Митрополит московский и всея Руси Андриан: «Старообрядцы ждут молодых»

 

Прошел месяц с того дня, как на Освященном Соборе Русской Православной Старообрядческой Церкви ее предстоятелем был избран епископ Казанский и Вятский Андриан (Четвергов). Многим такой результат голосования показался неожиданным: победу прочили епископу Костромскому и Ярославскому Иоанну. Строились прогнозы о курсе, который намерен взять новый глава РПСЦ. Свое первое подробное интервью после настолования (интронизации) митрополит АНДРИАН дал "Новым Известиям".

 

– Владыко, правду ли говорят, будто Митрополит Алимпий, ваш предшественник, знал, что умрет в 2003 году, и так и получилось, что он умер 31 декабря?

 

– Я с ним виделся буквально за день до смерти. Настроения у него не было такого, что вот именно сейчас он должен умереть. Более того, он надеялся дожить до своего 75-летия, то есть до нынешнего лета. Когда же я с ним в последний раз встретился, он уже не чаял дожить до Рождества. За последний год владыка все-таки перенес три инфаркта.

 

– Чувствовали ли вы, когда ехали в Москву на Собор из Казани, что жребий падет на вас? Были у вас наготове какие-то конкретные предложения, наработки по дальнейшей жизни Церкви?

 

– То, что аз, грешный, стал Митрополитом Московским и всея Руси, было для меня в значительной степени неожиданным. Я, один из двух самых молодых по времени поставления во епископы, благоговел и сам уговаривал старейшего владыку Иоанна принять служение. Тем не менее соборный голос указал на меня, посему я смирился и приступил к обязанностям, легшим на мои плечи... Никаких особых наработок у меня не было, а вот желание приступить к каким-то более активным действиям, не скрою, было большое. Некоторые газеты, писавшие о Соборе, обвинили меня чуть ли не в заговоре, совершении переворота. Должен сегодня сказать: эти упреки были сделаны по заказу лиц, желавших во что бы то ни стало не допустить непредвзятых выборов. Их стремление вызвано было нежеланием вообще что-либо менять в нашей церковной жизни, расставаться с личными привилегиями и материальным благополучием.

 

– Современное общество практически ничего не знает о старообрядцах, при том, что когда-то, говоря строго, мы все были ими. Если бы старообрядцы сами о себе активнее заявляли, возможно, все было бы по-другому?

 

– Я бы разделил ответ на две части. После гонений, начавшихся в XVII веке и продолжавшихся с коротким перерывом перед революцией почти 300 лет, наша Церковь умалилась, как бы ссохлась. Главная причина в том, что мир все больше отступает от Христа, происходит то, что мы зовем обмирщением. Соответственно, Церковь все более сжимается. Но мы открыты для всех. Что касается политической составляющей, то, конечно, здесь ситуация во многом зависит от предстоятеля. И мое понимание в этом вопросе отличается от понимания моего предшественника. Я считаю, что у нас должно быть более близкое и свободное общение с государственными руководителями разных рангов, с благонамеренными деятелями в различных направлениях общественной жизни, в том числе и культурных, и деловых, коммерческих. Я думаю, нам и контакты с иноверцами вреда причинить не могут, напротив, способны смягчить взаимные проблемы и претензии. Тяжело сознавать, что о нас складывается представление как о закрытых, подозрительных, даже темных людях. Здесь все-таки не наша вина, а тех, кто желал, чтобы мы вообще исчезли.

 

– Сопоставимы ли гонения, которым подверглись старообрядцы в советское время, с теми, которые претерпела РПЦ, о чем она когда-то молчала, а теперь не упускает случая напомнить, завоевывая себе все большие привилегии?

