввакума. На Выгу переписывались его Житие, послания, челобитные. Примечательно, что в распоряжении выговских переписчиков имелись все три авторские редакции Жития протопопа Аввакума  Здесь же был составлен отдельный сборник, широко распространенный в рукописной традиции, включавший Житие в редакции А, Пятую челобитную и цикл сочинений протопопа Аввакума (особую редакцию "Книги бесед", послание "горемыкам миленьким" и другие небольшие произведения и отрывки).  Один такой сборник принадлежал Ивану Феоктистовичу Долгому,  петербургскому купцу, известному попечителю Выго-Лексинского общежительства конца XVIII в. и основателю поморской часовни на Моховой улице в Петербурге.

Почитание протопопа Аввакума в Выговской пустыни не только свидетельствует о глубокой исторической памяти, присущей старообрядцам, но также о том, что ранняя история этого движения была одинаково почитаема в двух основных направлениях старообрядчества — поповском и беспоповском, — сложившихся под давлением внешних обстоятельств и окончательно оформившихся только в конце XVIII – начале XVIII в.