 

– По понятным причинам у нас нет полной статистики. Но достаточно сказать, что если в 1924–28 гг. в нашей Церкви были 30 епископов, то в предвоенные годы остались только 3, из которых лишь один на себе не испытал, что такое сталинские лагеря. Богоборческие власти не только гнали и казнили верных, но и искали в Церкви малодушных. Сказать, что вербовка совсем не коснулась нашей Церкви, нельзя. В частности, в 1985 г., в самом начале служения моего брата отца Геннадия, ему предлагалось некое негласное сотрудничество. Он отказался, а кто-то, возможно, и уступал... Но, пожалуй, будет уместнее говорить о духовной стойкости. Вспоминается один из довоенных епископов, уральский владыка Сергий (Кулагин). Сохранилась его фотография, сделанная в сталинском лагере в 1936 г. Он весь в каких-то лохмотьях, в драном полушубке. На обратной стороне фотографии чьей-то рукой сделана надпись: "Остался непродажным". И он такой был не один... Варварские гонения привели к огромным потерям. Вспоминаю опись конфискованного имущества храма города Казани – она содержала десятки пудов серебра: иконные оклады, лампады. Все колокола, самый большой из которых имел диаметр более двух метров, пошли на переплавку. Царские врата исчезли бесследно. К счастью, сохранились иконы из резного деревянного иконостаса. Сначала они пребывали в молитвенном доме, часть сохранил музей и потом любезно вернул, часть икон уехала в Ижевск.

 

– А, кстати, как вы стали иконописцем? И пишете ли иконы сейчас?

 

– Мечта возникла очень давно, но я не знал, как подступиться к этому. Мне представилась возможность познакомиться с иконописью, когда мы начали реставрацию храма. К нам в Казань приехал из Москвы специалист по реставрации храмов и иконописей Ильгиз Ханов (крещенный Игорем). К нему я и напросился в помощники. В дальнейшем я дополнил свои навыки от старообрядческих иконописцев Димитрия Барановского, инока Алимпия (Вербицкого), Александра Туинова. Я активно занимался иконописью не более трех лет. Когда стал священнослужителем, времени все меньше оставалось, а уж сейчас особенно.

 

– Патриарх Алексий II, когда его спросили об отношениях со старообрядцами, назвал их братскими и развивающимися. Как вы эти отношения расцениваете?

 

– Развития особого я, к сожалению, не вижу... Поэтому назвал бы отношения с РПЦ скорее добрососедскими. Но чувствуем среди рядового духовенства Патриархии растущий к нам интерес. Процесс идет в этом направлении с их стороны без каких-то наших предварительных действий. К таким особенностям нашей церковности, как двуперстие, трехпогружательное крещение, унисонное знаменное пение, древнерусские каноны иконописи, они сейчас относятся более сочувственно, чем прежде, понимая, что это не формальная сторона, а вещи ключевые и глубинные.

 

– Можете ли вы спустя месяц после своего настолования назвать главные задачи, стоящие перед РПСЦ?

 

– Проблем наболевших очень много: неразвитость просветительского, издательского и образовательного дела, отсутствие значимых социальных программ, недостаточность проявлений христианского милосердия, социального служения. Восстановить все это – наша перспективная задача. Но есть и "злоба дня". Вопросы, которые нужно решать срочно. Скажем, судьба Рогожской слободы, где находится наш духовный центр. Здесь нам выделена обширная территория с множеством зданий, исторически принадлежавших нашей Церкви, пребывающих в тяжелом состоянии. Предстоит сложная реставрация Рождественского храма, колокольни, продолжится реставрация росписей Покровского собора. Необходимо решить вопрос о дальнейшем использовании всех возвращенных зданий, учитывая и интересы города, всего общества. Причем желательно успеть многое сделать в течение года. Ведь в апреле 2005 г. мы будем торжественно отмечать 100-летие распечатания алтарей рогожских храмов и издание – впервые в России – царского манифеста об укреплении начал веротерпимости.

 

– Закон о веротерпимости подарил старообрядцам 12 лет свободы: с 1905-го по 1917-й. Каковы, с позиции наших дней, значение и последствия этого события?

 

– Те 12 лет называют "золотым веком" старообрядчества. Это был короткий, но очень плодотворный период нашего духовного развития, просветительской и образовательной деятельности и той информационной открытости, к которой мы теперь опять стремимся. Наше время в известной степени напоминает "золотой век" по возможностям, которые предоставлены старообрядцам. И мы надеемся, что сможем использовать их для подобного рывка, чтобы хоть отчасти восполнить упущенные возможности и понесенные потери. Мы хотели бы видеть сегодняшнее Рогожское кладбище подлинным духовным центром русского древлеправославия. Но если после 1905 г. у нас открылся старообрядческий институт, сейчас наши планы скромнее – мы намереваемся открыть в Рогожском поселке семинарию.

 

– И сколько там будет учащихся?

 

– К сожалению, наш опыт в области образования надолго прервался. Первое старообрядческое духовное училище в современной России было восстановлено лет пять назад, в него поступили порядка пятнадцати человек. Я думаю, что сейчас, если мы объявим набор, на этот призыв откликнутся больше желающих. Вообще так сложилось, что практически ни у кого из нас, из нашего духовенства, нет специального церковного, богословского образования. Поэтому нет и преподавателей по тем или иным дисциплинам. Тем не менее есть люди, которые выделяются в направлениях конкретных знаний, и мы намерены пригласить их для ведения занятий. Решение вопроса кадров для нас – это подготовка людей, которые прежде всего прилежны в церкви. Буквально с детства идет их воспитание, вся церковная жизнь у них перед глазами, часто мы ставим их еще в детском возрасте в чтецы – помощники священника в алтаре. Многие, не имея ни музыкального, ни художественного образования, перенимают традиции и поют по крюкам, пишут иконы...

 

– А как проходит у вас подготовка будущих пастырей?

 

– В отличие от РПЦ, у нас инициатива поставления в священники и назначения на приход исходит от общины. От народа Божия. Община сама выбирает себе достойного кандидата, который, соответственно, потом проходит необходимую подготовку и утверждается Митрополитом. Сейчас у нас официально около 300 приходов, хотя есть и незарегистрированные приходы, моленные дома. На десять епархий лишь пять епископов. Но, думаю, с Божьей помощью положение выправится. Старообрядческие приходы рассеяны по всему миру. У нас есть приход в Австралии, Германская епархия с кафедрой в Аугсбурге, во главе с епископом Амвросием, этническим немцем, но духовно чувствующим себя русским... В Ржеве Тверской области очень активный, динамичный приход, в Казани, откуда я родом, среди старообрядцев очень много молодежи.

 

– "Молодой старообрядец" на сторонний слух звучит необычно...

 

– Получилось так, что людей среднего возраста и среди священников, и среди мирян достаточно немного. В основном я сужу по своему казанскому приходу, который можно даже назвать "молодежным". Но это общее явление... Тут многое зависит от настоятеля, прямо скажем. Церковная жизнь прихода не должна ограничиваться только службой, она должна обязательно включать в себя и воскресную школу, и какое-то внецерковное общение, совместные поездки. Под Казанью действует летний молодежный лагерь, такие же есть и в некоторых других приходах. Ребята с радостью проводят время на природе, но и вести себя при этом нужно в соответствии с христианской этикой, разрешая для себя какие-то духовные вопросы... Я считаю, что, если прихожане видятся только в храме и, помолясь, опять расходятся, это признак отсутствия жизни церковной.

 

– Владыко, кстати, чем занимаются ваши трое детей?

 

– Сын работает в сфере снабжения, старшая дочь занимается в Академии культуры, младшая учится в 7 классе общеобразовательной школы и посещает занятия в школе художественной.

 

– То есть вполне современные молодые люди...

 

– Не вполне – все-таки они старообрядцы. – Пользуетесь ли вы благами современной цивилизации – компьютером, Интернетом, мобильным телефоном? Смотрите ли ТВ, бываете ли в театрах, в кино, в музеях и на выставках?

 

– Так называемые "блага цивилизации", если иметь в виду технические достижения, мы стараемся использовать по потребности. Для связи, например, или в качестве источников информации. Но есть и другие "блага": массовая культура, всевозможные шоу. С точки зрения христианских канонов, этики и нравственности, быть соучастниками всевозможных зрелищных мероприятий недопустимо для священнослужителей и недостойно для мирян. А вот посещение выставок, музеев, если это не связано с чистым развлечением или какими-то проявлениями богоборчества, помогает работе ума и души, может принести пользы паче вреда. Но в любом случае надо чутко прислушиваться к своей совести: не переходишь ли ты некую грань?

 

– Есть ли среди сегодняшних старообрядцев бизнесмены, а среди ваших благотворителей – не старообрядцы?

 

– Таких примеров очень много. Вообще у меня такое ощущение, что люди устали от лицемерия, лжи, гонки за выгодой и в бескорыстной помощи находят отдушину. Некоторые делают это, вспоминая о своем старообрядческом происхождении, другие ощущают духовную тягу к простой и чистой вере. Многие потом приходят в Церковь, становятся нашими прихожанами. Но часто условием такой помощи, если она идет от чистого сердца, является анонимность. Вправе ли я приводить конкретные примеры, если это может повредить человеческой душе?

 

– Владыко Андриан, чего, по-вашему, до сих пор не поняли в старообрядцах окружающие?

 

– Боюсь, что список может оказаться слишком долгим... Начнем с того, что наша Церковь – русская и Православная. То, что мы вынуждены были стать старообрядцами, – лишь результат стечения исторических обстоятельств. Но веру-то мы содержим ту же, что и преподобные Сергий Радонежский, Александр Свирский, Кирилл Белозерский и благоверная Анна Кашинская. Это вера, взятая из Византии, в которой за столько веков ничего не изменилось. Речь не только об обрядах, книгах и богослужебных чинах, есть еще такие понятия, как дух Церкви, подлинная соборность, свобода, остающаяся свободой даже в гонениях. Акцент на обрядность не отражает полноты наших отличий от, скажем, патриаршей церкви. Второе, о чем хочется сказать, – растущее общее непонимание между миром современным и миром традиционным. Мы, члены Церкви Христовой, не можем возвести забор между собой и гибнущим миром и спасаться, так сказать, корпоративно. Мы должны ежедневно напоминать сами себе слова святого Евангелия: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную". Наш долг – идти и пробуждать в современниках веру, проповедовать Христа. Но как это делать? Очевидно, так, чтобы сограждане перестали воспринимать нас как чудаков, продолжающих спор трехсотлетней давности. Мы сделали свой выбор в пользу древней традиции Православия и готовы об этом рассказывать всем на современном языке. Тогда, может быть, одним непониманием в мире станет меньше.

 

 

Справка "НИ"

 

Митрополит АНДРИАН (в миру Александр Геннадьевич Четвергов) родился 14 февраля 1951 г. в старообрядческой семье в Казани. Получил начальное художественное образование, закончил Казанский авиационный институт. Работал инженером-конструктором сначала в ЦКБ оптико-механического завода, позднее – в СКБ спортивной авиации. В 1986 г. оставил светскую работу и начал трудиться при старообрядческом храме в Казани. С 1995 г. пробовал себя в качестве иконописца. В 1980 г. женился на Наталье Александровне Штриневой из рода нижегородских старообрядцев. Имеет сына и двух дочерей. В 1998 г. овдовел. 17 октября 1999 г. был посвящен в сан диакона, спустя полгода в сан священника. Тогда же Освященный Собор включил его в список кандидатов в епископы. В следующем году был пострижен в монахи с именем Андриан. В апреле 2001 г. возведен в сан епископа и определен на Казанско-Вятскую епархию. В феврале 2004 г. на Освященном Соборе подавляющим большинством голосов избран Митрополитом Московским и всея Руси.

 

Валерий Коровин, Михаил Поздняев

"Новые Известия", 23 марта 2004